Толпа оцепенела от ужаса. Люди боялись дышать, ожидая вспышки неукротимого божьего гнева. Но бог стоял на крыльце в полной неподвижности, а древний Лопрен Варх все говорил и говорил, бросая в лицо ему слова одно дерзостнее и страшнее другого:

— Как же ты посмел, о владыка, явиться к нам и обольщать нас сладостными речами о счастье и справедливости?! Ты, который не любишь нас, презираешь нас не менее своих священнослужителей! Ты, для которого мы не более чем мошкара над болотом!.. Нет, повелитель вселенной, наказывай меня, поражай меня великим гневом своим, но я еще и еще раз говорю тебе: ты не любишь людей! Ты никого не любишь, кроме себя! Ты — бог непонятный, жестокий, властолюбивый и лицемерный! Ты не наш, не человеческий бог! Я не верю тебе более, и я рад, что перед смертью смог сказать тебе об этом прямо в лицо!.. А теперь, чудотворный создатель, да свершится воля твоя!.. Ашем табар!

Наступила страшная тишина.

Пораженный услышанным, бог стоит как каменное изваяние и, сурово сдвинув брови, мучительно ищет ответа на обвинения старого Варха. А крестьяне словно завороженные смотрят на него в томительном ожидании.

Один только старичок спокоен. Высказавшись и покрыв свою голову шляпой, он стоит, опершись на палку, и чуть-чуть покачивается из стороны в сторону, будто дремлет.

Дуванис сильно переживает за бога. Он наклоняется к его плечу и шепчет:

— Скажите им правду, ведеор! Откройтесь! Право, будет лучше!..

— Нет!!! — гремит бог и гордо вскидывает голову, сразу отбросив все свои колебания. — Я — истинный бог справедливости и добра!.. Не бойтесь меня, чада мои! Не бойся и ты, бедный престарелый сын мой! Горько мне было выслушать упреки человека, но в этих упреках много правды. А за правду можно ли карать?! Верьте мне, люди, что отныне я полностью возьму вас под свою опеку и избавлю вас от всех ваших горестей! Не голод вас ждет, не нищета, а радостная и счастливая жизнь здесь, на вашей земле!.. С миром идите по домам, чада мои, и отныне, впредь и навсегда запомните: не молитвы и рабий страх, а поиски знаний, разбиение оков и создавание всеобщего благополучия являются признаком и достоинством настоящего человека! Мир да пребудет с вами. Ашем табар!

Благословив народ, бог резко повернулся и ушел в дом. Дуванис и Калия скрылись вслед за ним.

Над толпой крестьян проносится вздох облегчения. Изумленные, потрясенные, люди в молчании расходятся по своим дворам. К древнему Варху подходят его многочисленные правнуки и бережно уводят прочь…

В САРДУНУ! В ГРОССЕРИЮ!

— Оставь, Дуванис, не уговаривай меня! То, что произошло, не может разрушить моих планов. Я не вижу в этом происшествии ничего рокового. Напротив, я убедился, что люди верят в бога, верят в мой непререкаемый авторитет. Ведь этот замечательный, бесстрашный старичок Лопрен Варх лишь упрекал меня в ничем не оправданной жестокости. Но он не отрицал меня! Слышишь, Дуванис, не отрицал! Он не усомнился в моей божеской сущности, хотя и отказался верить в мою доброту и справедливость. Пусть жестокого и кровожадного, но он видел во мне бога и был уверен, что за свою неслыханную дерзость понесет тут же, на месте, самое ужасное наказание. Но даже столь глубокое разочарование в божеском милосердии не может вытравить в сердцах народа самую веру в бога. Из этого и нужно исходить…

— Зачем вы мне это говорите? Я и так вижу, ведеор, что уговаривать вас не имеет ни малейшего смысла, — говорит Дуванис. — Вы должны на деле убедиться в своем заблуждении. Боюсь только, что опыт вам достанется слишком дорогой ценой. Гроссерия, ведеор, — это западня, из которой вы не вернетесь!

— Напрасные тревоги, друг мой! Они не посмеют ко мне прикоснуться!

— Не посмеют? Вот и видно опять, что вы не знаете людей. Сын божий не только посмеет прикоснуться к вам, но даже прикажет вас уничтожить, если увидит для этого хоть малейшую возможность. Уж кому-кому, а гроссу сардунскому совсем не нужен взаправдашний бог!.. Кстати, ведеор, один вопрос по существу. Вы несколько раз говорили о вашем совершенном себяведении и даже особенно упирали на это. Скажите, ваше тело отличается чем-нибудь от человеческого или вас можно убить так же, как любого из смертных?

— Ты коснулся моей сокровеннейшей тайны, друг мой Дуванис! — удивленно вскричал бог и, прекратив хождение, подсел к столу. — Еще и еще раз поражаюсь твоему уму и проницательности. Но я считаю тебя настоящим другом и открою тебе даже эту тайну. Слушай!

Бог смирил раскаты своего оглушительного голоса почти до шепота и придвинулся вплотную к Дуванису:

— Я устроен так же, как человек, но ткань моя имеет особую структуру. Ведь я сгусток полевой энергии и собран из такой комбинации простых элементов, которая ни в природе не встречается, ни науке человеческой пока неизвестна. Она возникла в ментогенном поле в момент конкретизации на основе неосуществимой информации: всемогущий, всеведущий, вездесущий, бессмертный. В результате столь сложного задания и возникла небывалая комбинация простейших элементов в ткани моего тела. Не вдаваясь в подробности, могу тебе открыть, что меня нельзя спровадить с этого света, как обыкновенного человека. Ни огнестрельное, ни холодное оружие, ни удушье, ни вода, ни огонь, ни голод мне не страшны. Меня можно уничтожить только колоссальной температурой сверхгорячих звезд или… или…

Бог запнулся, помолчал, колеблясь, но потом наклонился к самому уху Дуваниса и шепнул:

— …или с помощью луча того же аппарата «ММ-222».

Дуванис вздрогнул и пристально взглянул на бога.

— Тогда тем более непонятно, зачем вы стремитесь в Гроссерию, ведеор! Ведь там Куркис Браск со своим аппаратом!

— Ему ни за что не догадаться о таком его применении! — ответил бог. — А во всем остальном они бессильны передо мной! Они будут валиться замертво от одного моего голоса!

— Ну, ладно! — вздыхает Дуванис. — Вас, как видно, ничем не сбить с этой линии, ведеор. Но одно я вам советую. По прибытии в Гроссерию немедленно разыщите моего хозяина Куркиса Браска и любой ценой отнимите у него материализатор мысли. Это нужно не только потому, что «ММ-222» таит для вас смертельную угрозу, но потому еще, что, овладев аппаратом, вы станете неизмеримо сильнее.

— Хорошо, Дуванис. Спасибо за дельный совет. Обещаю тебе выполнить его во что бы то ни стало!..

Тем временем по безлюдной улице уснувшей деревни пронесся, поблескивая тусклыми фарами, старенький мираль аба Субардана. Перед усадьбой Дуваниса Фроска автомобиль останавливается и затихает…

Робко постучав, в комнату входит аб Субардан. Мгновенно простершись перед богом на полу, он докладывает дрожащим голосом:

— Машина подана, о великий боже… Только позволь мне, ничтожному, заметить. Уже вечер, до Сардуны далеко, а его свя… Прости, о владыка, мое косноязычие!.. Я хотел сказать, твой подлый самозванный сын…

— Что мой самозванный сын?

— Твой вероломный и самозванный сын рано уходит почивать, о повелитель вселенной!

— Ничего, червяк! По холодку мы с тобой славно прокатимся! А сынка нашего, если понадобится, поднимем с постели. Не к лицу мне церемониться со своим рабом нерадивым… Вести от него новые есть?

— Почти ничего, о владыка! Только короткий запрос по телеграфу.

— О чем запрос?

— О твоем местопребывании и твоих намерениях, о лучезарный!

— Ты дал ответ?

— Как же я мог посметь, о всеведущий?! Ведь ты запретил мне отвечать твоему вероломному сыну!

— Хвалю за послушание! Ашем табар!

— Ашем табар, о солнцеподобный!

— Ну, пора ехать!

Приветливо кивнув супругам Фроск, бог выходит из дому, сопровождаемый трепещущим от страха абом Субарданом…

Оставшись одни, Дуванис и Калия стоят среди комнаты и прислушиваются, как звук мотора постепенно замирает в отдалении. Потом Дуванис хватает себя за волосы, дергает изо всех сил и громко кричит:

— Калюни, сплю я или не сплю?!

— Не спишь, дурачок! У нас был повелитель вселенной и оставил нам свои заветы. Будем теперь жить по-новому! — нараспев отвечает Калия.