- О каких убийствах Вы говорите? Я никак Вас не пойму...

- Об убийствах Иванова и Лужкина.

Только сейчас, спустя полтора часа после начала допроса, Алла осознала до конца, насколько серьезна нависшая над Сергеем опасность. Не только падкая до грязи пресса, но и здесь, в следственном изоляторе...

Из робкой, стремящейся в своих ответах и поведении угодить следователю женщины она моментально превратилась в агрессивного противника Елизарова

- Вы не смеете так говорить! Вы все лжете! Он случайно убил Лужкина, защищая женщину! Вы это знаете! Он мухи не обидит. Ходит в церковь. Мясо не ест!!!

Алла в запальчивости даже вскочила со стула и несколько раз решительно рассекла рукой воздух, приводя все новые и новые, убедительные, с ее точки зрения, доказательства невиновности Сергея Карякина.

Валерий Павлович слушал ее молча. Дав Алле полностью выговориться и дождавшись, когда она снова сядет на стул, он продолжил:

- Я верю Вам. Верю, что Ваши чувства искренни. Поверьте и Вы, что аналогичные аргументы в оправдание подследственных мне приходится выслушивать ежедневно. Случается, что я бываю не прав, но убеждают меня не эмоции, а факты. Поэтому давайте перейдем к фактам. Вы согласны?

Алла не отвечала - какие могут быть факты, чтобы признать невиновного человека виновным?

- Я верю, что Ваш муж нормальный человек, хоть и не ест мяса, саркастически заметил Елизаров, - но я не верю, чтобы нормальный взрослый человек босиком гулял по холодному асфальту. Теперь представьте - рядом с еще неостывшим трупом милиция арестовывает некоего гражданина, перепачканного в крови, с еще не остывшим от выстрелов незарегистрированным пистолетом за поясом, утверждающего, что он здесь оказался случайно и опять-таки совершенно случайно убил сексуального маньяка. Убитым оказывается не сексуальный маньяк, а известный артист. Эксперты утверждают, что перед этим его пытались усыпить и сонного заколоть остро отточенным предметом, проще говоря - заточкой. Вы не находите, что в такой ситуации версия Вашего мужа о случайном убийстве, мягко говоря, не вызывает доверия?

- Я ничего не нахожу. Преступник не стал бы звать на помощь милицию! Неужели Вам этого мало?!

- А Вы снова прикиньте логически - куда бы убийца, перебудив выстрелами полгорода, скрылся от прочесывающих сквер на набережной нарядов милиции? Его "добровольная сдача" - отчаянная попытка загнанного в угол волка притвориться овечкой.

- Сергей никогда никого не обманывал! Если бы Лужкин не гнался за женщиной...

- Женщина присутствует только в рассказах Вашего мужа. Не логичнее ли предположить, что не убитый за кем-то гнался, а убийца преследовал свою жертву и настиг ее?

- Почему же Ваша жертва бегала по парку в голом виде?

- А почему Карякин гонялся за своей жертвой босиком?

- Я снова не понимаю Вашей логики...

- Она проста - если один человек не успел, вскочив с постели, даже трусы одеть, а второму оставалось лишь ноги в ботинки просунуть, то значит второй покинул ложе раньше.

- ???

- Да. Да. Просто встал раньше, оделся и нанес спящему Лужкину удар заточкой. Он метил попасть в сердце, забрать из квартиры ценные вещи и босиком, на цыпочках, не слышно для соседей, уйти... Метил - но не попал. Разбуженный болью удара Лужкин в паническом страхе выпрыгнул со второго этажа в раскрытое окно и бросился бежать...

- Какие постели!? Какие ложа!? Объясните же, наконец, почему Ваш Лужкин был голым!? Я знаю, что Сергей не виновен, но я искренне хочу понять ход Ваших рассуждений и ничего, ровным счетом ничего не понимаю...

На лице Аллы проступили большие розовые пятна.

Валерий Павлович поймал себя на мысли, что ее волнение странным образом передается ему. Он снова сглотнул переполнявшую рот слюну. ("Без звука отдастся. Прямо на полу - стоит лишь намекнуть, что могу освободить мужа") Но вслух, несколько растягивая против обычной речи слова, произнес:

- Вы, конечно, читали и слышали про убийство Рафика Иванова?

- При чем тут Рафик?

- Фазидол. Недопитая бутылка шампанского. Два бокала. Голый труп гомосексуалиста Рафика Иванова посредине широкой двуспальной кровати. Неслышный для соседей (уж не босиком - ли?!) уход убийцы из квартиры своей жертвы.

- Но при чем здесь голый Лужкин? При чем мой муж?!

- Вы так наивны... - неожиданно слащавым голосом произнес Елизаров, заглядывая Алле в глаза и одновременно, почти уверенный в ее согласии, вновь протягивая руку к женскому колену.

Алла удивленно наблюдала за происходящими со следователем метаморфозами. Сознание отказывалось понимать происходящее. Действительность стала раздваиваться, как будто все это происходит не с ней, а с каким-то другим человеком. Уж не сон ли все эти кошмары? И вдруг она поняла, что смотрит вовнутрь той черной воронки, которую впервые увидела тогда в машине, возвращаясь с Хильдой из Тарту. Липкие пальцы следователя, заползающие от колена под край платья, его наглые гипнотизирующие глаза, гнусный смысл выдвигаемых им против Сергея обвинений - все это составляющее общего потока Хаоса.

- Господи! Как это омерзительно! Вы... Вы...

Она не нашлась, как выразить словами ту смесь ужаса, омерзения и боли, которая вдруг захлестнула все ее существо, резко ударила ребром ладони по блудливой руке Елизарова, вскочила со стула и, подбежав к выходу из комнаты допросов, глотая слезы, застучала кулаками по холодному металлу дверей:

- Выпустите! Выпустите! Сейчас же выпустите меня отсюда!

Валерий Павлович не торопясь вернулся за свой стол, посмотрел в раздумье на лежащий поверх него бланк протокола допроса, холодно пожав плечами, усмехнулся каким-то своим внутренним мыслям и нажал кнопку вызова охраны.

Дверь отворилась. Переступая через ее порог, Алла инстинктивно, как бы опасаясь удара сзади, обернулась, и тотчас от стола следователя ей в глаза ударил яркий сноп света. Елизаров, Дзержинский, стены и потолок комнаты допросов, отделенные от Аллы световой границей, погрузились в черную бездну небытия. Казалось, еще миг, и эта бездна поглотит испуганную, дрожащую от омерзения женщину. В лицо дохнуло холодом водоворотов Хаоса, вновь взвизгнули флейты. Чуть не сбив с ног охранника, зажав ладонями уши, Алла опрометью бросилась бежать вдоль тюремного коридора...

Глава третья

Первые дни после ареста Сергей был в неведении относительно происходящих за стенами тюрьмы событий: не знал о возвращении из Эстонии Аллы, о связанных с гибелью Лужкина слухах и газетных версиях. Ему казалось, что с минуты на минуту двери камеры откроются, и выпустят его на волю. Он размышлял о том, как наладить связи с Музеем Мологского края и землячеством мологжан. Было бы замечательно представить поэму на суд тех, для кого Молога была городом юности, чьи души озарены ее светом...

Однако двери открывались только за тем, чтобы вывести подследственного Карякина С. А. на очередной допрос. Более того, последнее время тюремный персонал стал обходиться с ним нарочито грубо. Несвоевременное или недостаточно четкое, по мнению служителей Немезиды, исполнение команд "Стоять!", "Руки за спину!", "Лицом к стене!" влекло за собой физическое воздействие - удар кулаком или пинок. Попытки возмутиться, отстоять свое человеческое достоинство, приводили к дополнительным тычкам, грубым окрикам.

Сергей пожаловался на действия персонала тюрьмы Елизарову. Валерий Павлович искренне удивился и обещал незамедлительно провести служебное расследование. Но уже на следующий день перед началом допроса ясно дал понять, что никаких расследований проводить не будет.

- С тобой, убийцей Лужкина, - неожиданно перейдя на "ты", пояснил он свою позицию, - обходятся достаточно гуманно. В тюрьме хроническая нехватка мест, но тебе выделили отдельную камеру, потому что среди зэков Лужкин пользовался особой популярностью, а зэки народ нервный. Персонал тюрьмы тоже люди, но они сдерживают эмоции. Тебя никто из охранников не изувечил, не сделал инвалидом. Большего требовать невозможно. Не раздражай тюремный персонал своей расхлябанностью, выполняй правила тюремного распорядка, не перечь, не прекословь. Это единственное, что я могу и обязан посоветовать тебе в данной ситуации.