Поймут и оценить сумеют,
Будь мэтр или дебютант.
Здесь званья силы не имеют,
Мерило главное – талант.
Люблю актеров я, не скрою,
Горжусь я этими людьми.
Они не боги, не герои,
Они соратники мои.
Иных уж нет, но с нами вместе
Они встают сегодня в ряд.
И в нашем праздничном «Созвездьи»
Их звезды яркие горят.
Взгляни и ты на эти лица,
Всем нам знакомые давно.
Москва – актерская столица
Страны с названием кино!
(Гаснет свет. На экране киномонтаж "Звезды кино" – Рыбников, Алейников, Бабочкин, Шукшин… и ныне живущие тоже.)
Аполлон (вытирая слезы):
Скажу тебе, Киноша, честно:
Хоть много видел Аполлон,
Твоим «Созвездием» чудесным
Я прямо в сердце поражен.
Меня растрогать ты сумела —
На это силы мне не жаль.
Скажи мне, что еще наделать,
Чтобы открылся фестиваль?
Кино:
Чуть-чуть осталось мне для счастья!
Теперь попробуй сотвори
Высокий суд и беспристрастный —
Авторитетное жюри!
Но будь внимателен, создатель:
Жюри – важнейшее звено
И, значит, нужен председатель
Прямой и честный, как в кино!
Аполлон:
Я ваших тонкостей не знаю,
Прости, коль что не так пойдет…
Ну, три-четыре, сотворяю!
А там кого уж бог пошлет!
(Хлопает в ладоши. Затемнение. Свет. На сцене Матвеев.)
Ну, как? не зря потратил силы?
Кино:
Ты, Аполоша, молоток!
Скажу тебе по правде, милый,
Ты лучше выдумать не мог.
Артист народный, без сомнений,
Любовью общей окружен.
Аполлон:
Представь!
Кино:
Матвеев он, Евгений!
Аполлон:
Приятно! Просто Аполлон!
(Матвеев говорит короткое слово и представляет членов жюри.)
Аполлон:
Ну, надо же, скажи на милость —
Жюри удачно получилось!
Кино:
Да, ты трудился неустанно,
Я награжу тебя за труд.
Пусть по волшебному экрану
Живые тени побегут.
(Идет немой фрагмент к/ф "Юрий Долгорукий")
Аполлон (в полной тишине, из темноты, на фоне фильма):
Не понимаю, что такое.
Нас в заблуждение ввели,
А почему кино немое,
Ведь звук уже изобрели?
Кино:
Ну, ты наивный, в самом деле,
Дни фестиваля подошли,
А фильм озвучить не успели,
Поскольку денег не нашли!
Аполлон:
Опять про деньги! И без звука
Понятно всем до одного,
Что это Юрий Долгорукий,
И, значит, фильма про него.
Чего тут долго разбираться,
Подмоги больше не ищу,
Да я одним движеньем пальца
С экрана в зал его спущу.
(Гром, молнии, свет гаснет и зажигается. На сцене Ю. Долгорукий и Филька.)
Долгорукий:
Эй, Филька, где мы? Узнаю с трудом…
Какие агромадные палаты!
Филька:
Мы, князь, в Москве, сие киношный дом.
Долгорукий:
Гляди, в Москве живется таровато.
Кто ж тут болярин, царь али король?
Филька:
Какой-то Гусман!
Долгорукий:
Гусман? Немец, что ль?
Филька:
Нет! Мусульман какой-то, не иначе…
Азербайджанец!
Долгорукий:
То есть, турок, значит!
Филька:
Не знаю, княже, может, что и так.
Но что затуркан сильно – это факт!
Долгорукий:
А кто над ним верховный господин?
Аль старше нету?
Филька:
Как же, есть один!
Князь Юрий! И любим и знаменит,
Он самым главным на Москве сидит.
Долгорукий:
Ах, пес смердящий, не гневи меня!
Какой князь Юрий? Юрий – это я!
Я град поставил на московском бреге,
Чтоб отражал он недругов набеги,
А с тем, кто друг, с тем другом верным был,
А главное, что Русь объединил!
Филька:
Москве тобою путь положен длинный,
В ней жизнь бурлит, как в доброй браге хмель,
Но, княже! Граду восемь с половиной
Веков!
Долгорукий:
Гляди, какая параллель!
Да, лет над ней немало пролетело
С тех пор, как я воздвиг сей стольный град,
Москва, гляжу совсем не постарела,
А стала только краше во сто крат.