Распускали хвост, как веер.

Только Овини осталась

Дряхлой, жалкою старухой

И в тоске сидела молча.

Но, взглянувши вверх, Оссэо

Испустил вдруг крик тоскливый,

Вопль отчаянья, как прежде,

Над дуплистым старым дубом,

И мгновенно к ней вернулась

Красота ее и юность;

Все ее лохмотья стали

Белым мехом горностая,

А клюка - пером блестящим,

Да, серебряным, блестящим!

И опять вигвам поднялся,

В облаках поплыл прозрачных,

По воздушному теченью,

И пристал к Звезде Вечерней, -

На звезду спустился тихо,

Как снежинка на снежинку,

Как листок на волны речки,

Как пушок репейный в воду.

Там с приветливой улыбкой

Вышел к ним отец Оссэо,

Старец с кротким, ясным взором,

С серебристыми пудрями,

И сказал: "Повесь, Оссэо,

Клетку с птицами своими,

Клетку с пестрой птичьей стаей,

У дверей в моем вигваме!"

У дверей повесив клетку,

Он вошел в вигвам с женою,

И тогда отец Оссэо,

Властелин Звезды Вечерней,

Им сказал: "О мой Оссэо!

Я мольбы твои услышал,

Возвратил тебе, Оссэо,

Красоту твою и юность,

Превратил сестер с мужьями

В разноперых птиц за шутки,

За насмешки над тобою.

Не сумел никто меж ними

Оценить в убогом старце,

В жалком образе калеки

Сердца пылкого Оссэо,

Сердца вечно молодого.

Только Овини сумела

Оценить тебя, Оссэо!

Там, на звездочке, что светит

От Звезды Вечерней влево,

Чародей живет, Вэбино,

Дух и зависти и злобы;

Превратил тебя он в старца.

Берегись лучей Вэбино:

В них волшебная есть сила -

Это стрелы чародея!"

Долго, в мире и согласье,

На Звезде Вечерней мирной

Жил с отцом своим Оссэо;

Долго в клетке над вигвамом

Птицы пели и порхали

На серебряных шесточках,

И супруга молодая

Родила Оссэо сына:

В мать он вышел красотою,

А в отца - дородным видом.

Мальчик рос, мужал с летами,

И отец, ему в утеху,

Сделал лук и стрел наделал,

Отворил большую клетку

И пустил всех птиц на волю,

Чтоб, стреляя в теток, в дядей,

Позабавился малютка.

Там и сям они кружились,

Наполняя воздух звонким

Пеньем счастья и свободы,

Блеском перьев разноцветных;

Но напряг свой лук упругий,

Запустил стрелу из лука

Мальчик, маленький охотник, -

И упала с ветки птичка,

В ярких перышках, на землю,

Насмерть раненная в сердце.

Но - о, чудо! - уж не птицу

Видит он перед собою,

А красавицу младую

С роковой стрелою в сердце!

Кровь ее едва упала

На священную планету,

Как разрушилися чары,

И стрелок отважный, юный

Вдруг почувствовал, что кто-то

По воздушному пространству

В облаках его спускает

На зеленый, злачный остров

Посреди Большого Моря.

Вслед за ним блестящей стаей

Птицы падали, летали,

Как осеннею порою

Листья падают, пестрея,

А за птицами спустился

И вигвам с блестящей кровлей,

На серебряных стропилах,

И принес с собой Оссэо,

Овини принес с собою.

Вновь тут птицы превратились,

Получили образ смертных,

Образ смертных, но не рост их:

Все Пигмеями остались,

Да, Пигмеями - Пок-Вэджис,

И на острове скалистом,

На его прибрежных мелях

И доныне хороводы

Водят летними ночами

Под Вечернею Звездою.

Это их чертог блестящий

Виден в тихий летний вечер;

Рыбаки с прибрежья часто

Слышат их веселый говор,

Видят танцы в звездном свете".

Кончив свой рассказ чудесный,

Кончив сказку, старый Ягу

Всех гостей обвел глазами

И торжественно промолвил:

"Есть возвышенные души,

Есть непонятые люди!

Я знавал таких немало.

Зубоскалы их нередко

Даже на смех подымают,

Но насмешники должны бы

Чаще думать об Оссэо!"

Очарованные гости

Повесть слушали с восторгом

И рассказчика хвалили,

Но шепталися друг с другом:

"Неужель Оссэо - Ягу,

Мы же - тетушки и дяди?"

После снова Чайбайабос

Пел им песнь любви-томленья,

Пел им нежно, сладкозвучно

И с задумчивой печалью

Песню девушки, скорбящей

Об Алгонкине, о милом.

"Горе мне, когда о милом,

Ах, о милом я мечтаю,

Все о нем томлюсь-тоскую,

Об Алгонкине, о милом!

Ах, когда мы расставались,

Он на память дал мне вампум,

Белоснежный дал мне вампум,

Мой возлюбленный, Алгонкин!

"Я пойду с тобой, - шептал он, -

Ах, в твою страну родную;

О, позволь мне", - прошептал он,

Мой возлюбленный, Алгонкин!

"Далеко, - я отвечала, -

Далеко, - я прошептала, -

Ах, страна моя родная,

Мой возлюбленный, Алгонкин!"

Обернувшись, я глядела,

На него с тоской глядела,

И в мои глядел он очи,

Мой возлюбленный, Алгонкин!

Он один стоял под ивой,

Под густой плакучей ивой,

Что роняла слезы в воду,

Мой возлюбленный, Алгонкин!

Горе мне, когда о милом,

Ах, о милом я мечтаю,

Все о нем томлюсь-тоскую,

Об Алгонкине, о милом!"

Вот как праздновали свадьбу!

Вот как пир увеселяли:

По-Пок-Кивис - бурной пляской,

Ягу - сказкою волшебной,

Чайбайабос - нежной песней.

С песней кончился и праздник,

Разошлись со свадьбы гости

И оставили счастливых

Гайавату с Миннегагой

Под покровом темной ночи.