Лимонов — билет № 1,

Дугин — билет № 2,

Рабко — билет № 3,

Летов — билет № 4.

От кого получили? От меня.

Я приехал в Москву 16 сентября, потому что дата 8 сентября стояла на свидетельстве о регистрации московской региональной организации Национал-большевистской партии. Я не промедлил. Перед отъездом ряд сверхнатуральных событий (я писал о них подробно в «Анатомии героя») дали мне знать, что поездка выйдет необычной. В центре Парижа меня укусили в голову три дикие пчелы, я увидел впервые за 14 лет жизни в Париже утопленника в Сене, случилось ещё что-то. Я приехал, однако, не выполнив основную свою задачу: я не достал во Франции денег на издание газеты. Я взял в Москву все мои деньги, но их было катастрофически мало. Я обеднел. Как раз в тот момент, с 12 июня, началась во французской прессе кампания против национал-большевизма и мою фамилию усиленно склоняли и спрягали повсюду на первых страницах газет. Радоваться не приходилось. Из меня спешно сделали врага французского народа. И естественно, издатели сторонились врага народа. Мне удалось продать рукопись «Убийство часового» издательству «L'Age d'Homme» всего за 5 тысяч франков. Только потому, что во главе его стоял серб Владимир Дмитриевич, некогда враги, мы с ним солидаризировались на почве любви к нашим оболганным, несчастным Родинам. Думаю, что и мои военные сербские походы пригнули чашу весов в пользу решения Дмитриевича. «La sentinelle assassinée» вышел во Франции чёрной книжечкой только в 1995 году. Русский же текст, включённый в один том с «Дисциплинарным санаторием» под общим названием «Убийство часового», издан был в издательстве «Молодая гвардия» и роковым образом прибыл из типографии 18 сентября 1993 года, за два дня до начала государственного кризиса. Струхнув, руководители «Молодой гвардии» задержали книгу на складах до ноября и подумывали не раз о том, не пустить ли её под нож.

Так что я приехал из Франции пустой.

Сразу же по приезде мы бросились искать помещение для партии: Тарас и я. Дугин играл и гулял с дочерью и работал над своими статьями. Лимонов и Рабко посетили несколько районных исполкомов, кажется, так эти учреждения назывались. В Автозаводском райисполкоме нам сразу дали стол и телефон в общей комнате, заполненной сотрудниками. И дали ключ. «После шести сотрудники расходятся, и вы сможете проводить свои собрания. В течение же дня посадите своего парня, чтобы он мог отвечать на телефонные звонки», — посоветовали нам. Нам хотелось отдельную комнату, потому мы продолжали поиски. В Дзержинском райисполкоме на проспекте Мира председателя на месте не было, нас попросили заехать через несколько дней. (Я заехал туда 23 или 24 сентября, сдав перед выходом из Белого Дома свой автомат. Усатый председатель Дзержинского райисполкома устало сказал мне: «Эдуард Вениаминович, ну что мы будем с вами сейчас о комнатах договариваться! Если оттяпаете власть, возьмёте всё!»)

Таким образом, дела партии продвигались. Была регистрация, был контактный телефон, существовала отпечатанная программа НБП в сиреневой обложке цвета киселя (или женских трусиков эпохи сталинизма, как мы шутили между собой), вопрос с газетой оставался открытым. Я хотел собрать всех, кто в той или иной степени обещал мне сотрудничество. Существовало название газеты. Его придумал поэт, хулиган, журналист Ярослав Могутин, в то время соавтор моего издателя Александра Шаталова. Кстати, именно у этой дикой, вечно ссорившейся пары я остановился, прилетев в Москву 16 сентября. Я спал у них на кухне, у батареи, за деревянным столом. Каждое утро я пил привезённые с собой бульонные кубики, ел чёрный французский шоколад и отправлялся строить партию. Так что название газеты дал Ярослав Могутин. Однако верно и то, что в написанном мною в 1974 году произведении «Мы — национальный герой» фигурируют и «майки-лимонки» и всякие другие аксессуары, придуманные мной. Потому Могутин, читавший произведение «Мы — национальный герой», вдохновлялся мною.

Если уж зашла речь о символике и аксессуарах, то надо знать, что флаг Национал-большевистской партии создал художник, работавший для Шаталова: Дима Кедрин. Дима был автором обложек всех моих книг, изданных издательством «Глагол». Красный фон, белый круг и чёрный серп и молот — так Кедрин оформил заднюю обложку книги моих статей «Исчезновение варваров». Туда вошла фантастическая повесть «Исчезновение варваров» и некоторые главы «Дисциплинарного санатория». Так что тех подозрительных субъектов, кто, нюхая наш флаг, подозревает нас в гитлеризме, вынужден разочаровать: автором флага является мирный, аполитичный художник Дима Кедрин, в последние годы он рисует пейзажи Италии. «Исчезновение варваров» вышла в 1992 году, когда ещё и партия не задумывалась.

Летом 1994 года я и Рабко просто-напросто скопировали и увеличили пропорции флага, сидя на Каланчёвке в разрушенной квартире. Этот флаг, впоследствии в партии его назвали «парус», размером четыре на два метра послужил причиной тому, что в июне 1994 года хозяйка квартиры Леночка Пестрякова изгнала нас из своего помещения. Мы на свою голову обратились к ней с просьбой сшить нам флаг. 10 июня 1994 должна была состояться совместно с Баркашовым и Анпиловым Конференция революционной оппозиции. Мы срочно хотели украсить своим флагом зал, Лена же была дизайнер и швея — шила у Славы Зайцева в Доме моделей. Но здесь я забежал на год вперёд. Вернусь.

Если не ошибаюсь, именно в те четыре дня, остававшиеся до государственной смуты, Шаталов устроил мне встречу на своей кухне с Димой Кедриным. Я сообщил Кедрину, что собираюсь издавать газету «Лимонка». «Хорошо бы, если бы вы, Дима, смакетировали нам логотип газеты». Кедрин, как видно ожидавший от меня всяческих авантюр, немедленно согласился и заказ принял. Разумеется, платить я не собирался, а Кедрин не ожидал, что я заплачу. Речь шла об увлекательном эксперименте.

20 сентября я уже собирался укладываться (хотел выспаться на шаталовской кухне). Вдруг были прерваны все телепередачи на всех каналах и на ядовитом экране небольшого шаталовского кухонного телевизора «SONY» появился белый от злобы Ельцин и зачитал Указ 1400. Не дослушав, я стал одеваться, одеваясь нашёл по телефону капитана Шурыгина (как я хотел затащить его в отцы-основатели НБП! Но он отнекивался и в конце концов стал слишком журналистом и куда менее воином, а я хотел его в партию — воином). В помещении газеты «День» Шурыгин что-то праздновал с товарищами. Я сообщил ему, что произошло в стране, попрощался с Шаталовым и Могутиным, взял внизу на Башиловской улице такси и поехал на Цветной бульвар, где в здании комплекса «Литературная газета» помещалась газета «День» (через пару недель газету разгромят демократы именно по этому адресу). Оттуда на двух машинах мы поехали к Белому Дому. К ночи я уже заступил на пост у входа номер один. Стал защитником Белого Дома. Затем последовали две недели противостояния. 3 октября наступили четыре часа победы и свободы, взятие мэрии. Первым раненым был капитан Шурыгин. Я и Тарас видели, как его волокут, граната торчит из развороченной, неестественно белой мякоти ноги. Глаза дико закатились. К вечеру я и Тарас попали под обстрел у Останкино. Потом был разгром. Все эти события нашли отражение в «Анатомии героя». Я собирался писать о кровавом государственном кризисе 1993 года большую книгу, собрал редкие газеты сентября — октября 1993-го, но руки не дошли. Весь октябрь 1993-го я скрывался на окраине Твери, у студента Рабко и его бабки Ани, записывавшей телефон, если ей диктовали, так: «Двадцать три отнять двадцать один, отнять шесть».

Потом были выборы.