"ЗЕЛЕНЫЙ ШУМ"

Дни шли за днями. Зоя теперь была здорова, совсем окрепла, перестала быстро утомляться, - а это было так важно для нас! Она понемногу догнала класс, и в этом ей очень помогли товарищи. Зоя, всегда такая чуткая к дружескому, доброму слову, очень дорожила этим.

Помню, раз она сказала мне:

- Ты ведь знаешь, я всегда любила школу, но сейчас... - Она замолчала, и в этом молчании было такое большое чувство, какого не выскажешь словами.

Чуть погодя она добавила:

- И знаешь, я, кажется, подружилась с Ниной Смоляновой.

- С Ниной? С какой Ниной?

- Она учится не в нашем, а в параллельном классе. Она очень мне по душе. Такая серьезная. И прямая... Мы как-то разговорились с ней в библиотеке о книгах, о ребятах. И у нас одинаковые взгляды на все. Я тебя с ней непременно познакомлю.

Через несколько дней после этого разговора я встретилась на улице с Верой Сергеевной Новоселовой.

- Ну как? - спросила я. - Как у вас там моя Зоя?

- По моему предмету она давно уже догнала. Это и неудивительно: ведь она так много читала... Нас радует, что она поправилась, окрепла. Я постоянно вижу ее среди товарищей. И мне кажется, что она подружилась с Ниной. Они чем-то похожи - обе очень прямые, обе серьезно относятся ко всему: к занятиям, к людям.

Я проводила Веру Сергеевну до школы. Возвращаясь домой, я думала: "Как она знает ребят! Как умеет видеть все, что происходит с ними!.. "

... Незаметно подошла весна - дружная, зеленая. Уж не помню, чем провинился тогда девятый "А", но только ребята всем классом пришли к своему директору с повинной головой и просили не наказывать, а просто дать им самый трудный участок школьного двора, который решено озеленить.

Николай Васильевич согласился и действительно поблажки не дал: поручил им и впрямь самое тяжелое место - то, где недавно закончили пристройку к школе трехэтажного корпуса. Все вокруг было завалено всяким строительным мусором.

В тот день Зоя и Шура вернулись домой поздно и наперебой стали рассказывать, как поработали.

Вооружившись лопатами и носилками, девятый "А" выравнивал и расчищал площадку, убирал щебень, рыл ямы для деревьев. Вместе со школьниками работал и Николай Васильевич - таскал камни, копал землю. И вдруг к ребятам подошел высокий худощавый человек.

"Здравствуйте", - сказал он.

"Здравствуйте!" - хором ответили ему.

"Скажите; где тут у вас можно найти директора?"

"Это я", - отозвался Кириков, оборачиваясь к незнакомцу и вытирая черные, покрытые землей руки...

- Понимаешь, - смеясь, рассказывала Зоя, - стоит грязный, с лопатой, как ни в чем не бывало, как будто директор для того и существует, чтоб сажать деревья со своими учениками!

Худощавый оказался корреспондентом "Правды". Это был Лев Кассиль. Он сначала удивился, услышав, что плечистый землекоп в косоворотке и есть директор 201-й школы, потом рассмеялся и больше уже не уходил с участка, хоть и пришел в школу по каким-то другим делам. Он осмотрел молодой фруктовый сад, посаженный руками учеников, густой малинник, розовые кусты. "Как хорошо!.. - говорил он задумчиво. - Ты был, допустим, в средних классах, когда сам, своими руками, посадил яблоню в школьном саду. Она росла вместе с тобой, ты бегал смотреть на нее во время перемен, окапывал ее, опрыскивал, уничтожал вредителей. И вот ты кончаешь школу, а твоя яблоня уже дает первые плоды... Хорошо!"

- Хорошо! - мечтательно повторяла и Зоя. - Хорошо! Вот я в девятом классе и сегодня посадила липу. Будем расти вместе... Моя липа третья запомни, мама, А четвертая липа - Кати Андреевой.

А через несколько дней в "Правде" появился рассказ о том, как девятиклассники озеленили школьный двор. И кончался этот рассказ такими словами:

"Заканчиваются выпускные испытания. Из школы уходят молодые люди, получившие тут верную прививку, хорошо подросшие, не боящиеся ни заморозков, ни ветров под открытым небом. Питомцы школы уйдут работать, учиться, служить в Красной Армии...

Идет-гудет Зеленый Шум,

Зеленый Шум, весенний шум!.. "

БАЛ

А 21 июня был вечер, посвященный выпуску десятого класса. Девятый "А" решил явиться на этот вечер в полном составе.

- Во-первых, потому, что мы любим наших выпускников, - сказал Шура. Там чудесные ребята, один Ваня Белых чего стоит!..

- А во-вторых, - подхватила Катя, - мы посмотрим, как у них получится, и в будущем году устроим еще лучше!

Они готовились к выпускному балу как гости, как участники и как соперники, которые через год намерены устроить такой ослепительный бал, какой еще и не снился ни одному выпуску. Они украшали школу. Им помогал в этом учитель-художник Николай Иванович. У него было то, что так высоко ценили и уважали в 201-й школе, - умелые, золотые руки. Он всегда украшал школу изящно и просто и всякий раз - к годовщине Октября, к Новому году, к майским дням - придумывал что-нибудь новое, необычное. И ребята с восторгом, с увлечением выполняли его указания.

- А сейчас он сам себя превзойдет! - уверял Шура.

... Вечер был теплый и светлый. Я вернулась домой поздно, часам к десяти, и не застала ребят - они уже ушли на бал. Немного погодя я снова вышла на улицу, села на крыльцо и долго сидела спокойно и бездумно - просто отдыхала, наслаждаясь тишиной и свежим запахом листвы. Потом поднялась и не спеша пошла к школе. Мне захотелось хоть издали взглянуть на то, как "превзошел себя" Николай Иванович, как веселятся ребята... Да я и не отдавала себе отчета, зачем иду: гуляю - вот и все.

- Вы не знаете, где тут двести первая школа? - услышала я глуховатый женский голос.

- Кириковская? - отозвался кто-то густым добродушным басом, прежде чем я успела обернуться. - Да так прямо и идите, а вон у того дома - видите? повернете, там она и есть. Слышите, музыка?

Да, и я слышала музыку и уже издали увидела школу, всю залитую светом. Окна были распахнуты настежь.

Я тихо вошла, огляделась и стала медленно подниматься по лестнице. Да, Николай Иванович сделал самое хорошее: он дал лету ворваться в школу. Всюду были цветы и зелень. В вазах, в кадках и горшках, на полу, на стенах и на окнах, в каждом углу и на каждом шагу - букеты роз и темные гирлянды еловых веток, охапки сирени и кружевные ветви березы, и еще цветы, цветы без конца...

Я пошла туда, откуда неслись музыка, смех и шум. Подошла к распахнутым дверям зала и остановилась, ослепленная: столько света, столько молодых лиц, улыбок, блестящих глаз... Я узнала Ваню - того самого, о котором не раз восторженно и уважительно рассказывал Шура: он был председатель учкома, прекрасный комсомолец, хороший ученик, сын штукатура и сам мастер по штукатурной части, тоже - золотые руки и светлая голова... Увидела я Володю Юрьева, сына Лидии Николаевны, которая учила Зою и Шуру в младших классах. Этот ясноглазый, высоколобый мальчик всегда удивлял меня каким-то очень серьезным выражением лица, но сейчас он осыпал пригоршнями конфетти пролетавшие мимо пары и весело смеялся... Потом я отыскала глазами Шуру; он стоял у стены, белокурая девушка, смеясь, приглашала его на вальс, а он только застенчиво улыбался и мотал головой...

А вот и Зоя. На ней красное с черными горошинками платье - то самое, что было куплено на деньги, подаренные Шурой. Платье ей очень шло. Шура, увидев его впервые, сказал с удовольствием: "Оно тебе очень, очень к лицу".

Зоя разговаривала о чем-то с высоким смуглым юношей, имени которого я не знала. Глаза ее светились улыбкой, лицо разгорелись...

Вальс кончился, пары рассыпались. Но тут же раздался веселый зов:

- В круг! В круг! Все становитесь в круг!

И снова замелькали перед глазами голубые, розовые, белые платья девушек, смеющиеся, раскрасневшиеся лица... Я тихонько отошла от дверей.

Выйдя из школы, я остановилась еще на секунду - такой взрыв веселого смеха долетел до меня. Потом я медленно пошла по улице, глубоко, всей грудью вдыхая ночную прохладу. Мне вспомнился тот день, когда я впервые повела маленьких Зою и Шуру в школу. "Какие выросли... Вот бы отцу поглядеть!" подумала я.