Одно дело - ехать по незнакомой местности на лошади, и совсем другое идти пешком. На это времени уйдет раза в два, а то и в три больше. Банда, что осталась там наверху, рассчитывала по-быстрому приехать сюда, хватануть золота и сразу же возвращаться обратно...

- Что вы имеете в виду? - Малыш смотрел на меня так, словно боялся, что понял все правильно.

Я прервал на минуту свою работу и показал рукой на гору напротив.

- Та гора, что над нами, она ещё повыше, вот через неё мы и двинем.

Теперь он понял, что я начисто рехнулся. Один-единственный человек собирается на руках перетащить через такую гору девушку и раненого!

Небо над головой только начинало сереть, когда мы тронулись оттуда; я тащил за собой эти грубые санки. Склон осыпи был крутой, но теперь, когда его покрыло снегом, подниматься стало легче, потому что камни не сыпались из-под ног. И все равно, пришлось помучиться и попотеть, пока мы добрались до основания камина.

Эйндж поглядела на него снизу вверх, потом повернулась ко мне, ошарашенная - рот у неё раскрылся, а глаза стали вот такие здоровенные.

- Телл, - прошептала она, - вы не сможете. Это просто невозможно.

По правде говоря, я и сам не очень-то верил. Гора эта высокая, и подъем получится будь здоров. Я закинул винтовку за спину, повесил моток веревки на пояс и сказал Эйндж, чтоб не робела.

Малыш Ньютон лежал, привязанный к санкам, и смотрел на меня снизу вверх.

- Вы решили бросить меня, Сакетт? Я вас не виню. Вам наверх не выбраться, если вы не научились летать.

Я крепко привязал веревку к передку санок и приготовил их к подъему. Веревку я обвел вокруг обоих полозьев, а потом уж завязал свободный конец на основной веревке, так что санки повиснут ровно, когда я начну тянуть.

Я пошел первым, вырубая кое-где ступеньки во льду, а кое-где находил старые, по которым я взбирался, когда ещё не было льда. Наконец вскарабкался наверх, перевел дух и повел Эйндж.

Она была маленькая, но, когда до дела дошло, оказалась здорово гибкая и сильная, и взобралась по этому камину, пожалуй, легче, чем я.

Я правильно запомнил, старая, скрюченная щетинистая сосенка росла прямо над камином, глубоко запустив корни в расщелины скалы. Я один раз обвел веревку вокруг ствола, поглубже зарылся каблуками в снег и начал выбирать веревку, перехватывая руками. Я уже говорил, я мужик крупный, на плечах и руках у меня хватает мяса, но когда я почувствовал на веревке полный вес, то понял сразу, что дело плохо.

Оторвать его от земли - это было только полдела. Ему надо было страховаться руками, чтобы не биться о скалу. Разок-другой я чувствовал по натяжению веревки, как он помогает мне - когда находил, за что схватиться руками.

Эйндж стояла рядом со мной и выбирала свободный конец веревки, обнесенный вокруг дерева, так чтобы не обронить груз полностью, если я не удержу. Руки у меня сводило, я подумал, что никогда уже не смогу разогнуть пальцы и выпустить эту проклятую веревку. Но я продолжал тащить.

Остановился передохнуть - а Малыш висел там, как индейский младенец, привязанный к доске. Я кинул взгляд через каньон, на ту сторону.

Кто-то спускался по тропе. Далеко ли? Ну, может, с четверть мили, около того. Их было всего четверо, и самый задний едва тащился.

Один из них вскинул винтовку, и до нас донесся звук выстрела. Не знаю уж, что сталось с этой пулей, вблизи нас она не пролетала, и удара в камень я не слышал. Стрелять на таком расстоянии, через каньон, когда цель выше тебя, - это хитрая штука. Да что там говорить, я сам промахивался несколько раз в похожих случаях.

Крепко упираясь ногами, я держал веревку. Руки ныли, не хватало дыхания. Эти высокие хребты выбивают из человека дыхалку, будьте уверены. Но я подтащил его на несколько футов выше, похлопал руками друг о друга, чтобы чуток разогреть их, и снова взялся за дело.

Смотреть на ту сторону каньона времени не было. Единственное, на что было время, - это тащить. Подтянуть, ещё подтянуть... перевести дух - и снова тянуть.

Потом санки зацепились за что-то и застряли.

- Эйндж, - сказал я, выпрямляясь, - я спускаюсь вниз. Когда отцеплю санки, я их придержу, а вы обмотайте веревку вокруг сосны, сколько сможете.

- Телл?..

Я повернулся и глянул на нее. Она смотрела прямо мне в глаза.

- Почему вы это делаете? Это из-за меня, из-за того, как я себя вела?

Ну, скажу я вам! Такое мне и в голову не приходило. Такое только женщина могла придумать.

- Нет, Эйндж, и не думал. Ни один мужчина в такую минуту не станет слишком считаться с тем, что подумает женщина. Человек делает то, что в его натуре. Этот парнишка там внизу... нам с ним довелось как-то разок перекинулись парой слов. Он собирался меня подстрелить, а я собирался обставить его в этом деле. Только тогда было одно дело, а сейчас - совсем другое. Он сейчас совсем беспомощный, а когда я подниму его наверх и доставлю в безопасное место, ну, может он когда-нибудь и попрет на меня с револьвером. Что ж, тогда мне придется застрелить его.

Я двинулся вниз по склону, потом остановился и оглянулся на нее.

- Похоже, немало неприятностей нам ещё предстоит, а?

Ну, короче, отцепил я санки, и мы его вытащили и довезли до самого гребня тем же маршрутом, который я нашел в день, когда оставил Эйндж в пещере.

Вон там внизу был Кэп, наш бревенчатый дом и наша заявка - внизу, между вон теми деревьями. А здесь вовсю дул ветер, настоящая буря, приходилось наклоняться ему навстречу, ровно не устоишь. Мне одно было ясно: надо убираться с этой горы, и поскорее.

Снова становилось пасмурно, надвинулась высокая гряда серых, плотных туч. Снег может снова повалить с минуты на минуту. Этот каньон будет засыпан слоем в добрых двадцать футов ещё до конца недели.

До лагеря оставалось всего с полмили по прямой, как птица летит, вот только находился он на добрых пять тысяч футов ниже. Я посмотрел на север там я вроде бы заприметил тогда дорогу вниз; ну, её и сейчас было видно, несмотря на снег. Нам бы только до деревьев добраться, а там мы уж точно выберемся, хотя попотеть и придется.

Этот хребет был высотой около тринадцати тысяч футов, и ветер вдоль него так и ревел. Серый гранит был выметен дочиста, хотя время от времени в воздухе проносились снежные заряды. Мы навалились грудью на ветер и двинулись, волоча за собой санки. В конце концов мы перевалили через гребень хребта, и ветер сразу прекратился, как отрезало.

У меня лицо горело от ветра, а руки онемели. Пальцы задубели в перчатках, и я боялся, что Малыш замерзнет до смерти, он-то ведь лежал привязанный, совсем неподвижно.

Мы немного спустили санки вперед и начали слезать вниз. Вдруг из-за плеча горы вырвался ветер, подхватил санки, вместе с человеком, со всем, подхватил, как сухой лист, - и тут же опустил, не успел вырвать веревку у меня из рук. Нам слышно было, как вскрикнул Малыш, когда его грохнуло об землю и тряхнуло сломанную ногу.

Цепляясь за здоровенные выветренные скалы, я спускал его вниз до какого-нибудь упора. Потом карабкался обратно и спускал Эйндж.

Я потерял всякое ощущение времени, я не мог уже вспомнить, бывает ли вообще на свете тепло.

Ниже нас находилось громадное старое дерево, вырванное из скалы с корнями. Оно растопырилось, как огромный паук, окаменевший с расставленными лапами в момент смерти. Чуть ниже росли несколько истерзанных ветром деревьев, а потом начинался лес. Нам были видны верхушки сосен и пихт, а за ними, далеко внизу, белый-белый снежный мир да кое-где бледное перышко дыма над каким-нибудь домом.

Держась за этот продутый ветром горный склон и глядя вниз, на эти верхушки деревьев, я не мог убедить себя, что где-то есть дом, в котором горит огонь, что где-то покачивается в своей старой качалке Ма, где-то поет Оррин. Слишком далек тот мир от ветра, холода и снега, который хлещет в лицо, словно песок.

Но спустив санки ещё немного, мы оказались среди деревьев. Отсюда и до самого дна осталась просто работа - направлять санки, время от времени накинуть виток веревки на ствол дерева, чтобы немного передохнули руки, и самим пробираться вниз. Раз Эйндж чуть не упала, а сам я почти все время держался на полусогнутых коленях.