– Я тоже с вами.
Вышли втроем. Едва различимые стволы высоких деревьев исчезали где-то во мраке неба, просветленного вспышками ракет. Сюда, в глушь леса, доходил только отраженный и призрачный свет. В этих недалеких всполохах обрисовывались холмики блиндажей, обледенелые, прикрытые снежными шапками валуны, тропка к передовой. На опушке около большого валуна спрыгнули в ход сообщения и гуськом пошли, слегка пригибая головы.
Стрельба стала тише, и лишь на правом фланге вместе с треском пулеметных очередей над застывшей землей перекрещивались огненные пунктирные дуги трассирующих пуль.
С разведчиками встретились в траншеях. Они только что переползли через бруствер и сидели на дне траншеи, затягиваясь жадно цигарками. Добыть «языка» не удалось, но к доту подползали почти вплотную, разведчиков обстреляли только на обратном пути. Старые данные подтверждались – на высоте 65,5 сооружен наиболее мощный узел сопротивления. Завтра его предстояло брать.
III
Обратно возвратились за полночь и сразу же легли спать. Утром, проснувшись, Андрей не нашел ни Николая, ни Силкина. Разбудил его Тихон Васильевич, грохнувший невзначай чайником о железную печку.
– Экий безрукий! – обругал он шепотом самого себя, но, заметив, что Воронцов проснулся, громко сказал: – Николай Гаврилович наказал передать, что они в роту пошли, чтоб не ждали. А я вас сведу на НП, приберусь и тоже к нему пойду. Вставайте завтракать.
Андрей испуганно посмотрел на часы. Было начало девятого.
– Как же это я проспал! Нет уж, пойдем без завтрака, вот только умоюсь.
– Снежку принести аль водички?
– Снегом... Я сам.
Андрей выскочил из блиндажа. Его обожгло холодом. Наступал серый, туманный день. Забравшись по колено в сугроб, Андрей сгреб наст и, набрав полную пригоршню жесткого, рассыпчатого, как пересохшая соло, снега, швырнул его себе в лицо и принялся растирать щеки.
В теплый блиндаж вбежал посвежевший и мокрый. Тихон Васильевич ждал его с полотенцем. Завтракать Андрей отказался, и, собравшись, они пошли на НП полка. Тихон Васильевич повел его другой дорогой – немного дальше, но поспокойнее. Андрей запротестовал было, но ординарец возразил, что так наказал товарищ капитан.
В густом тумане вышли на широкую, накатанную дорогу. В белесом мареве за несколько метров ничего не было видно. Только сзади, нагоняя их, шли двое. Фигуры расплывались в тумане. Было тихо.
Вдруг пасмурную тишину утра прорезал одинокий выстрел тяжелого орудия. Снаряд проскрежетал наверху и разорвался где-то впереди. И потом сразу вслед за первым выстрелом точно ураган налетел на землю. Грохот взрывов, орудийные выстрелы, звенящий свист, вой пролетающих снарядов наполнили воздух. А кругом по-прежнему ничего не было видно. Только справа, где угадывалась батарея, сквозь густоту тумана вспыхивало неясное пламя, и с каждым взрывом Андрей ощущал всем телом легкий толчок.
Было восемь часов сорок минут утра. Начали точно, хоть проверяй часы. Андрей досадовал на себя, что не пришел на НП до начала артподготовки. Прибавил шаг. До НП оставалось несколько сот метров. Но как ни торопился Андрей, идущие сзади все же нагнали их. Сначала донесся испуганный голос:
– А дорогу ты точно знаешь? Заведешь к финнам... Второй ответил:
– Не извольте сомневаться, доставим точно. Мы здесь привышные.
Андрей оглянулся. Почти бегом к нему приближался человек, будто переломленный надвое. Верхняя часть его туловища двигалась параллельно земле. Руками он почти касался накатанной колеи дороги. Следом, тоже очень торопливо и едва поспевая, шел боец с винтовкой, перекинутой за плечо. Воронцов узнал в нем вчерашнего связного. Боец тоже узнал Андрея.
– Доброго здоровьица, товарищ старший политрук! – задушевно и как-то уж очень по-граждански приветствовал он Воронцова. – Тоже на НП следуете?
Солдат изъяснялся так, как многие еще не освоившиеся в армии люди. Он трудно произносил официальные уставные слова, смешивая их с обыденными выражениями, фразами, к которым привык на гражданке и от которых сразу не мог избавиться. В этом он походил на Тихона Васильевича.
Андрей поздоровался.
– А ты куда? – спросил он вместо ответа.
– Их вот приказано довести к товарищу Могутному, – связной кивнул на спутника, как показалось Андрею, неуважительно.
Человек, согнутый надвое, поднял голову. Он тоже оказался знакомым. Розанов. Они вместе находились в резерве. Всех отправили в части, а Розанов примостился в отделе кадров заполнять наградные листы, да так и остался при штабе. Обычно нагловато-самоуверенный, сейчас являл он жалкое зрелище насмерть перепуганного человека.
– Скажите, мы правильно идем? Нам нужно на НП полка... А, кажется, товарищ Воронцов? Здравствуйте! Я уполномочен туда от штаба округа. А вы?
– Тоже туда. Из политотдела корпуса.
– Да, да, вспомнил! Поздравляю вас с выдвижением! Я готовил ваши документы. Положительная характеристика. Рад за вас!
Розанов приобрел обычный высокомерно-снисходительный тон. Он разогнулся, принял почти вертикальное положение, но снова грохнула невидимая батарея. Розанов мгновенно втянул голову в плечи, снова согнулся и шарахнулся в сторону.
«Хоть бы бойцов постыдился! – неприязненно подумал Андрей. – Ну и бахвал! Уполномоченный округа... Уж по дороге десяток раз умирал от страха...»
Вслух он сказал, не скрывая иронии:
– У вас что, ишиас или прострел в спине, товарищ Розанов?
Розанов не понял иронии:
– Нет, знаете, нервы. Мне бы лечиться надо, да где теперь... Вот уж когда отвоюем...
До наблюдательного пункта полка Розанов шел согнувшись. Иногда, при близких выстрелах, вздрагивал, втягивал голову и шарахался в сторону. Будто извиняясь, он говорил:
– Вот нервы! Совсем развинтились... Да вообще, знаете ли, зачем испытывать судьбу... Какая польза, если нас с вами стукнет каким-нибудь шальным осколком? Воевать надо малой кровью...
«Лез бы тогда в кювет и лежал», – подумал Андрей. Но ответил более сдержанно:
– Ну, о войне малой кровью совсем в другом смысле сказано: умело воевать надо.
– Да, и в то же время избегать всяких случайностей. Зачем бессмысленно лезть под огонь? Не понимаю, например, какой смысл был посылать меня?