Внезапно Лондон прервал телефонную связь с Римом. На переговорной станции точно зафиксировали время – это было 31 августа в 8 часов 20 минут вечера по среднеевропейскому времени.
Чиано находился в венецианском дворце, когда ему сообщили об этом из управления связи. Муссолини сказал:
– Может быть, англичане действительно приняли игру всерьез. Сообщение встревожило.
– Это война, – продолжал он. – Завтра мы объявим, что Италия остается нейтральной. К сожалению, так...
– А если завтра будет уже поздно?
Чиано показалось, что все рушится. Не перехватил ли он лишнего? Муссолини был уверен, что Гитлер завтра начнет вторжение в Польшу. А что, если французы и англичане примут за чистую монету все эти затемнения, мобилизации? Что, если первыми нанесут удар? Может быть, сейчас где-то на аэродромах Франции уже подвешивают бомбы под самолетами. Это ужасно – ни в одном городе Италии нет бомбоубежищ. Что в городах – граф не позаботился даже о личной безопасности, убежища нет в собственной вилле.
Надо немедленно принимать меры. Чиано распорядился пригласить британского посла в министерство. Тот явился немедленно. Граф едва успел приехать из Палаццо Венециа. Лорен вошел в кабинет почти следом.
Чиано казался взволнованным, курил папиросу за папиросой, несколько раз дрожащими руками наливал воду, расплескивая ее на скатерть. Видно было, что он едва владеет собой. Говорили о прерванной связи между Лондоном и итальянской столицей. Стиснув виски ладонями, Чиано воскликнул, «забывшись»:
– Но почему вы, англичане, хотите совершить непоправимую вещь? Разве не понимаете вы, что мы никогда не начнем войну против Англии, Франции! Никогда!! – Чиано остановился. Он понял, что проговорился, и растерянно замолчал.
Задуманную сцену Чиано разыграл артистически. Дальнейших разговоров не требовалось. Перси Лорен уехал уверенный, что Италия останется в стороне от конфликта.
После его отъезда министр снял трубку, позвонил в Палаццо Венециа. Рассказал Муссолини, что произошло в последние полчаса, решил подкрепить беседу Чиано с британским послом еще одним трюком – приказал включить уличное освещение в городе.
Жители Рима с проснувшейся надеждой смотрели на вспыхнувшие вдруг фонари, заулыбались. Но заговорщики только играли в мир.
Глава шестая
I
Жюль Бенуа давно не встречался с мадам де Шатинье. После некоторых колебаний он все же решил позвонить ей. Если бы не поручение шефа, Бенуа ни за что не сделал бы этого – нечего возвращаться к старому. Но газета остается газетой, а де Шатинье могла, кажется, организовать ему встречу с премьером. Черт возьми, действительно Франция управляется юбками! Выходит, что попасть к премьеру можно только через его любовницу...
Бенуа набрал номер и назвал свое имя.
– А, Жюль! Наконец-то! Где ты пропадал?.. Я очень, очень довольна. Значит, ты не забыл меня?.. Говорят, ты женился?
Де Шатинье забросала его вопросами, не давала вымолвить слова. Она говорила воркующим голосом, кокетливо-томно, подчеркивая свое право так говорить. Этого тона Жюль как раз и боялся больше всего. Он попробовал уклониться от интимной беседы.
– Об этом после, Маро. Я расскажу все при встрече. Ты не представляешь себе, как я расстроен! Мне нужна твоя помощь.
– В чем, милый? Я всегда готова тебе помочь. Может быть, опять затруднения с деньгами? Твоя Маро пожурит тебя и поможет... Ну, исповедуйся, мой ветреный баловник! Я...
– Нет, нет, – Жюль досадливо поморщился, – дело не в деньгах! Скажи, ты знакома с мадам де Круссоль?
– А, понимаю! Тебе что-нибудь нужно от премьер-министра? Конечно, знаю. Мария Луиза моя приятельница. Мы очень дружны с ней.
– Ты права, Маро, мне срочно нужно встретиться с премьером, но он никогда не принимает. Надежда только на де Круссоль. Помоги мне, Маро!
– Жюль, ты просто счастливчик! Я всегда говорила, что тебе везет в жизни. Как раз сегодня Мари заедет ко мне, а возможно, появится и премьер. Он всегда бродит за ней следом. Ты же знаешь, что у меня, как прежде, салон по четвергам.
– Это было бы замечательно...
– Ну вот и отлично! Приезжай к девяти... Впрочем, нет, лучше пораньше, чтобы я успела тебя поцеловать. Надеюсь, жена не станет ревновать к старым друзьям?.. Ты очень торопишься?.. Понимаю, понимаю! Да, обстановка необычайно сложная. Не буду задерживать!.. А знаешь, я читаю твои статьи. От души поздравляю! У тебя уже имя!.. Как тебе нравится Гитлер? Он приберет к рукам Польшу, поверь мне. Ну и пусть, в Европе будет больше порядка. Не правда ли?
Маро могла бы болтать без конца, легко перескакивая с модных шляпок к проблеме Данцига. Но Бенуа ответил что-то невнятное и поторопился повесить трубку.
Если сегодня удастся встретить премьера, завтра он даст неплохую статью. Она будет вполне уместна. Русофильские настроения снова начинают проникать в печать, нейтрализовать их можно хлестким и убедительным выступлением. В нем следует сослаться на мнение премьера... А с де Шатинье придется встретиться. Черт с ней, нельзя оставаться неблагодарным. Она многое для него сделала...
* * *
Свою карьеру Жюль Бенуа начал в популярном женском журнале. Он сотрудничал в отделе «Наша почта» и отвечал на письма преимущественно молодых читательниц, которых волновали проблемы пола, вечной любви, бескорыстной дружбы, супружеской верности. Насколько позволяло место в журнале, редактор выделял для «Нашей почты» две, от силы три неполных странички в самом конце номера. Тут много не разгуляешься. Правда, чтобы вместить побольше материала, ответы на письма набирали петитом, но гонорар от этого не возрастал.
Исповедуя в душе циничный нигилизм, Жюль Бенуа пытался философствовать на отведенном ему месте в журнале, писал о бренности всего существующего на земле, кроме благословенного чувства, вызванного влечением двух влюбленных существ. В подтверждение излюбленной идеи он обращался к восточной легенде о таинственных нитях, свитых из лунных лучей, которые еще при рождении связывают влюбленных и неизбежно приводят их в жизни друг к другу. Но сам Бенуа со спокойной душой обрывал лунные нити, находил другие, которые приводили его к новым и новым любовным утехам.