- В твоих же писаниях, грек, помечено, что Китай-де - царство желтых идолов, то как?

- То, государь, праведно. Не единожды вере Христовой в Китае учинялись гонения от идолопоклонников, коих великое множество, не единожды христиане за веру праведную отдавали свои животы, приняв муки смертные...

- Ты молви, как икону святого Спаса обесчестил? - рассердился боярин Милославский.

Спафарий степенно отвечал:

- Монахи желтой китайской веры безмерно горды и своими идолами похваляются. Мол, вера наша сильнейшая есть и равной ей не сыщете, а бог-де ваш, Христос, немощен. И коль рядом с нашим идолом поставите свою икону, то изойдет она прахом и дымом...

Бояре и царь переглянулись. Спафарий говорил:

- Пытал я своих людей, боярских детей, чему быть: оставлять ли кощунство и похвальбу тех китайских монахов, ведь они веру православную топчут, срамят, или сломить их спесь, икону поставив без опаски к идолам черным? Сотворя молитву и памятуя о вере Христовой, столь сильной, сочли мы за праведное икону Христа поставить, дабы в прах рассыпались идолы всех земель.

- То праведное слово, бояре... - сказал царь.

- Вера русская сильна есть!.. Равной на земле не было, - зашумели бояре.

Спафарий, ободренный, продолжал:

- Лик Спаса-Христа оставлен нами на Китайщине. Пусть вера Христа живет во всех землях. Пусть все миры и народы к ней примкнут. Верю, великий государь, сыщутся и на Китайщине многие люди, которые примут Христову мудрость и падут ниц перед богом всевышним...

Царь, поднявшись, перекрестился. То же исполнили бояре. Царь позвал Спафария, обнял:

- Глядите, бояре, на правдолюбца, мужа премудрого, веры христианской достойного...

...И вновь Николай Спафарий сел главным переводчиком в посольском приказе. И вновь в каморе переводчика всенощно теплилась лампада. Николай Лопухов удостоен был великой чести: сидел он с главным переводчиком в одной палате. Только отрок трудолюбивый после пытошной ослаб здоровьем, ходил бледен и худ, к делам же писцовым прилежен был больше прежнего. Часто в каморе за писанием засыпали и главный переводчик и его старательный помощник.

А доносчика злосчастного Никифора Венюкова за доносы и поклепы велел царь казнить. От казни спас его Николай Спафарий, простив доносчику его злостные ябеды. Оттого Никифор Венюков в грехах покаялся, обет дал уйти от суеты мирской; скрылся он в обитель и там до скончания дней жил затворником.

Восходит и уходит день, так минуют годы.

Прошло немного лет.

С восточных рубежей, с Амура-реки, где твердо обосновались русские казаки, доходили безрадостные вести. Богдыхан китайский поклялся очистить Амур от русских и занять земли вплоть до Нерчинского острога. На царский двор пушная казна с Амура поступала плохо. Бояре жаловались на сибирских воевод, а воеводы в грамотах своих писали о происках китайских ханов, об их готовности идти на Русь большой войной.

Царь и его ближние помощники вспомнили о делах главного переводчика Спафария, о его путешествии в Китайское царство.

Царским именем боярин Милославский поднес Спафарию серебряный ковш заморского изделия, отрез алого сукна, кусок бархата и атласа, просил принести чертеж и книги о Китайском царстве.

Бояре старательно вглядывались в чертеж земли Китайской. Боярин Милославский, разгладив пухлой рукой пышную бороду, сказал Спафарию:

- Сказывай о землях восточных, о китайских происках. Дела их и помыслы ты знаешь.

Боярин отыскал последнюю грамоту нерчинского воеводы. Он писал: "Черная Ячча, - так называет китайский властелин новый Албазин, - опять ожила. Лик солнца чист и светел. Ячча же омрачает его, подобно мутной туче. Надобно ее снести, сжечь, пепел развеять по ветру..."

...Тем временем богдыхан готовил новый поход на Албазин.

Вести о скором походе армии богдыхана долетели и до Москвы.

Царь и его ближние бояре понимали: небывалый ущерб потерпит казна царская, если благодатные восточные рубежи захватит китайский император по самое море Байкал. Тревожились бояре. Снились им китайцы и монголы подле самых кремлевских стен. Царь собрал придворных бояр, сказал:

- Бояре, какое испытание шлет бог?.. Не пошел бы богдыхан на Русь... Того страшусь.

Боярин Милославский гордо отвечал царю:

- Русь наша под игом татарским стонала многие годы и то иго повергла в прах. Волею божьею и молитвами твоими, великий государь, Русь стоит невредима.

Эти слова покоя не рождали. Царь ждал не таких речей. Решил он призвать к себе Николая Спафария и просить совет у этого мудрого старца. Царь думал:

"Муж Николай Спафарий в науках силен, повадки китайского властелина ему знакомы, силу их ратную видел он своими глазами"

Только опоздал царь. Опала и тревожные дни, когда по доносам пытали любимца Спафария - Николая Лопухова, а его, Спафария, хуже батогов и плетей, калечили угрозами и допросами, сломили ученого трудолюбца. Болезнь склонила к земле гордую голову. И подкралась к Спафарию немощная старость: высох он, сгорбился, лицо потускнело, снегом запорошило голову, словно пухом лебяжьим, лишь по-прежнему задорно горели желтые глаза.

Спафарий подарки царские принял, поклонился:

- Уходящий в могилу богатство оставляет на земле... Не сочти, государь, за обидное, коли подарки твои передам любимцу моему, Николаю Лопухову.

Собрались бояре в царской малой палате. Спафарий сидел, укрытый шубой, возле стоял Николай Лопухов, придерживая бледнолицего старца.

Царь спросил:

- Что ж надумал, старец мудрый?

Чуть слышно Спафарий ответил:

- Не прими, великий государь, за худое, не могу по немощи моей словеса ладные сказать... Давит хворь безмилосердно. Думы же свои отписал я в грамотке. Читай, Никола, великому государю и боярам, читай... Словеса выговаривай складно, как тому мною обучен...

Лопухов читал громко, внятно:

- "Надобно с китайцами в мире жить... Войны, упаси бог, не зачинать. Послать немедля посла разумного... А пока посол собирается, гнать гонцов скорых, чтоб китайский царь, ради приезда посла, ждал и войной зазря не шел... Смекаю, великий государь, умом своим так: китайским ханам памятна сила русских - не однажды биты они смертно казаками на Амуре-реке. Памятую и иное: внутри Китайщины спокойствия мало; лихо доморощенным китайцам от обидчиков маньчжуров, междоусобицы столь часты, сколь непогодь в осеннюю пору..."

- Куда старец клонит, того не пойму? - оборвал царь чтеца.

- К миру клоню, великий государь, к миру для Руси достойному...

- Читай, - сказал царь Николаю Лопухову.

Лопухов читал:

- "Не страшись, великий государь, угроз и домогательств китайского правителя. Посол наш, упорством объятый, сказать должен гордо: "Коли думаете побить, выходите на ратное поле!.." В поле же завсегда две воли: кто сильней... А ратной силой господь Русь не обидел... К тому же ни единому китайцу наши сибирские рубежи не надобны, того добиваются только князья да бояре, родичи богдыхановы, алчности коих пределы не заказаны".

Царь встал, удивленно глянул на Спафария:

- К добру ли твои речи? Не разберу их, бояре!

Спафарий тихо ответил:

- Великий государь, во всяком деле сила уму уступает. Мудрость древних праведна: "Хотя ищешь мира, держись за меч..."

Царь усмехнулся:

- Запамятовал старец иное: "Взявши меч, от меча и погибнешь!"

Спафарий силился подняться, опустился, сказал глухо:

- Человек Руси ни мечом, ни серпом не шутит. Вспомни, великий государь, дела владык русских, прославленных от Святослава, от Александра Невского и от него по наши дни... Бывало ли так, чтоб Русь на бою изничтожена была? Аль пала бы перед ворогом коленопреклонной? Аль покорилась?

Бояре загудели:

- Праведные слова! На то она и Русью зовется!..

Спафарий сомкнул воспаленные веки, задыхался и кашлял.

Царь сказал:

- Коль замахнешься да не ударишь, сам побитым останешься...