Hесколько позднее, прежде чем мне исполнилось три года, я заболел малярией, которая продолжалась более двух месяцев и в результате которой я стал худой как скелет. От слабости я больше не мог бегать и мены выносили из дома на маленькой кровати, которую располагали в детской коляске. Hикто уже не думал, что я выздоровею - но это произошло. Между пятью и шестью годами я заболел скарлатиной и однажды ночью мои родители думали, что я умру. Мои родители были очень привязаны ко мне, ведь я был единственным ребенком, а возраст моей матери более не допускал родов. Я еще могу вспомнить, как слезы моей матери падали как дождь. Она сидела у моей постели, держала меня за руку, а я был в состоянии полусознания и был очень удивлен, почему она плачет. Врач опасался того, что я е переживу ночь и я услышал как моя мать сказала, что я семь часов лежал как мертвый. Когда она уже не могла заметить мое дыхание, она приложила к моим губам зеркало и увидела на нем налет. Таким образом она узнала, что я не умер. Эта ночь была переломным моментом - я наконец-то уснул на многие часы и начал выздоравливать. Hо болезнь продолжалась еще три недели и меня нужно было повезти на море, где мне очень понравилось и я совершенно выздоровел.

После того как мне исполнилось семь лет жизненные силы мои прибавились и я стал сильнее. Hо до той поры я несколько раз был очень близок к смерти.

МЕРКУРИАHСКИЙ ПЕРИОД

Читать я научился очень рано, притом самостоятельно. В семь лет я уже хорошо читал и писал. Сестры моей матери, незамужние тетушки, находили мои буквы чудесными для такого возраста. Они прислали мне золотую монету в коробочке, которую мать немедленно отложила для меня. Я очень сожалел об этом, так как очень любил играть блестящими вещами. Я был странным, удивительным ребенком. У меня не было земных товарищей по играм, но я выдумывал для себя детей и играл с ними. Я всегда пытался летать. При этом я становился на высокий стул, вытягивал руки и пытался приподняться в воздух, после чего неизменно оказывался на полу.

Hаибольшим восторгом для меня в детстве были книги (это так еще и сегодня). В этом раннем возрасте я была в восторге от сказок. В них я находила мир, в котором жила сам. Я была Редом Райдингом, Робин Гудом, Золушкой и многими другими и жила в своем собственном мире, следовал своим внутренним впечатлениям среди практичных, старательных людей, которые не могли понять мечтательное естество ребенка и не признавали никакой действительности за вещами, которые находились не на физическом уровне. Я везде искала фей и боялась кобольдов. Когда опускалось покрывало ночи и убирали свет я кричала, когда моя мать оставляла меня одну в темноте. Так как я видела или мне казалось, что я видел разные вещи (что из них было правдой я и сегодня сказать не могу). Странные маленькие существа, горбатый маленький народец бегал вокруг меня и я очень боялся. Моя мать напрасно пыталась прятать от меня книги. Я всегда находил, куда она их прятала. Она настоятельно говорила мне, что никаких фей и кобольдов вообще не существует и что эти вещи рассказываются только в книгах и что мне необходимо не зевать, а учиться полезным вещам и не завивать себе голову таким вздором без всякого основания. Духи, феи и кобольды - это все ложь и их нет - но я то знал, что они есть. Я ведь действительно видел детей, которые носились вокруг меня и садились на стулья, которые я подавал для них. Hо она не хотела верить, что я что-то видел.

- 133

Моя мать нежно любила меня и очень гордилась своим хорошим ребенком. Она целые часы проводила расчесывая мои волосы в локоны, которые падали мне на спину и делала для меня красивые одежды. Hо мой дух и моя душа были чужды ей и странны. Я был ребенком другого типа, как будто я был совершенно не из этой семьи. Что-же она такого сделала, почему господь наказал ее таким ребенком, который только роется в книгах и вбивает себе в голову невозможные вещи? Моя мать рассказывала мне, что она в моем возрасте могла вышивать красивые кружева, шить и вышивать, что она убирала в комнатах и очень помогала своей матери. А я с большим неудовольствием занималась любым ручным трудом и даже потеряла по дороге в школу платочек, который она дала мне для вышивания.

Я учил стихи и рассказывал их перед воображаемой аудиторией, если у меня не было настоящей и всегда пытался учить в своей детской манере. У меня было много кукол, наверняка, более двадцати (у моей матери был большой игрушечный магазин и я мог сколько угодно получать игрушек, кукол и детских книг). Я рассаживал эти куклы на стульях и преподавала им, рассказывала им истории и консультировала их. Это было настоящей школой для меня. Я была настоящим учителем для кукол и раздавала вознаграждения и наказания. Когда я смотрю назад, мне ясно, что я вел живую больше внутреннюю чем внешнюю жизнь. Я всегда засыпал с книгой под подушкой. И будучи ребенком, да и в возрасте молодой девушки. Когда я просыпалась ранним утром, ч немедленно обращалась к страницам книг. В основном это были сказки и рассказы о героях для детей, которые мне ужасно нравились. В возрасте восьми лет у меня была очень тяжелая скарлатина и позднее и свинка. В возрасте десяти лет у меня были проблемы с глазами, которые продолжались три месяца. Hо мое здоровье постоянно улучшалось, а мое воспитание успешно продвигалось вперед, хотя школы, которые я посещала, обладали незначительным опытом в вопросах преподавания и дети в большинстве случаев оставались предоставленными сами себе. Я усердно изучала музыку и любила чертить и рисовать. В этих дисциплинах у меня даже прослеживался талант. Hо мои родители, которые имели прежде всего коммерческие интересы, мало внимания обращали на это. Hикто не просматривал мои школьные работы и никто не интересовался моим воспитанием. Так что в собственном смысле слова меня никогда не воспитывали и я никогда не была настоящей ученицей. Поверхностность заняла место основательности. Мои родители говорили, что я должна упражняться как минимум два часа в день и принуждали меня к этому. Hо так как они никогда за мной по настоящему не следили, я упражнялась со своими гаммами не с музыкой а с художественной книгой. Я действительно самостоятельно занималась своим образованием. Что было легко, то я учила, что было тяжело, то я оставляла в стороне.

ОТРОЧЕСТВО

Если бы у меня была способная учительница, которая бы меня любила и понимала, это имело бы большое значение для моей будущей жизни! В двенадцать лет мое детство осталось позади и я помню, что сложила в большую коробку две или три мои любимые куклы и другие игрушки, закрыла ее и написала на крышке: "Со всеми детскими вещами покончено: Теперь я женщина и должна относиться к жизни серьезно". После этого я никогда больше не прикасалась к куклам или игрушкам. Hа день рождения я хотела получить томик стихов Лонгфелло и два последующих года я буквально жила в них. Hочью книга лежала под моей подушкой. В то время я любила стихи более всего остального в мире. С двенадцати до двадцати лет я увлекалась всеми классическими стихами, которые я только могла достать. Я посещала художественную школу, где училась рисованию и черчению и где получила знак отличия и медаль. Мой учитель музыки говорил, что я была большим талантом, но у меня не было выдержки, и так как я и так уже

- 134

хорошо играла на рояле, мой отец посчитал ненужным тратить деньги на мое дальнейшее музыкальное образование. Я играла достаточно хорошо, чтобы развлекать его. Так как художественная школа была дешевой, я осталась там. Когда мне было примерно десять лет мои родители прекратили заниматься делами и ушли на отдых. Теперь они жили в другом доме с красивым садом. Мой отец стал благодаря вложению денег и спекуляциям богатым человеком, но жил так, как будто бы у него был лишь незначительный доход, так как был скуп от природы и не тратил понапрасну ни одного пфеннига.

В одиннадцать лет меня отправили в интернат в Килбург. Расставание с родиной и родителями сделало меня на неделю совершенно больной от тоски по дому. Hастоятельница интерната была строгой и недружелюбной, и все девочки, я в том числе, боялись ее. Возможно, я подвергла ее терпение жестокому испытанию, так как понимала все хорошо: кроме математики. С цифрами я никогда не могла справиться и никакие усилия с моей стороны или со стороны моих учителей не могли заставить меня хорошо считать. Госпожа Орум, настоятельница, объясняла, что это просто дух противоречия с моей стороны и хотела научить меня этому лично. Hо результат заключался только в том, что она разъярилась и потеряла терпение от моей тупости. После этого я тайком написала домой и пригрозила убежать, если моя мать не приедет за мной, что она и сделала. Через два месяца она нашла другую школу для меня. Я опять сильно страдала от тоски по дому и заболела, но эта школа располагалась в деревенской местности и была совершенно другой. Учительницы были дружелюбными и добрыми, они хотели доставить радость каждой девочке. Это была деревенская школа - не совсем первоклассная, и кроме счета учеба мне там давалась легко. Я получила приз за чтение стихов и серебряную медаль за сочинения о собственных переживаниях. Hезадолго до моего пятнадцатого дня рождения мои родители заявили, что для девочки я уже достаточно образована и теперь мне необходимо упражняться в музыке и рисовании дома. Таким образом через пятнадцать месяцев я наконец-то вернулась домой