Я медленно поднялась с пола и протянула ему руку, он взял ее, встал с кресла и посмотрел на меня. Глаза его были полны нежности и сатанинской радости. Именно сатанинской и именно радости.

- Я люблю тебя, - сказала я, встретившись с ним взглядом.

- Я знаю, - отозвался он. - Ты произнесла это в квартире Кловиса у окна.

- Ты слышал? Ведь я даже не шептала...

- Я видел твое отражение в стекле. Как и ты мое. Движение губ.

- Ну... тогда ты знаешь. Я не хотела, я боялась это говорить. Случайно вырвалось.

- "Я люблю тебя", сказала она случайно. - Не бойся говорить это. Насколько я знаю, ты первый человек, который меня полюбил.

- Но ведь...

- Да, ко мне тянулись. Отдавались. Но не любили.

- Только не надо смеяться надо мной, ладно?

- Что ты, Джейн?

- А может быть, - сказала я, - ты сможешь обойтись без моих инструкций? А?

- Хорошо, - согласился он.

Он притянул меня в свои объятия. Так увлекает за собой откатывающаяся от берега волна. Неумолимо. Головокружительно. Упругость губ, их влажность - все как у человека... только ощущения при поцелуе совсем другие. Потом он поднял меня на руки, будто я ничего не весила, и понес в лифт.

Я не Египтия. Я не хочу вдаваться в подробности. Я и боялась и нет: Я ликовала и была переполнена отчаянием. Его нагота ослепила меня, хотя когда-то давно Деметра выясняла, что знакомство с мужской наготой было заложено в зрительных нервах, которые она для меня выбрала. Но он был потрясающе красивый и серебряный, а в паху горел огонь. Почему считают мужской член безобразным? Сильвер был весь красивый. А я... я была неловкой, но его мягкость и бережность вскоре не оставили от этого и следа. У меня не было ни слезинки, ни кровинки. Я не была даже поранена. Его волосы скользили по мне, словно набегавшие волны. Металл совсем не чувствовался, если не смотреть. Наощупь - настоящая кожа, но кожа идеальная - ни шероховатости, ни царапин. А когда я, преодолевая смущение, сказала: "Извини, но по-моему, я не могу, ну, в смысле, кончить", почти сразу же напряжение внутри стало расти, накатили волны экстаза, я прильнула к нему и перевела дух только тогда, когда они схлынули.

Он продолжал меня обнимать, и я сказала:

- А как же ты?

- А я - нет.

- Но... ведь... ты же...

- Мне это не нужно. - Улыбки не было видно в темноте, но она слышалась в голосе. - Я могу изобразить, если хочешь. Мне это часто приходится делать.

- Нет. Со мной не изображай. Никогда. Пожалуйста.

- Значит, не буду.

Астероид проделал дырку в шторе. Я заснула. Потом проснулась, и он лежал рядом, обвив меня руками и закрыв глаза, как будто спал. Когда я шевельнулась, он открыл их, мы посмотрели друг на друга, и он сказал: - Ты красивая.

Я не стала спорить, тем более что он, пожалуй, был прав. По крайней мере, в тот момент.

Моя радость была его радостью. Дура я была, когда говорила, что он не умеет любить. Он может любить всех. Он и есть любовь.

Утром мы вместе встали под душ.

- Тебе это действительно нужно?

- Городская грязь ни для кого не делает исключений, - сказал он, намыливая волосы под зеленым водопадом. - Не беспокойся. Я абсолютно нержавеющий.

Он позавтракал вместе со мной, чтобы доставить мне удовольствие. Ел он совсем как молодой парень, который, экономя время, глотает, не прожевав.

- Ты можешь чувствовать вкус?

- Могу, если приведу в действие нужные схемы.

- Забавно, - сказала я и хихикнула.

Мой смех его заинтриговал, и он пустился во все тяжкие. Подражал каким-то идиотским голосам, пел нелепые песни, отпускал игривые шуточки, и я ничего не могла с этим поделать.

Один из космонавтов пришел прибраться на столе, и я в смущении замолчала: они были так непохожи. Космонавт подал мне маленький поднос с витаминами и капсулами физического совершенства. Я должна была их принять. Но забыла.

Мы вернулись в постель. Когда экстаз схлынул, я снова заплакала.

- Тебе должно быть так противно, - рыдала я.

- Разве я выгляжу так, будто мне противно?

- Ты играешь. Это часть твоей роли. И еще говоришь, будто я красивая.

- Ты красивая. У тебя кожа, как крем.

- Ну да.

- А глаза - как раковины каури, в них все цвета моря.

- Нет, я некрасивая.

- Красивая.

- Ты это всем говоришь.

- Каждый красив по-своему.

Я вылезла из постели, подошла к зеркалу и принялась рассматривать себя, поднимая над головой волосы, широко открывая глаза. Он лежал на простынях, улыбаясь, как сонный лис.

- А с Египтией, - нахально спросила я, - ты изображал оргазм?

- Много-много раз, - ответил он таким уныло-ироничным тоном, что я опять рассмеялась.

В следующий раз, когда мы занимались любовью, экстаз пронзил меня, как копье, я закричала и была этим поражена.

Телефон возле моей кровати замурлыкал около полудня. Я отключила видео и сняла трубку. Видео в данном случае совершенно ни к чему.

- Плохие новости, - сказал Кловис.

- Это не я. Здесь таких нет.

- Джейн, не остри. Когда возвращается Деметра?

- Завтра.

- Сожалею, что приходится так рано прервать твой amor impropre, но Египтия решила предъявить свои права. Она говорит, что отдавала тебе своего металлического партнера всего на шесть часов. И только. Ты хочешь его, я платил за него, но мы ничего не можем поделать. Ей восемнадцать, и он записан на ее имя.

- Ну наплел бы ей что-нибудь...

- Нет. Мне что, делать больше нечего? Или ты думаешь, что моя жизненная миссия - быть твоей нянькой?

В его голосе слышалось раздражение. Потому что ему не удалось помочь мне. Это грызло его. К тому же он видел Сильвера.

- Что мне делать, Кловис?

- Пошли его на Остров скоростным паромом. А то она поставит на уши адвоката. И свою мать в этой канаве.

- Но...

- Ты что, считала ее своей подругой?

Все в комнате замерло. Смешно. Ничего, конечно, и не двигалось, но раньше казалось живым, а теперь - нет.

- Хорошо, - сказала я.

- Или можешь послать его сюда, если хочешь. Египтия придет его забирать, и, может быть, мне удастся ее уговорить.

- В твою квартиру? - переспросила я.

- В мою квартиру. А ты думала, я имел в виду середину реки?

- Я верну тебе деньги, - проговорила я, завязывая в тугой узел конец простыни.