34. (1) Пока Филипп вершил все это, Тит Квинкций, приняв Закинф от Ахейского союза, переправился к Навпакту, который находился в осаде уже два месяца и был почти на краю гибели. (2) Дело шло к тому, что если он будет взят силой, то придет конец всему этолийскому племени. (3) Квинкций справедливо гневался на этолийцев, помня, что они единственные пытались умалить его славу освободителя Греции и пренебрегли его веским мнением, когда он, заранее предрекая им то, что и случилось потом, пытался отвратить их от безумной затеи. (4) Однако он видел свой главный долг в том, чтобы ни один из народов освобожденной им Греции не был совершенно искоренен. И вот он стал прогуливаться вокруг городских стен, так чтобы этолийцам было легко заметить его. (5) Его сразу узнали стоявшие в караулах, и по всем боевым порядкам разнеслась весть, что здесь Квинкций. Люди отовсюду сбежались на стены, каждый протягивал руки, все в один голос, называя его по имени, громко умоляли Квинкция о помощи и спасении. (6) Но он, хоть и тронутый их криками, тем не менее знаком показал, что это не в его силах; Однако, явившись затем к консулу, он сказал: (7) «То ли ты, Маний Ацилий, не ведаешь, что происходит, то ли знаешь, да не понимаешь, как близко это касается важнейших государственных дел». (8) Консул, взволновавшись, спросил: «Что ж ты не скажешь, в чем дело?» Тогда Квинкций заговорил: «Неужто не видишь, что после победы над Антиохом все твое время уходит на осаду двух городов, тогда как год твоих полномочий почти что истек, – (9) между тем Филипп, не видавши ни войска, ни даже знамен неприятельских, уже подчинил себе не только города, но и целые области – Афаманию, Перребию, Аперантию, Долопию. Ты и твои воины не получили плодом своей победы еще и двух городов, а Филипп – уже столько греческих племен! А ведь нам важно не столько умалить власть и мощь этолийцев, сколько не дать Филиппу усилиться сверх меры».

35. (1) Консул согласился с этим, но ему было стыдно снимать осаду, не добившись цели. (2) Тогда дело было поручено Квинкцию. Он вновь пришел к тому участку стены, с которого незадолго пред тем взывали к нему этолийцы. Когда его с того же места еще настойчивее принялись умолять сжалиться над этолийским народом, он велел, чтобы кто-нибудь вышел к нему. (3) Тотчас из города появились сам Феней и другие видные люди. Они бросились в ноги Квинкцию, и он молвил: «Ваше злосчастье побуждает меня смягчить и свой гнев, и свою речь. (4) Случилось то, о чем я вас предупреждал, и вам не остается даже того утешения, какое дает сознание незаслуженности происшедшего. Однако я, будто каким-то роком предназначенный лелеять Грецию, не перестану благодетельствовать даже и неблагодарным. (5) Посылайте своих поверенных к консулу, пусть они попросят перемирия на такой срок, который позволил бы вам отправить послов в Рим, дабы представить ваше дело сенату. Я же буду ходатаем и защитником вашим перед консулом». (6) Они сделали так, как предложил Квинкций, и консул не отверг их посольства. Было заключено перемирие до того дня, когда посольство сможет принести ответ из Рима. Осада была снята, а войско послано в Фокиду.

(7) Консул вместе с Титом Квинкцием отправились в Эгий на совет ахейцев. Там шел разговор об элейцах и о возвращении лакедемонских изгнанников. Ни о том, ни о другом не договорились, ибо дело изгнанников хотели оставить нерешенным ахейцы, чтобы самим снискать благодарность, элейцы же предпочитали вступить в Ахейский союз сами, а не при посредстве римлян. (8) К консулу явились эпирские послы. Было очевидно, что эпирцы остались в дружбе с римлянами не из искренней верности – и все же Антиоху они не дали ни одного солдата. Их обвиняли в том, что они помогали ему деньгами, а что слали к царю послов84, от того и сами не отпирались. (9) Так что когда эпирцы начали просить, чтобы им было разрешено оставаться в своем прежнем положении друзей, консул ответил, что он еще не знает, числить ли их среди враждебных или замиренных племен. (10) Судьею, мол, в этом деле будет сенат; их дело он целиком передает в Рим, для чего и дарует им перемирие на девяносто дней. (11) Отосланные в Рим, эпирцы обратились к сенату. Вместо того чтобы оправдываться в предъявляемых им обвинениях, они принялись перечислять те враждебные действия, которых не совершили, хоть и могли. Но на это им был дан ответ, из которого следовало, что прощения они добились, но правоты своей не доказали. (12) Примерно в это же время сенату были представлены и послы царя Филиппа, поздравлявшие с победой. Когда они попросили дозволения совершить на Капитолии жертвоприношение и принести в храм Юпитера Всеблагого Величайшего золотой дар, сенат им это позволил85. (13) Они возложили в храме золотой венок весом в сто фунтов. Царским послам был не только дан благосклонный ответ, но и возвращен для препровождения к отцу сын Филиппа Деметрий, находившийся в Риме заложником86. (14) Вот как закончилась война, которую вел с царем Антиохом в Греции консул Маний Ацилий.

36. (1) Второй консул, Публий Корнелий Сципион, получивший при жеребьевке провинцию Галлию, должен был отправиться на войну с бойями, но прежде потребовал, чтобы сенат предоставил ему деньги на устроение игр, обет о которых он дал в решающий миг сражения87 когда в должности претора воевал в Испании. (2) Это требование сочли неслыханным и несправедливым и потому постановили: игры, которые он обетовал сам, не снесшись с сенатом, пусть он сам и проводит на деньги от военной добычи88, если у него из них что-то для этой цели отложено, либо из собственных средств. Публий Корнелий устроил игры, длившиеся десять дней. (3) Примерно в это же время был посвящен храм Великой Идейской Матери – богине, которую тот же самый Публий Корнелий сопровождал от моря до Палатина, когда ее привезли из Азии при консулах Публии Корнелии Сципионе, что позднее прозван был Африканским, и Публии Лицинии89. (4) Подряд на возведение храма по решению сената сдали с торгов цензоры Марк Ливий и Гай Клавдий в консульство Марка Корнелия и Публия Семпрония; тринадцать лет спустя его и посвятил Марк Юний Брут. По этому случаю были даны игры, названные Мегалесиями, (5) во время которых, как пишет Валерий Антиат, впервые были показаны сценические представления90. Дуумвир Гай Лициний Лукулл посвятил также храм Ювенты91 в Большом цирке. (6) Его за шестнадцать лет до того обетовал консул Марк Ливий в день, когда уничтожил Газдрубала и его войско92. Он же, будучи уже цензором, в консульство Марка Корнелия и Публия Семпрония сдал подряд на строительство храма. (7) По этому случаю также были проведены игры, и все это сделано было с благочестивым усердием, тем большим, что надвигалась новая война с Антиохом93.

37. (1) В начале того же года, когда все это происходило, – в то именно время, когда Маний Ацилий уже отправился на войну, а консул Публий Корнелий все еще оставался в Риме, (2) два домашних быка в Каринах, как передают, взобрались по лестнице на крышу дома. Гаруспики приказали сжечь их живьем, а пепел бросить в Тибр. (3) Получено было известие, что в Таррацине и Амитерне несколько раз шел каменный дождь; в Минтурнах молния ударила в храм Юпитера и в лавки вокруг форума. В Вольтурне два корабля были в устье реки поражены молнией и сгорели. (4) Децемвиры, как постановил сенат, обратились к Сивиллиным книгам по поводу этих знамений и объявили, что следует учредить пост в честь Цереры и блюсти его раз в пять лет, (5) а кроме того, устроить девятидневные жертвоприношения и однодневное молебствие; пусть молящиеся будут в венках94 и пусть консул Публий Корнелий принесет в жертву тех животных и тем богам, каким укажут децемвиры. (6) Когда боги были умилостивлены – и надлежащим исполнением обетов, и закланием животных во искупление знамений, – консул отбыл в провинцию и там приказал проконсулу Гнею Домицию распустить войско и возвращаться в Рим. Сам же он повел легионы в землю бойев95.