(8) Консулам, производившим воинский набор, мешал Марк Постумий, уроженец Пирг15, который едва не вызвал большие беспорядки. (9) Постумий был откупщиком, и уже много лет не было в государстве человека, равного ему по лукавству и алчности, кроме Тита Помпония из Вей, который неосторожно грабил поля в Лукании и был в предыдущем году пойман отрядом карфагенян, которым командовал Ганнон. (10) Эти люди, поскольку гибель груза, отправленного войску и затонувшего в бурю, ложилась долгом на государство16, выдумывали кораблекрушения, которых не было; даже действительные, о которых они докладывали, были подстроенными, а не случайными. (11) Старые разбитые суда нагружали малым количеством дешевого товара, выводили эти суда в открытое море, моряков пересаживали в приготовленные заранее лодки, топили суда и лживо заявляли о множестве погибших товаров. (12) Претору прошлого года Марку Эмилию донесли об обмане, он доложил о нем сенату, но сенат никакого решения не вынес, так как сенаторы не хотели в такое время задевать сословие откупщиков. (13) Народ строже осудил обман; Спурий и Луций Карвилий, народные трибуны, были возмущены таким отвратительным бесстыдством и присудили Марка Постумия к штрафу в двести тысяч ассов. (14) В день суда народа собралось столько, что на Капитолии было тесно. (15) Дело было подробно изложено; оставалась единственная надежда: может быть, народный трибун Гней Сервилий Каска, приходившийся родственником Постумию, еще до голосования триб воспользуется своим правом вмешательства. (16) Пригласили свидетелей, трибуны раздвинули народ; принесли жребии, чтобы определить, где голосовать латинам17. (17) Тем временем откупщики требовали от Каски, чтобы он запретил голосовать в тот же день; (18) народ негодовал. Каске, который случайно сидел первым на углу трибуны, было и страшно, и стыдно. Помощи от него было мало, и откупщики, надеясь произвести беспорядки, пошли клином, раздвигая топпу и перебраниваясь с народом и трибунами. Недалеко было и до рукопашной, когда консул Фульвий крикнул трибунам: «Вы что, не видите, что с вами не считаются и дело идет к мятежу, если вы немедленно не распустите собрание».

4. (1) Собрание распустили, созван был сенат, и консулу доложили о беспорядках, учиненных дерзким насилием откупщиков. (2) Марк Фурий Камилл, говорили консулы, изгнание которого должно было повлечь за собой разрушение Города, претерпел суд неблагодарных граждан;18 (3) еще раньше децемвиры, по чьим законам мы живем до сего дня19, а после них многие первые люди в государстве терпеливо перенесли народный суд, (4) а вот Постумий, уроженец Пирг, лишил римский народ права голоса, разогнал народное собрание, отказался считаться с народными трибунами, восстал на римский народ, занял на форуме место, с которого можно было помешать трибунам обратиться к римскому народу, помешать созвать трибы на голосование. (5) От кровопролитной свалки, сказано было дальше, удержало народ только терпение должностных лиц, которые – чтобы только не дать повод к кровопролитию – до времени уступили, стерпев, чтобы и сами они были побеждены дерзостью нескольких безумцев, и римский народ, и его собрание, (6) которому подсудимый намеревался помешать силой оружия. (7) Хорошие граждане приняли слова консулов, как того требовала гнусность преступления; сенат решил, что была применена сила против государства и подан опасный пример. (8) Народные трибуны Карвилии оставили дело о штрафе и назначили день суда над Постумием, виновным в уголовном преступлении; если он не представит поручителей, служителю велено было арестовать его и препроводить в тюрьму. (9) Постумий поручителей представил, но сам не явился. Трибуны обратились к плебейскому собранию, и оно постановило так: если Марк Постумий до майских календ не появится, не придет по вызову в суд и не оправдается, то считать его изгнанным, имущество его распродать, а самого лишить воды и огня20. (10) Некоторым зачинщикам беспорядков велено было явиться в суд по обвинению в уголовном преступлении и представить поручителей. (11) Сначала посадили в тюрьму тех, кто не дал поручителей, а затем и тех, кто мог дать; чтобы избежать этой опасности, многие отправились в изгнание.

5. (1) Так кончилось дело с откупщиками, обманывавшими государство, защищавшими свои преступления. (2) Состоялись выборы главного понтифика; председательствовал новый понтифик21 Марк Корнелий Цетег. (3) Этого звания горячо добивались трое: Квинт Фульвий Флакк, консул, который уже был консулом дважды, а также цензором; Тит Манлий Торкват, тоже известный двумя консульствами и цензурой, и, наконец, Публий Лициний Красс, еще только собиравшийся стать курульным эдилом. (4) Почтенных старцев победил юноша. До него в течение ста двадцати лет не было ни одного главного понтифика – кроме Публия Корнелия Калуссы, – который не занимал бы курульной должности.

(5) Консулы с трудом набрали воинов: не хватало молодежи, чтобы составить новые городские легионы и пополнить старые. (6) Сенат велел консулам продолжать набор и назначить две комиссии триумвиров. Им надлежало обойти одной в пределах, другой – за пределами пятидесяти миль от Города сельские округа, рынки, торговые городки22 и, освидетельствовав всех свободнорожденных, (7) отправить на военную службу всех, кто в силах носить оружие, хотя бы они и не достигли еще положенного возраста. (8) Народным трибунам было поручено, если им это угодно, обратиться к народу с предложением, чтобы новобранцам, принесшим присягу, когда им еще не было семнадцати лет, жалованье начислять точно так же, как если бы им уже исполнилось семнадцать лет или больше. (9) Две комиссии триумвиров, назначенные по сенатскому постановлению, занялись поисками свободнорожденных по деревням.

(10) Из Сицилии пришло письмо Марка Марцелла о требованиях солдат, воевавших под командой Публия Лентула; его прочли в сенате. Это были воины, уцелевшие после разгрома войска под Каннами и, как сказано было раньше, сосланные в Сицилию; вернуться в Италию им было разрешено только по окончании войны с Ганнибалом.

6. (1) Они с разрешения Лентула отправили к Марцеллу в его зимний лагерь послов – лучших из числа всадников, центурионов и пехотинцев. Когда им было разрешено говорить, один из них обратился к Марцеллу: (2) «Мы явились бы к тебе, консулу, Марцелл23, еще в Италии, когда сенат вынес постановление – пусть справедливое, но для нас, конечно, горькое. Мы надеялись, однако, что в провинции, где после смерти царей24 начались волнения, нас пошлют на трудную войну с сицилийцами и карфагенянами, (3) и наша кровь и раны примирят с нами сенат, как то было – на памяти отцов наших – с солдатами, которые были взяты Пирром в плен под Гераклеей и потом сражались против него же25. (4) За какую вину нашу, отцы-сенаторы, вы разгневались на нас и гневаетесь сейчас? (5) Когда я вижу тебя, Марцелл, мне кажется, я вижу обоих консулов и весь сенат. (6) Будь ты консулом под Каннами, судьба государства и наша сложилась бы лучше. Позволь, прошу тебя, прежде чем я начну жаловаться на наше положение, обелить себя от вины, которую на нас возлагают. Если не гнев богов, если не судьба, по неколебимому закону которой вершится все в делах человеческих, были причиной разгрома под Каннами, то кто виноват в нашей гибели? Чья здесь вина? Воинов? Полководцев? (7) Я, солдат, ничего не скажу о своем полководце: мне ведь известно: сенат благодарил его за то, что он не отчаялся в судьбе государства, и ему, бежавшему с поля сражения под Каннами, командование тем не менее продлевалось из года в год26. (8) Остальные уцелевшие после Канн были у нас военными трибунами; мы слышали, они ищут должностей, исполняют их и ведают провинциями. (9) Вы снисходительны к себе и своим детям, отцы-сенаторы, и свирепствуете только над нами – мы, конечно, люди ничтожные. Консулу и знатнейшим мужам в государстве не было зазорно обратиться в бегство, когда надеяться уже было не на что. А вы послали воинов на верную смерть. (10) От Аллии бежало почти все войско;27 в Кавдинском ущелье28 войско сдало оружие врагу, даже не попытавшись вступить в бой; не буду говорить о других постыдных поражениях. (11) И, однако, позорной кары этим войскам не придумывали; больше того – войско, бежавшее от Аллии в Вейи, взяло назад Рим29. (12) А кавдинские легионы, вернувшиеся в Рим без оружия, были вооружены и отправлены в Самний; того самого врага, который радовался их бесчестью, они прогнали под ярмом30. (13) Можно ли обвинить сражавшихся под Каннами в трусливом бегстве, если там полегло больше пятидесяти тысяч человек, если консул бежал с семьюдесятью всадниками, а кто уцелел, тот уцелел потому, что неприятель устал убивать. (14) Пленным отказали в выкупе, и люди нас хвалили за то, что мы сохранили себя для государства, за то, что пришли в Венузию, сохраняя вид, приличествующий войску. (15) Мы сейчас в худшем положении, чем пленные в старые времена. Вернувшегося из плена понижали в чине, переводили в другой лагерь, стоявший в худшем месте, меняли род войск31, но, если он был усерден по службе и отличался на войне, ему возвращали все, что отняли. (16) Никого не ссылали, никого не лишали надежды на продолжение службы, они сражались с врагом, смывая свое бесчестие. (17) Нас, которых можно упрекнуть только в том, что мы уцелели под Каннами, отослали подальше от родины, от Италии, и подальше от неприятеля; (18) мы стареем в изгнании, у нас нет ни надежды, ни возможности смыть свой позор, умилостивить разгневанных граждан, умереть славной смертью. (19) Мы не просим вернуть нам доброе имя и наградить за храбрость, мы просим только: испытайте нас, дайте нам показать себя; мы просим трудов и опасностей, хотим нести обязанности мужей и воинов. (20) Уже второй год в Сицилии идет жестокая война: одни города осаждают карфагеняне, другие – римляне, сражаются и пехота, и конница; под Сиракузами идет война и на суше, и на море; (21) крики сражающихся и лязг оружия мы слышим – и сидим вялые, опустившиеся, словно нет у нас рук взять оружие. Сколько раз консул Тиберий Семпроний шел в бой с легионами из рабов: вознаграждением за службу были для них и свобода, и права граждан32. (22) Считайте нас хоть рабами, купленными, чтобы послать на эту войну; позвольте нам сражаться и обрести свободу в бою. Испытай нас, хочешь на море, хочешь на суше, хочешь в строю, хочешь при осаде города. (23) Мы настоятельно просим: пошлите нас на самое трудное и опасное дело, чтобы возможно скорее сделано было то, что следовало сделать под Каннами, ведь сколько мы прожили после Канн – все под знаком позора».