— Подожди, мужики! вот подрастут у него клыки, — он нам даст!

Солдаты смеялись и стреляли в кабанчика горящими окурками.

Посещая батарею, командир дивизиона подполковник Поткин обязательно шел на задний двор посмотреть свиней. Он улыбался и, устремляя взгляд на Кольку, спрашивал: ну, как тут они у тебя, ептэть, это самое, живут, значит? Живут, товарищ подполковник. Не болеют? Никак нет. Вернее, он отвечал подполковнику просто: не-э. Служа свинарем, Колька понемногу забывал уставные ответы. Ты их, главное, пои чистой водой и следи, чтобы, самое, ничего никто в ихнюю еду, чтобы, это самое, ептэть. А то сам понимаешь. Знаешь, пороху могут или гвоздей, или битого стекла запросто. Да не, пока никто ничего такого. Ну, давай, как говорится, бог.

А что, игриво спрашивал Поткин, что? хряк-то? Он подмигивал. Свинок уже это самое? Пробует? А! жук, разбойник, самое, ептэть. Ну и какая тут у него самая? вон? хвостиком крутит? или с пятнышком на ляжечке? Да кто под руку попадется. Кто под руку?.. ах ты, ептэть, султан, шейх.

Накормив свиней и выпустив их на улицу, Колька чистил свинарник, потом выходил, садился у задней стены, грелся под зимним солнцем. Иногда приходил Черепаха. И они сидели, щурясь от яркого солнца, курили, смотрели на город с черными трубами, на белую Мраморную и на белые степи за городом... Помнишь: туркменский сад, Авгий... Слушай, ты так и не видал Бориса? Нет. И на операции не видал? Нет, нет. Жив ли? у них там, в разведроте, говорят, гибельно.

5

Хирургу не спалось.

Как всегда, он очнулся посреди ночи, полежал, надеясь, что, может, в этот раз обойдется и он уснет, но и в этот раз не обошлось. Поворочавшись, повздыхав, он встал, взял с тумбочки часы, посмотрел на циферблат, горевший бледно-зеленым мертвым загадочным светом. Было два часа. Хирург, тихонько чертыхнувшись, нашел свои брюки, натянул их, накинул на голое тело бушлат и тихо, стараясь не разбудить остальных, вышел из комнаты. Он прошел по коридору мимо дневального с книгой, вышел на крыльцо, посмотрел по сторонам, на звезды — яростно огромные и яркие, — вздохнув, достал сигарету, чикнул зажигалкой.

Холодно. И какие большие звезды.

Он курил, исподлобья глядя на звезды.

Как они... надрывно горят. В этом что-то недоброе. А? По крайней мере раньше они не так... они так не горели. Нет, не горели, это точно, я помню прошлую зиму. Звезды были другие. Впрочем, это, конечно, мне кажется. Я хорошо помню все, что было прошлой зимой, да, у меня отличная память, в институте все завидовали, — я помню голоса, лица, запахи, мысли прошлой зимы, но звезды я забыл. Звезды были, конечно, такими же. Это иллюсио. Иллюзия восприятия. Неадекватное отражение воспринимаемого предмета и его свойств. Звезды это звезды, а зловещими их делает наше сознание. Все зависит от того... словом, от многого зависит. От того, что пациент съел накануне. От того, что он услышал — приятное или неприятное, от того, как функционируют его органы, от состояния окружающей среды. Впрочем, это уже не просто иллюзия восприятия, это уже, пожалуй, легкая депрессия?.. Пожалуй, да, в моем случае можно говорить о легкой депрессии: подавленность, тревога, тоска. Сознание сужено, внимание направлено на раздражитель. Хирург бросил окурок. Спать ничуть не хотелось. Но он уже озяб, и вспученные звезды висели над головой, как напряженно-перезрелые смертельные плоды, готовые взорваться от дуновения, от пристального взгляда, — хирург опустил глаза, повернулся и прошел в коридор. Дневальный посмотрел на него. Что читаем? Он показал. О, интересно. Да, ответил дневальный. Я когда-то читал, сказал хирург. А фильм, спросил он, помолчав, ты видел? польский. Нет, ответил солдат. Барбара Брыльска жрицу играет... Такая жрица... Солдат с готовностью улыбнулся. Вообще, загадочная страна Египет. Какие у них в древности — шесть тысяч лет назад — были хирурги. Бронзовыми ножами делали сложнейшие операции на глазу, на мозге... Солдат с принужденной улыбкой внимал ему. Хирург замолчал и пошел к себе. Он разделся и, прежде чем лечь, взял с тумбочки наручные часы, — светившееся, как гнилушка, бледно-зеленое око показывало 2.30. Заснуть. Закрыл глаза.

Египет загадочен, манящ, как склеп... Да, какие были врачи. Сочиняли трактаты... сейчас вспомню... медицинская энциклопедия, хирургический папирус. Лучшие медики тогдашнего мира. Потому что любили возиться с трупами, — вычищая и бальзамируя, изучали организм. Через смерть познавали жизнь. Да, были заворожены смертью. Главной книгой жизни у них была, кажется, Книга Мертвых... Ведь ты приносил заупокойные дары и... не крал ничего у покойников, — так? Главные памятники посвящены смерти. Это была цивилизация смерти. А сейчас цивилизация... чего? жизни? Неизвестно чего... — Протянул руку. Гипнотическое око. 2.45. Пить снотворное? Каждую ночь снотворное. Подождать. Может, удастся заснуть.

Врачи, папирусы, сфинксы в красных песках... Собственно, когда это началось? Вот о чем следует думать. Папирусы пусть плывут по Нилу к чертовой матери. Когда это началось? на последней операции?

— Я давно подозревал, что существует какая-то связь между нею и гибелью некоторых офицеров. И вот я добился, хотя убеждал себя, что не стоит этого делать, добился ее, она продалась-таки и мне, я погрузился в нее и после этого почувствовал отвращение и к ней, и к себе и страх. Вот как это началось. Затем я убедил себя, что все это чушь. Тем более что я должен был ей 700 чеков. Это меня успокаивало больше всего. Я мечтал побыстрее вернуться в полк и уплатить ей эти деньги...

— Но вот — гибель начмеда...

— Я просто устал, мне все надоело, мне необходимо расслабиться, откинуться в мягком кресле, напиться водки.

— Оставим лирику. Займемся делом. Докопавшись до причин, мы избавимся от недуга. Метод старины Фрейда прост и гениален.

— Недуг? Ну уж прямо и недуг. Не стоит преувеличивать.

— Хорошо: наваждение. Впрочем, любой психолог подтвердит, что наваждение есть следствие неполадок в организме, а именно — в нервной системе. Итак.

Хирург посмотрел на часы. 3.00. Ччерт...

— Итак. У тебя была связь с женщиной. Ну что ж, обычное дело. У мужчины это должно быть, иначе он дичает, впадает в легкое помешательство, грубеет, звереет. Но твоя связь не совсем обычна. Во-первых, ты женат и любишь свою чистую жену, во-вторых, ты испытывал страх перед этой женщиной.

— Ну, положим, не страх, а так... имел подозрения. А о жене я начисто забывал, когда видел рядом эту блудливую, ее исцелованные многими — и кое-кто из них уже далече — щеки, губы, шею, ее руки — как ловко они отсекают обгорелые куски кожи, как грациозно держат и подносят ко рту хлеб, мясо, фрукты, ее тугую, тяжелую задницу, когда слышал ее прелюбодейный голос, ее запах.

— А подозрения?

— Подозрения укалывали сердце, когда я встречался взглядом с ее плотными тусклыми серыми глазами. У нее странные глаза. Поразительные глаза.

— То есть?

— Когда я увидел ее впервые...

— Вот-вот! об этом! с этого и следовало начинать! О первом впечатлении. Это важно. Первое впечатление — могучая сила. Первое впечатление — рельсы, русло для наших симпатий и антипатий. Итак, когда ты увидел ее впервые...

— ...на ней был забрызганный халат. Это, конечно, ерунда, что забрызганный; на руках окровавленные перчатки... Но вот: я увидел ее глаза: плотные, непроницаемые... как эти пресловутые космические черные — может, это тоже глаза? чьи? — дыры. Да, именно об этом я и подумал, потому что незадолго перед этим от скуки читал на кабульском аэродроме астрономическую статью в газете. Только ее дыры были серы. Тот, кто сопровождал меня, сказал: а это наша прелестная Сестра-с-косой, и, когда он это сказал, где-то обронили металлическую вещь, и она, упав в таз или ванночку, зазвенела. С чем? — переспросил я. С косой, повторил он, и мы прошли дальше, и только на следующий день я понял, о чем шла речь, — я увидел Сестру без колпака.

— Что было потом?