Судьбе было угодно отплатить генералу Деникину за его прошлую верность союзникам - куском хлеба, который приносила к его порогу рука неизвестного французского крестьянина, такого же, как и Деникин, непримиримого врага германского империализма.

Арест Ксении Васильевны, ее письмо, а затем разговор с немецким генералом - все это не прошло бесследно; немецкое "начальство"вдруг вспомнило о генерале Деникине.

Политическое управление в оккупированной Франции хорошо, конечно, знало точку зрения Антона Ивановича. Его антигерманские настроения не могли быть секретом для немцев. Недаром некоторые из докладов Деникина, написанных и изданных в виде памфлетов-брошюр: "Брест-Литовск", "Международное положение. Россия и эмиграция", "Мировые события и русский вопрос", попали впоследствии в германский "Указатель запрещенных книг на русском языке". Книги эти по приказу немецких властей "подлежали изъятию из книжных складов, магазинов и библиотек".

Тем не менее немцы решили сделать попытку использовать имя А. И. Деникина в целях германской пропаганды. Как иначе можно объяснить причину визита к нему немецкого генерала?

Местная германская комендатура в Мимизан снеслась с генералом Деникиным: может ли он принять коменданта Биарритца. "Времена были такие, - говорил потом Антон Иванович, - что нужно было согласиться".

На следующий день к домику Деникина подъехал автомобиль. К Антону Ивановичу явились германский комендант Биарритца, один из штабных офицеров и переводчик. Услуги последнего не понадобились, так как Ксения Васильевна, владевшая немецким языком, взяла на себя роль переводчицы. Предлогом для визита было якобы желание "засвидетельствовать свое почтение"известному русскому генералу. А настоящей целью -предложить ему перебраться из убогой обстановки французского захолустья в Германию. Комендант сообщил генералу Деникину, что его личный архив, переданный на хранение в Русский заграничный исторический архив в Праге, перевезен немцами в Берлин. Собрано там также много ценных материалов из разных русских архивов, прежде разбросанных по всей Европе. Там в полном комфорте и довольствии генерал Деникин сможет продолжить свою научную работу историка. Затем, окинув беглым взглядом убогое помещение, в котором ютились Деникины, он добавил: "В Берлине, конечно, вы будете поставлены в другие, более благоприятные условия жизни".

Деникин обратился к жене: "Спроси его: это приказ или предложение?"И когда озадаченный комендант ответил, что это, разумеется, предложение, Деникин коротко отрезал: "Тогда я остаюсь здесь".

Немец понял, что дальнейший разговор бесполезен. Он встал, отдал честь, но перед уходом все же спросил: "Может быть, мы здесь можем быть вам полезны?"На что получил ответ: "Благодарю вас, мне ничего не нужно".

Попытка немцев вовлечь генерала Деникина в свою орбиту не удалась. Но попытки сближения с Деникиным не прекратились на этом. Вновь возник вопрос относительно расхищенного ими русского архива в Чехословакии. Было получено письмо от представителя германского военного архива во Франции. Письмо датировано 28 января 1942 года. Вот его текст в русском переводе с немецкого:

"В бывшем чешском министерстве внутренних дел в Праге был обнаружен принадлежавший Вашему Превосходительству "депозит". Для того, чтобы обеспечить ему более верную сохранность, архив был перевезен в хранилище военных архивов. По приказу господина начальника военных архивов я прошу у Вашего Превосходительства утверждения (согласия) на это перенесение (перевозку) и о сообщении нам условий, которыми Вы обставляете использование этого архива.

Затем я был бы весьма благодарен, если бы мог узнать местонахождение еще подобных русских архивов, так как господин начальник военных архивов придает особое значение захвату и сохранению этих редких исторических источников".

Генерал Деникин ответил на это письмо по-русски 3 февраля 1942 года:

"Господину уполномоченному начальника военного архива.

Господин майор!

По поводу письма Вашего от 28 января сообщаю:

В 1935 году я сдал свои архивы на хранение в Русский заграничный исторический архив, находившийся тогда в ведении министерства иностранных дел Чехословакии. Министерство обязалось выполнить следующие условия. Мои архивы подлежат передаче в Россию после свержения коммунистической власти и утверждения там режима, обеспечивающего правовой порядок, свободу личности и общественной самодеятельности. Время передачи архивов российскому правительству определяется мною. В пользование этими архивами никто не может быть допущен без моего разрешения. За мною сохраняется право пользования этими архивами для моих научных работ. Архивы мои не могут быть отчуждены и переданы на временное хранение какому-либо иному учреждению".

После разгрома Германии архив оказался на территории, занятой советскими войсками, и с "согласия"правительства Бенеша был передан Советскому Союзу.

Судя по газетным сообщениям, приезжавшая в Соединенные Штаты в мае 1966 года группа советских архивистов подтвердила, что бывший пражский архив находится теперь в Центральном архиве в Москве.

Общение с немцами не ограничивалось визитом и обменом письмами. Начиная с ноября 1941 года обоим Деникиным пришлось время от времени лично являться в мэрию. "Допрос"в общем сводился к установлению факта, что они не переменили местожительство. Но был и более щекотливый вопрос принудительной регистрации, за невыполнение которой грозили суровыми карами.

Немцы образовали различные комитеты для каждой народности, населяющей территорию России. В целях полицейского контроля все русские эмигранты должны были регистрироваться в одном из этих комитетов в зависимости от своего происхождения. В Париже создано было три комитета: русский, украинский и кавказский. В Германии, кроме того, образованы были Северо-Кавказский национальный комитет, Туркменское, Крымско-Татарское и ряд других управлений, среди которых красовалось управление неведомой дотоле страны - Казакии.

Во французской провинции регистрация происходила в местной мэрии или в немецкой комендатуре, которая затем переправляла бумаги в Париж для распределения по соответствующим комитетам.

Во главе парижского русского комитета - Управления по делам русской эмиграции - поставлен был немцами некий Юрий Жеребков, донской казак, долго живший в Германии, ставший членом нацистской партии. Регистрация русских была в его ведении.

Деникин наотрез отказался "регистрироваться". Как ни странно, немцы решили этот факт игнорировать и оставили упрямого старика в покое. Чем руководствовались они - осталось неизвестным. Знали, что слишком тверд человек, чтобы поддаться принуждению, или престиж его имени был так еще велик, что немцы решили избежать репрессий. Вернее всего, что в момент, когда они стремились придать своей захватнической войне против России характер "крестового похода против коммунизма"-засадить в тюрьму самого видного из всех русских противников большевизма было бы изрядной политической гафой, очевидной всем нацистам.

"Что касается меня лично, - писал впоследствии Деникин, - то, оставаясь непримиримым в отношении большевизма и не признавая советскую власть, я считал себя всегда, считаю и ныне гражданином Российской империи, которая, как известно, включает в свои пределы и великорусские, и белорусские, малороссийские, или украинские, области, и Кавказ и прочее, и прочее, поэтому я и моя семья от регистрации отказались. Тем не менее своим друзьям и соратникам я дал категорический совет -против рожна не переть и исполнять эту формальность".

Антон Иванович тяжело переживал русские поражения в начале войны, а затем с гордостью и радостью следил за успехами.

"Как бы то ни было, - писал Деникин, - никакие ухищрения не могли умалить значение того факта, что Красная армия дерется с некоторых пор искусно, а русский солдат самоотверженно. Одним численным превосходством объяснить успехи Красной армии было нельзя. В наших глазах это явление имело объяснение простое и естественное.