Выше уже упоминался Институт тихоокеанских исследований. Неважно, какую роль он играл в США в сфере проведения исследований Дальневосточного региона, хотя занимал ключевые позиции в этой области. Не столь уж интересно (в контексте данной книги) подробно рассматривать влияние института на американскую политику в этом регионе, хотя она во многом формировалась на основе его предложений и рекомендаций. Даже факты сотрудничества служащих этого научного учреждения с советской разведкой и снабжения Москвы информацией политического, военного и экономического характера тоже не так интересны, хотя поток конфиденциальных данных был огромным.

Интересен же этот Институт в качестве одного из феноменов, как например сеть «рабкоров» в 30-е годы во Франции (об этом написано в главах 2, 3). Речь идет об использовании коммунистов и тех, кто разделяет их взгляды в интересах отечественной научно-технической разведки.

По мнению американского журналиста Р. де Толедано, «это был мир, где на государственные дела, на правительство, на благотворительные фонды и пожертвования смотрели через другой конец телескопа. За импозантным фасадом внушительной репутации, благородных научных целей и профессорского величия и титулов скрывалась толпа коммунистов, либералов и оппортунистов.

ИТО был своего рода гостиной — настоящей, респектабельной гостиной на Парк-авеню, но сидели в ней шпионы и облапошенные ими простофили…

…Крупные куши, отстегиваемые фондами Рокфеллера и Карнеги, помогали «сохранить плюш на креслах», которыми был набит ИТО. Представители американского национального корпоративного богатства делились с ними частью заработков — чеками и репутацией. Это те самые упрямые и наивные люди, искренне верившие, что отличительными признаками коммуниста должны быть мятые брюки, немытые волосы и восточноевропейский акцент»[417].

Среди тех, кто был связан с ИТО, Толедано называет, например, Г. Уайта — помощника министра финансов США г. Моргентау (автора плана послевоенного расчленения и децентрализации Германии) и «члена двух советских шпионских групп, нашедшего способ передавать высшие военные секреты, для чего договорился с секретарем Моргентау о взаимном регулярном обмене документами по армии, разведке, ВМФ и прочее».

Бывший бригадный генерал Красной Армии А. Бармин не только подтвердил сказанное журналистом, но и развил эту тему, выступая на слушаниях сенатской комиссии конгресса США: «Конечно, у нас бывает иногда то, что мы называем „крышей“. Институт был специально создан для достижения узких военных целей. Это была фальшивка, не более, чем финт, подделка. Вместо нее мог какой-нибудь экспортно-импортный бизнес или какой-либо магазин, или туристическая фирма, которые были устроены как место для встреч или собраний и в качестве предлога для законного жительства в районе.

Что до института, то здесь был, конечно, план другого рода. Это была организация, которая существовала и была основана, чтобы идеально подходить не только для какой-то одной страны, но для всего Тихоокеанского региона в целом. Эта «крыша» могла позволить им обеспечивать передвижение их людей, что открыло огромные возможности для разведывательной деятельности. Так что это была не специально созданная конструкция, но такая, что должна была проникать всюду и занимать ключевые места в государственных учреждениях.

Что до вопроса передвижения людей, должно было быть достаточно сотрудников, которые могли бы докладывать о своих наблюдениях военной сети и спокойно работать внутри организаций для сбора информации, вербовки агентов и прочего»[418].

А иногда разведчик-нелегал просто устраивался работать в крупную западную компанию.

Правда, порой происходили анекдотичные ситуации. Например, одного такого нелегала в составе делегации отправили в Москву подписывать важный контракт. Ему повезло, что он не был коренным москвичом и поэтому не встречал на каждом шагу своих знакомых, хотя риск все равно существовал. Сложнее всего было, по его признанию, делать вид на самих переговорах, вечером в театре и во время прогулок по городу, что он не понимает ни слова по-русски. Еще труднее было удерживаться от желания поправить переводчика, когда тот совершал ошибки.

Через много лет ему, чтобы доставить удовольствие, дали почитать донесения коллег по КГБ — сотрудников 7-го управления («наружка») о его поведении в ту памятную московскую поездку. И даже эти профессионалы с 10— 15-летним стажем работы не смогли распознать в нем соотечественника. И все это время опекали его как обычного иностранца[419].

Один из источников ценной информации — открытая печать. Если говорить о военно-технической сфере, то здесь советскую разведку порой интересовали не сами данные, попавшие на страницы газет, журналов и книг, а люди, их разгласившие. В первую очередь речь шла о военных обозревателях и журналистах. Предполагалось, что некоторых из них можно завербовать. Если это удавалось, то такой агент мог использовать свои связи в военном ведомстве для сбора конфиденциальной информации. Тем более, что его профессиональное повышенное любопытство обычно не вызывало особых подозрений у контрразведки. Охоту за кандидатами «рыцари плаща и кинжала» из социалистических стран вели планомерно и настойчиво.

Например, в Японии сотрудники военной разведки очень любили посещать военный отдел, расположенный на третьем этаже токийского книжного магазина «Марудзэн». Обычно они скупали все экземпляры выставленной на прилавке заинтересовавшей их книги. Объяснение такой «жадности» было простым. Жесткая конкуренция среди сотрудников ГРУ, КГБ и представителей внешней разведки стран Варшавского договора. Кто первый нашел кандидата, тот и пытается его завербовать. Даже если резидент решит, что с агентом будет работать другой офицер, то кандидат будет засчитан первому[420].

Подбирали будущих агентов и среди студентов старших курсов различных университетов и вузов. Их пытались завербовать в процессе учебы, а потом пристроить в научное учреждение или компанию, которые интересовали советскую разведку. Иногда просто определялась отрасль, где желательно работать агенту. Понятно, что студент в процессе учебы крайне редко проверяется контрразведкой. Поэтому установить контакт на этом этапе его жизненного пути значительно безопаснее и проще, чем в тот момент, когда он уже работает в оборонной промышленности.

Типичная вербовка выглядела примерно так. Сначала знакомство. Затем установление дружеских отношений. Просьба написать некий реферат по определенной теме для публикации в одном из советских научных журналов. Понятно, что советская разведка не узнает, скорее всего, из него ничего нового. Затем студента попросят подготовить обзор для ТАСС, который распространяется среди руководителей страны и поэтому считается секретным. Постепенно он привыкнет регулярно информировать своих новых «друзей» и просьба сообщить конфиденциальную информацию уже не удивит его и не спровоцирует на нежелательные действия, например, на обращение в контрразведку. Скорее всего, он выполнит просьбу советской разведки[421].

Часто практиковались поездки сотрудников подразделений научно-технической разведки за рубеж в составе различных делегаций. Согласно заранее разработанной легенде им приходилось играть роль молодых ученых. Для этого нужно было заранее определить для себя гражданский вуз, который он якобы закончил и постараться избежать случайной встречи с преподавателем из этого инстатута. Хотя это удавалось не всегда. Вот тогда приходилось импровизировать и сочинять, почему профессор не помнит своего «дипломника»[422].

Назвать точное число советских специалистов, которые занимались добычей иностранных технологий «в поле» (непосредственная работа с агентурой), невозможно. Дело в том, что у КГБ были свои «добровольные» помощники как в самом Советском Союзе, так и за рубежом. Говорить о том, что все они регулярно писали доносы на сотрудников посольств и консульств — не совсем корректно. Этим занимались люди, «работающие» на сотрудников линии «К» (контрразведка). А вот те, кто был «прикреплен» к офицерам КГБ, работающим по линии политической или научно-технической разведки, должны были сообщать то, что интересовало их кураторов[423]. Использование «чистых» (не кадровых сотрудников спецслужб, по аналогии с дипломатами) специалистов начали практиковать еще в середине 20-х годов. Успехи, которых смогли достичь эти люди, — впечатляют.