1. Сообщение Дустдора, что ляджуар есть в районе реки Шах-Дара. Точное местонахождение ляджуара известно только нескольким горцам--старым шахдаринским ишанам, но они держат его в секрете.

2. Сообщение работника сельсовета Сафара, что хотя он и не видал здешнего ляджуара, но знает: ляджуар есть не только светлый, но и очень хороший, темно-синий.

3. Сообщение председателя нижне-шахдаринского сельсовета Зикрака о том, что есть гора ляджуара, очень высокая и отвесная; влезть на нее нельзя, но если подорвать ее динамитом по диагонали,--трудности восхождения можно преодолеть. Зикрак утверждает, что видел эту гору в молодости, когда был пастухом.

Сообщения обсуждаются, и шугнанцы горят энтузиазмом. В их взволнованных речах--Шугнан, темный и ждущий культуры, бедный, бездорожный, скалистый, отрезанный от всего света сотнями непроходимых, таинственных снежных хребтов; Шугнан, по тропам и оврингам [прим. авт.: Овринг--висячий карниз, сделанный из ветвей и камней] которого, на невероятной высоте, люди ходят, как мухи по стенам, срываются, падают, гибнут; Шугнан, в котором земля мерится тюбетейками--так ничтожны в нагромождениях скал площадки, годные для посева...

Но не вечен этот Шугнан. Перед ним выросло большое слово--советский. И заседание партбюро бурлит, И я слышу обрывки речей:

-- ...Наши горы богаты. Мы не знаем о них... Теперь надо знать, у нас своя пятилетка, надо чинить мосты, строить мосты, чтобы дехканин не проваливался на каждом шагу, надо проводить дороги, чтобы можно было легко проехать верхом, каждый день у нас гибнут лошади...

Врывается гордый старческий голос:

-- ...Надо строить дома, у нас есть уже школы, надо еще школы делать, много надо, товары надо везти, землю взрывать, пшеницу сеять, скот умножать, тутовник разводить, шелк продавать, все надо...

Другой, полудетский голос перебивает его:

-- ...К концу пятилетки ни один дехканин не будет есть патук, от патука кривятся ноги,--только пшеницу есть будем... (Да, я уже знаю это дикорастущее бобовое растение, которым, вместо хлеба, питаются горцы в труднодоступных скалистых ущельях.)

И опять старческий, дребезжащий:

-- ...А сначала дороги, мосты и дороги...

Третьему, охрипшему, помогают взмахи руки, слышу, как хлопает широкий рукав халата.

---- ...Откуда деньги взять? Советская власть помогает нам. Хорошо? Нет, плохо. Мы у московских дехкан берем зерно, и деньги, и грену. Мы берем у них от их богатств. Спасибо им, ну, а мы сами что? Мы должны сами добывать деньги, у нас есть деньги, сегодня они валяются в горах, надо собрать их, у нас есть большие богатства, позорно о них забывать!..

Я слышу обрывки речей. Они переплетаются, горят, складываются в мысль, ясную и простую:

-- Спасибо русским товарищам. Поможем им найти ляджуар, у них хорошие головы, скажут, какой он--богатый или плохой, если богатый, сделаем копи, за ляджуар Шугнану большие деньги дадут.

Все говорили разом, образчик афганского ляджуара ходил по рукам, бился в руках, как синяя птица.

И все же на вопросы, поставленные в упор, мы. ее добились прямого ответа: "Нет, сам не видал... Слышал, знаю, что есть у нас ляджуар, а сам места, где он лежит, не видал". Это говорили горцы, вдоль и поперек излазившие родную страну. Один Зикрак, видимо, знал больше других.

И в графе "постановили" я записал:

"Оказать всемерное содействие экспедиции тов. Юдина. Просить предсельсовета Нижней Шах-Дары тов. Зикрака проводить экспедицию до месторождения и найти среди населения Шах-Дары проводника, который бы точно знал местонахождение ляджуара. Просить предсельсовета Верхней Шах-Дары тов. Хувак-бека присоединиться к экспедиции в кишлаке Тавдым и также сопровождать ее до конца. Дать экспедиции подрывника для динамитных работ".

Нам подарили образчик афганского ляджуара. Мы обещали отдарить их ляджуаром шугнанским. Нам жали руки и нас проводили до дому.

7

Из дневника:

"...Выезжаем за ляджуаром: Юдин, Хабаков, Маслов, я и Зикрак. Я взял винтовку и маузер, Юдин, и Хабаков--маузеры. По всем имеющимся у нас данным, Шах-Дара -- район абсолютно спокойный. От подрывника мы отказались: пусть продолжает он взрывами строить дорогу из столицы Шугнана, мы как-нибудь обойдемся и без динамита. Я с Е. П. Масловым и единственной нашей вьючной лошадью выезжаю вперед. Выбравшись из Хорога и процокав дорогой и тропами, врезанными в синюю тень абрикосовых садов, переправившись на левый берег Гунта по высокому, неверному, приплясывающему мосту, мы подъехали к Шах-Даре, немного выше устья. Здесь -- застывший шабаш покалеченных, сорвавшихся сверху гранитных скал. Переправа по мосту на правый берег Шах-Дары; дорога истончилась в тропу, вихляющую спусками и подъемами. Река мучительно давится скалами и камнями, корчится в быстрых судорогах и хрипит глухо и шумно, так, что я не слышу своего крика. Тропа местами совсем сужается, норовя не пропустить вьючную лошадь. На горах--зеленые лоскутки посевов. Их мало, потому что склоны изломаны и круты. Подъезжаем к большому кишлаку Рэджис. Перед ним волнистые посевы высокой ржи, пастбищная луговая площадка, неохватные деревья -- грецкий орех, тополи. Привставая на стременах, срываем абрикосы, урюк, яблоки, персики. Персики еще не созрели...

Кишлак Рэджис... тот самый, где "замин-и-Бегимэ".

Дальше... Бросаю дневник... Дальше-- граниты, огромные валуны гранита и, на несколько сот метров над зеленой отарой долин--нагромождения грандиозных морен. Они спускаются круто, подпруживают Шах-Дару, и река, мучась, клокоча пеной, грохоча, рвет себе русло, пропиливает гранит и на поворотах отдыхает спокойствием широких излучин. Здесь белый песок нежит ее берега. Здесь сквозистые ивы стоят по колени в спокойной воде. Здесь долина выгибается тенистыми . амфитеатрами. В их ярусах лениво полулежат кишлаки. Паригет, Тавдым, Тир, Тусиан, Куны, Мендышор, Чакар, Парзудж, Занинц--вот странные их названия.

В кишлаках в каменных лузах оград колосятся пшеница, рожь и ячмень, качаются пугала на гибких шестах. Дети и женщины с камнями в руках бродят между ними и кричат, звенят голосами, с утра до ночи кричат и швыряют каменья в птиц, а птицы привыкли, не боятся, не хотят улетать. И так утомляет шугнанок это швыряние камнями, что они без сил возвращаются в свой плоскокрыший дом и замертво распластываются на глинобитной веранде--далице.

А над маленькими, сложенными из остроугольных камней домами, которые здесь называются "чодами", стоят тополи, и белесая луна всходит, скользя по снежным кромкам высоких хребтов, распространяя по нагретым ущельям прохладный зеленый свет. И я пил эту ночную прохладу, и я долго глаз не смыкал, когда в тихих кустах облепихи между кишлаками Занинц и Бедист мы завалились спать, расседлав после жгучего дня лошадей, выпив чаю со сладким тутом и маленькими лепешками.

8

В 1930 году еще не было на Шах-Даре колхозов. Тогда эта часть Памира еще не называлась Рошт-Калинским районом, а сам нынешний районный центр Рошт-Кала был глухим, маленьким кишлаком, над которым на отвесной скале высились руины старинной крепости. Никто не поверил бы тогда, что в Рошт-Кале появится средняя школа и школьники по вечерам будут играть в футбол. Никто в шах-даринском кишлачке Сендив не знал тогда, что выехавший верхом в Душанбе, чтоб учиться там, шестнадцатилетний юноша Мирсаид станет известным всей Советской стране поэтом Миршакаром. Никому и в голову не приходило, что над устьем реки Шах-Дара, на высокой террасе, где жил ишан и которая поэтому называлась Ишан-даштом, вырастет знаменитый высокогорный Памирский ботанический сад-- слава всех колхозов Памира, получающих от него саженцы новых, неведомых в том, тридцатом году на Памире плодовых культур. Никто не поверил бы тогда, что на шах-даринских каменистых землях, на которых предстояло возникнуть колхозам, зашумит листва новых плодовых садов, вырастут рощи деревьев--питомцев будущего, лесхоза. Никто не видал, что вдоль Шах-Дары, где вились головоломные тропинки, запросто будут бегать автомобили, завозя книги в библиотеки, товары в магазины и увозя с Шах-Дары зерно, коконы, урожаи фруктов.