Как и в других странах, финансовая смета расходов корпункта "Правды" в Японии (а равным образом соответствующие сметы представительств ТАСС, "Известий" и Московского радио) предусматривала к тому же особые статьи на оплату служебных помещений, на телеграфную связь с Москвой, на расходы по содержанию автотранспорта, на поездки в командировки за пределы Токио, а также на заработную плату японским служащим. Таким образом, все расходы журналистов, связанные со служебными делами, не касались их личной зарплаты. Это позволяло нам жить поначалу чуть ли не на уровне американских и западноевропейских дипломатов и журналистов, находившихся на работе в Японии. Только в одном отношении советские работники отличались от них. Иностранцы могли накапливать свои сбережения, переводя их на свои счета в США и Западную Европу, а у нас такой возможности тогда не было: свои валютные сбережения мы не могли помещать ни в японские, ни в советские банки. Да и привозить заработанную нами иностранную валюту на родину в конце 50-х - начале 60-х годов еще не разрешалось, т.к. в пределах Советского Союза любое хождение иностранной валюты считалось незаконным. Поэтому логика нашего поведения в Японии была иной, чем у иностранцев из капиталистических стран: получаемые в качестве зарплаты иены мы могли либо превращать в какие-то ценные товары, которые затем после их провоза на родину в качестве личных вещей можно было продать соотечественникам, либо целиком растрачивать все свои доходы в самой Японии, не отказывая себе ни в чем. И сорили тогда деньгами некоторые из наших соотечественников поистине с купеческим размахом. Столько гульбы, выпивок и куража я в последствии ни в Японии, ни в других зарубежных странах уже не наблюдал.

Кто-то сегодня может спросить: как же могли советские граждане так беспечно вести себя, если перед отъездом их приглашали в высокие инстанции и строго-настрого предупреждали о том, чтобы их поведение в период пребывания за рубежом было безукоризненным и чтобы ни карт, ни вина, ни посторонних женщин не было бы у них и в помине. Да, предупреждали. Но кто в Москве мог уследить за тем, что делали в Японии каких-то два-три десятка молодых мужиков с набитыми иенами карманами. Работников Комитета госбезопасности, следивших за поведением своих соотечественников, тогда в посольстве СССР было лишь несколько человек. К тому же некоторые из них были и сами не прочь погулять под предлогом "налаживания доверительных контактов" с японскими гражданами.

И когда я соприкоснулся со своими коллегами по журналистской работе, а также с их друзьями из числа молодых дипломатов, то стало ясно, что запретительные наставления, полученные ими в Москве, нисколько не отбили у них тягу к развлечениям. Убедившись в том, что я их не выдам, они стали рассказывать мне откровенно и взахлеб о своих "подвигах", включая кутежи в ночных клубах и кабаре, интимные встречи в "гостиницах любви" с японскими красотками из этих заведений и посещения "прайвет-шоу" - полулегальных эротических спектаклей в "веселых кварталах" японских городов. "Главное не дрейфить",- уверяли меня они, а затем доверительно разъясняли, что во всех похождениях такого рода ими соблюдалось одно правило, а именно: в контактах с японцами в злачных местах они называли себя либо шведами, либо французами, либо датчанами, но только не советскими и не русскими. Смысл такой конспирации был прост: не "засветиться" случайно. Естественно, что я не рассказывал о подобных секретах моих друзей ни жене, ни другим соотечественникам. Но бывало, что лихие гуляки сами выдавали себя: спустя года два после моего приезда, помнится, позвонил мне часа в три ночи один из моих коллег-журналистов, человек добрый, с душой нараспашку, но слишком порывистый и бесшабашный. Не обращая внимания на присутствие рядом со мной моей жены, он повелительно прокричал в телефонную трубку: "Игорь! Немедленно бери 30 тысяч иен, садись в машину и приезжай в кабаре "Гимбася" - я тут задолжал официанту и меня не выпускают!" Что делать, пришлось мне тогда мчаться по пустынным ночным улицам Токио, чтобы выручить друга, попавшего в японскую западню.

Бывали у нашего брата конфузы и иного порядка: как-то вечером шумная мужская компания советских журналистов и дипломатов зашла в один из дорогих по тем временам токийских китайских ресторанов "Сунья" с невинным желанием вкусно поужинать. Сели мы все за большой круглый стол и, не обращая внимания на сидевших за другими столами иностранцев ("Какое нам дело до этих америкашек, а им до нас!"), стали весело и громко изъясняться по-русски, причем некоторые из нас сопровождали свою речь для пущей яркости предельно "солеными" словцами, благо женщин среди нас не было. Но когда прошло полчаса и американская компания, ужинавшая за соседним столом, стала покидать ресторан, две элегантные женщины из этой компании, осуждающе посмотрев в нашу сторону, громко и на чисто русском языке бросили в нашу сторону убийственную реплику: "Эх вы, советские горе-интеллигенты!" После этого все мы смолкли, и дорогие китайские блюда не показались нам такими вкусными, как прежде.

Многие посольские работники, включая всех шифровальщиков и представителей других секретных технических служб, жили тогда на территории посольства в небольших двухэтажных домах, как правило, в общих для двух трех семей квартирах. Там же проживала в не намного лучших условиях и часть дипсостава. Другая же часть, преимущественно старшие по возрасту и чинам, жила за пределами посольства в арендуемых японских домах или квартирах. Частично их квартирные расходы оплачивались из государственных средств, а если размеры арендованной площади превышали установленный минимум, то оплата "лишних" квадратных метров шла за счет квартиросъемщиков. Поэтому в целях расходования наибольшей доли личных сбережений на одежду, питание и предметы роскоши, квартирки снимались у японцев многими нашими дипломатами тесные и без особых удобств. Исключением были квартиры нескольких советников, снимавшиеся у японцев как представительские помещения без существенной доплаты из личных бюджетов квартирантов. В общем, жилищные условия большинства наших работников посольства и других учреждений, несмотря на их высокие валютные заработки, были неважные. В этом отношении тогдашние условия жизни семей пяти советских журналистов были, наверное, наилучшими.

Особенно богатыми были апартаменты моего друга - корреспондента "Известий" Д. В. Петрова. После долгих поисков он снял в районе Сибуя большой особняк, окруженный тенистым парком. Владельцем особняка был какой-то аристократ, у которого были особняки и в других районах города. По своей внутренней обстановке и интерьеру он вполне устроил бы любого японского министра. До приезда в Японию своей супруги Дима Петров долгое время жил там один и часто принимал в своей "резиденции" именитых гостей, приезжавших из Советского Союза. Меня, например, он пригласил как-то раз на ужин вместе с М. Ростроповичем, прибывшим в Токио из Москвы на гастроли (это было, естественно, до эмиграции Ростроповича за рубеж). Тогда, кстати сказать, он произвел на меня впечатление человека талантливого, оригинального по складу ума, но слишком болтливого, готового весь вечер рассказывать о себе. Среди других именитых гостей Петрова были в те годы поэт Расул Гамзатов, будущий главный редактор "Литературной газеты" А. Чаковский и другие. Нередко в особняке Петрова до глубокой ночи засиживались и некоторые видные работники посольства и военно-морского атташата: причиной этих ночных сидений было их обоюдное увлечение преферансом.

Что касается досуга большинства сотрудников посольства СССР, то многие супружеские пары проводили нерабочие и другие праздничные дни в хождении по торговым кварталам Токио. Даже в конце 50-х - начале 60-х годов, когда японская столица еще не обрела нынешнего великолепного архитектурного облика, ее торговые заведения, особенно крупные универмаги, как мощные магниты притягивали к себе наших соотечественников обилием товаров и разнообразием ассортимента, благо цены на эти товары в то время были для нашего брата вполне доступны. Поэтому супружеские пары проживавших на территории посольства советских работников напоминали мне по воскресным дням трудолюбивых муравьев: возвращаясь со своих прогулок по магазинам и лавкам, они тащили в свои тесные квартиры коробки, вьюки и пакеты с закупленными ими вещами и продуктами.