А несколькими днями позднее напомнил о себе японцам и бывший академический коллега Саркисова заместитель министра иностранных дел РСФСР Г. Кунадзе. На сей раз вести о его деяниях долетели в Токио не из Москвы, а из Сахалинской области, куда он отправился для того, чтобы лично ознакомить жителей Курильских островов со своими взглядами на пути решения советско-японского территориального спора. А взгляды его сводились к тому, что новому российскому правительству, взявшему на себя ответственность за дальнейшее развитие отношений с Японией, не следовало придавать большого значения итогам апрельского визита в Японию Горбачева. По мнению Кунадзе, явно расходившемуся с мнением Горбачева (между прочим все еще числившегося президентом СССР), правовой основой отношений России с Японией должно было снова стать зафиксированное в Совместной декларации 1956 года обещание передать Японии по подписании мирного договора двух стран острова Хабомаи и Шикотан. Что же касается ряда позднейших заявлений СССР японскому правительству, в которых упомянутое обещание было взято назад по причине враждебных действий Японии в отношении нашей страны, то новоявленный заместитель министра, присвоивший себе право самочинного толкования документов советской внешней политики, отверг эти заявления как якобы не обладавшие юридической силой. Отсюда вытекал и тот главный вывод, с которым прибыл Кунадзе на Сахалин и Курилы. Сводился этот вывод к тому, что курильчанам (да и всем россиянам) следовало смириться с тем, что в ближайшем будущем острова Хабомаи и Шикотан могут быть переданы Японии. Этого, дескать, требовали соображения "исторической справедливости" и те "обязательства", которые якобы взяла наша страна в 1956 году.

Столь откровенные прояпонские заявления Кунадзе, сделанные в ходе его пребывания в Сахалинской области, тотчас же попали на страницы японских газет и встретили там радостные отклики. Японские комментаторы и политические деятели увидели в этих заявлениях свидетельство намерений нового руководства МИД РСФСР действовать вразрез с той позицией, которую занял Горбачев пять месяцев тому назад. и безотлагательно пойти навстречу территориальным требованиям Японии144.

К началу октября 1991 года в японских политических кругах, как и накануне апрельского визита в Японию Горбачева, вновь воцарилась эйфория. Снова японским политикам и дипломатам стало казаться, что они вот-вот достигнут своей желанной цели, а именно согласия Советского Союза на передачу Японии сначала двух, а затем четырех островов. В печати стал упоминаться даже конкретный срок реализации японских территориальных требований - середина октября 1991 года. При этом имелись в виду дни пребывания в Москве министра иностранных дел Накаямы Таро, визит которого в советскую столицу был согласован еще до августовских событий.

Убеждение в том, что кризисная ситуация, сложившаяся в Советском Союзе осенью 1991 года, позволяла японским поборникам притязаний на Курильские острова реализовать наконец-то свои требования, втемяшилось в головы очень многих влиятельных государственных деятелей Японии. Вот, например, что я прочел в те дни в газете "Джапан таймс": "Японии представился сегодня "наилучший шанс отыграть обратно находящиеся у побережья Хоккайдо острова, контролируемые ныне Советами",- сказал недавно один из высших руководителей либерально-демократической партии Обута Кэйдзо. Выступая на ежегодном симпозиуме ЛДП, он заявил, что сегодня Советский Союз находится в замешательстве, а его руководители уже поняли, что без Японии обойтись нельзя... "Сегодня появился наилучший для нас шанс возвратить острова",сказал Обута, подчеркнув при этом, что апрельский визит в Японию президента СССР Михаила Горбачева стал свидетельством того, что Советский Союз признает, что он не может далее игнорировать Японию. "Мы должны хорошо поработать, чтобы вернуть острова уже в этом году",- сказал он на симпозиуме. Обращаясь к аудитории, достигавшей тысячи человек, Обута заявил собравшимся, что без решения спора о принадлежности островов не может быть и речи о какой-либо "новой фазе в японо-советских отношениях"145.

Такие же настроения обуревали и японского министра иностранных дел Накаяму Таро, готовившегося в те дни к поездке в Москву. Пакет предложений, подготовленных японскими дипломатами для московских переговоров Накаямы, включал в себя, во-первых, требования подтверждения советским правительством действенности того пункта Совместной декларации 1956 года, где говорилось о согласии Советского Союза на передачу Японии после подписания мирного договора островов Хабомаи и Шикотан. Во-вторых, согласно тому же пакету обеим странам надлежало начать подготовку к введению совместного административного контроля над островами Кунашир и Итуруп на время, пока эти острова не перейдут под полный контроль Японии. И, наконец, в-третьих, советская сторона и Япония должны были разработать конкретные условия и график передачи всех четырех островов Японии. Параллельно предполагалось, что японская сторона возьмет на себя разработку юридического статуса тех советских граждан, которые захотели бы остаться на южных Курилах после установления там власти японской администрации146.

Читая подобные сообщения японской прессы, я с болью в сердце чувствовал, как сгущающиеся тучи над русскими Курильскими островами. Ведь подготовленный японскими дипломатами пакет предложений для переговоров Накаямы в Москве предполагал, в сущности, согласие советской стороны на уступку Японии всех четырех южных Курильских островов, два из которых японская сторона собиралась получить сразу, а два других - с некоторой оттяжкой в сроках. Во многих отношениях эти предложения совпадали с проектом "два плюс альфа", разработанным группой наших японоведов во главе с Г. Кунадзе. А это было чревато реальной возможностью закулисного сговора японских дипломатов с нашими дипломатами-японофилами - сговора, который в условиях полнейшей неразберихи в отношениях между общесоюзными и российскими властными структурами мог иметь для нашей страны крайне отрицательные последствия. Реализация японских предложений означала бы на деле нашу капитуляцию в территориальном споре с Японией - капитуляцию ничем не оправданную, противоречащую национальным интересам нашей страны, по сути дела преступную.

Между тем в Токио как среди работников советского посольства, так и среди советских журналистов не чувствовалось ни волнений, ни тревоги в отношении предстоявших в Москве переговоров Накаямы с руководителями Советского Союза и России. В этот ответственный момент советско-японских отношений я чувствовал себя каким-то снайпером-одиночкой, ведущим огонь из своего окопа по противнику без поддержки однополчан, либо ушедших куда-то в кусты, либо спавших, не подозревая об опасности. Слава богу, что в те дни редакция "Правды" в отличие от большинства других газет страны не переметнулась в лагерь "демократов-ельцинистов" и не ушла с позиций защиты национальных интересов страны. Высылая по факсу статьи с критикой в адрес российского МИДа, ставшего на путь уступок японским территориальным домогательствам, я для верности просил телефонных диспетчеров редакции соединять меня с Селезневым, исполнявшим обязанности главного редактора, и объяснял ему в кратких словах необходимость критических оценок того порочного прояпонского курса, который проводился в тот момент руководством МИДа России. И отказа в таких телефонных просьбах от Г. Н. Селезнева я не получал: мои критические статьи не раз появлялись на страницах "Правды", заметно контрастируя по содержанию с приглаженной тассовской информацией и со статьями в "Известиях", в "Труде" и в "Новом времени", написанными в духе тогдашних козыревских установок российского МИД. Так, накануне приезда в Москву японского министра иностранных дел Накаямы 9 октября 1991 г. была опубликована в "Правде" моя статья "Русские - граждане Японии?", в которой я с возмущением сообщал соотечественникам о беспардонном выступлении Накаяма в комиссии по иностранным делам палаты представителей японского парламента. Суть этого выступления сводилась к подчеркиванию решимости Накаямы добиваться на предстоявших в Москве переговорах с руководителями нашей страны безотлагательной передачи Японии Южных Курил и своей уверенности в том, что Москве придется пойти навстречу его требованиям. Распоясавшись беспредельно, Накаяма предался даже рассуждениям о том, что для японского правительства уже наступило время приступить к детальной разработке тех юридических норм, которыми придется руководствоваться русским людям, проживающим на четырех южных Курильских островах, после того как они перейдут... под японское управление (?!). При этом японский министр без стеснения заявил, что части жителей названных островов предстоит-де переселение в иные районы Советского Союза, в то время как другой части японцы "разрешат" остаться. Последним, как явствовало из его разъяснений, японские власти выдадут со временем "разрешения на жительство", хотя в полноправном гражданстве им все-таки будет отказано.