– Ты уже пыталась, – голос Эрона из динамиков эхом прокатился по залу Совета. – Тебе удалось стереть с лица этого мира септ Руил – до последнего ребенка. Кое-кто пытался убедить меня, что «ребенок» – неподходящее определение в данном случае. Если бы ты представляла Клан Мет-маренов, тебе пришлось бы отвечать за свои поступки, а тебе этого вряд ли захочется, правда? Совет склонен принять во внимание твой возраст.
– Я – Клан Мет-марен, – крикнула она.
Эрон отвернулся и сделал знак рукой. Огни потускнели, засветились центральные экраны и появилось Кетиуй. Сердце Раен учащенно забилось, она знала, что в этом показе будет такое, что должно причинить ей боль.
Вам не удастся, – подумала она, – я не доставлю вам этого удовольствия.
На экранах виден был сад возле лабораторий, а на траве, через равные промежутки лежали тела. Изображение приблизилось, и она узнала – ази из Кетиуй, в основном обычных работников, спокойных и не опасных ни для кого, убитых и уложенных перед камерой. Ряд трупов тянулся бесконечно, в своей массе незнакомые, с чужими лицами, ибо она не знала всех, работавших на полях. Однако там была Лия и другие. Раен почувствовала внезапный укол в сердце, испугалась что покажут трупы родственников, хотя те давно уже должны были сгореть. Она надеялась, что именно так и произошло.
На экране появились холмы, где кишели маджат: красные, зеленые, золотистые. Она заметила мертвых голубых, потом камера приблизилась к самому вестибюлю голубого кургана. Около входа лежали белые предметы, яйца с разорванными коконами, наполовину сформированных маджат подвергли воздействию воздуха. Тела голубых свалены в кучу, из которой местами торчали нагие конечности ази.
И снова Кетиуй – в огне. Стены рушились от жара, свечедеревья гибли во вспышках пламени.
Экраны погасли, снова вспыхнул свет. Раен стояла неподвижно, лицо ее было сухо, ни следа слез. Она испытывала странный холод в области сердца.
– Ты видела сама, – заговорил Эрон. – Поместье Мет-маренов полностью уничтожено. Не осталось в живых никого из взрослых, имеющих право голосовать.
Не доверяя собственному голосу, Раен только пожала плечами и стиснула зубы. Она была Контрин, знала технику убийства из-за угла и требования политики, предвидела, каким будет ее будущее в руках враждебного Клана. Изучив историю Семьи, она знала, какие решения принимаются после чистки. Даже старшие, имевшие чувствительную совесть, не будут протестовать, не захотят рисковать ради такой ничтожной причины, как она. Особенно, учитывая то, что она не может отблагодарить.
Девушка вглядывалась в пустой экран, мечтая об оружии. Она поняла, что ее врагами были не только Руилы.
Кто-то шевельнулся в углу зала, где она никак не ожидала движения. Это была старая Мот, уже много лет лишь украшение заседаний Совета, представляющая небольшой септ Элф с Терна, всегда молчаливая и голосующая так же, как большинство. Она часто засыпала во время сессий.
– Голосования не было, – сказала она.
– Нет, было, – заверил ее Эрон. – Ты, наверное, задремала, Мот.
Его сторонники услужливо рассмеялись – их было так много…
И тогда встал Старейший, Лиан, и прислонился к балюстраде. Над ним никто не смел подшучивать, как над Мот. Воцарилась тишина.
– Голосования не было, – повторил он, и никто не рассмеялся. – Я вижу, Тел, ты посчитал, сколько вас тут, и счел голосование Совета лишним.
Слезящимися глазами он посмотрел на Раен:
– Позволь, Раен а Сул кант Мет-марен, от имени Семьи извиниться перед тобой и выразить искренние соболезнования.
– Сядь, Старейший, – сказал Эрон, Старик коротко пожал руку Мот, которая покинула свое место и спустилась по лестнице вниз, в центр, где стояла Раен. Ступени и собственная тога доставляли ей немало хлопот. Кто-то недовольно крикнул, но никто не шевельнулся, чтобы помочь или остановить.
– Протокол, – заявила она, ступив на пол зала и оглядывая собравшихся. – Есть кое-какие процедуры, которые вы опустили.
– Я хочу вам кое-что сказать, – заговорил со своего места Старейший, включив микрофон. – Это опасный прецедент: уничтожение Клана и… предположение, что вы получите поддержку. Я здесь с тех пор, как первый корабль прибыл в Район, и говорю вам: я давно заметил, что люди, живущие здесь, портятся.
– Садись! – крикнул кто-то.
– В курганах, – говорил Старейший, – имелись богатства, ожидавшие, пока мы их возьмем, но люди и Разумы курганов не договорились между собой. Зонд, впервые опустившийся на Цердин, был перехвачен красным курганом, а команда попала в плен – те, кто выжил. Это был зонд Делия. Потом прилетел зонд Делия, и у них получилось. В космосе людей уже заговорили о стерилизации Цердина, прежде чем зараза распространится, но внезапно курганы изменили свой подход к делу. Они хотели торговать, хотели нашего присутствия, хотели… одного корабля. Они говорили: один курган для людей, а Район останется для них.
Все угрюмо молчали. Мот потянула Раен за рукав, сжала ее руку мягкой ладонью. Кто-то хотел встать, кто-то из Делтов, но Илс Рен-барант удержал его.
Тишина затягивалась. Лиан неуверенно осмотрелся и продолжал дрожащим голосом:
– Мы обманули их, привезли полмиллиарда оплодотворенных яйцеклеток и необходимое оборудование. Мы поселились в месте, где стоит это здание, построили лаборатории и принялись выводить людей, тогда как наш единственный корабль совершал торговые рейсы, а те, кто смыслил в общении, договаривались с курганами.
Голос его звучал все увереннее.
– Вы думаете, Советники, маджат не знали тогда, что нам нужно? Разумеется, знали. Однако люди оставались для них тайной, и мы хранили эту тайну. Маджат видели структуру человеческого кургана, видели все большее число людей и зарождающийся общественный порядок, отвечающий их эталонам. Это мы и запланировали. Однако, они по-прежнему не имели понятия, что такое неколлективный разум и на что он способен. Просто один большой курган, считали они, курган людей. Может, они и догадывались, но стереотипы мышления не позволяли им интерпретировать то, что они видели. Когда же они начали это понимать, их ужаснули различия между нами и особенно концепция смерти. Они включились а наши химические превращения, поняли происходящие процессы и разработали лекарство от старости. До них дошло, хоть и не очень ясно, что такое наша индивидуальность. Курганы насчитывают миллионы лет. Знаете ли вы, почему маджат беспокоила наша смертность? Потому что у них существуют всего четыре индивида: красный, зеленый, золотистый и голубой. Это и есть для них единицы. Эти индивиды на протяжении миллионов лет научились общаться друг с другом, привыкли к стабильности, воспоминаниям, вечности. Как должны были они вести себя с группой короткоживущих людей? И вот они излечили смерть… для некоторых из нас, кто имел счастье появиться на свет как Контрин. Поколения бета, продукция наших грузовых камер, умирают, как обычные люди, однако мы будем жить вечно. Если бы нас родилось слишком много, мы довели бы себя до экономического краха, поэтому даже мы, Контрин, время от времени убиваем друг друга. Маджат это шокирует.
– Однако теперь все изменится, правда? – продолжал он после паузы. – Вы убедили Воинов красного кургана убивать Контрин; голубой курган пустил к себе человека. Все меняется. Маджат сделали очередной шаг по пути к пониманию людей, а одна из четырех индивидуальностей, живущих на Цердине уже миллионы лет, оказалась на краю смерти. Процесс этот обратим: маджат по-своему, более нас, уважают жизнь. Вы уговорили их сознательно убить бессмертный разум, и однажды увидите, как они вам за это заплатят. Благодаря науке маджат некоторые из вас смогут дожить до этого дня. Уже семьсот лет мы развиваемся здесь и во всем Районе, у вас есть все, что нужно. Бета занимаются работой и торговлей; наши дорогие друзья, бета, обнаружили важнейшее, в чем действительно нуждаются курганы: они покупают людей – ази, запрограммированных генетически, которые не могут размножаться и по экономическим причинам умирают в возрасте сорока лет. Так что даже бетам не приходится заниматься физическим трудом. Они только разводят ази и поддерживают равновесие между спросом и предложением. А барьер, отделяющий нас от Внешних Миров, настолько прочен, что весь Район и все, что здесь производится, принадлежит нам, включая бета и ази. Никто и никогда не пытался преодолеть барьера.