С этими словами жрецы ушли.

* * *

Время Блейд определял по распорядку дня. Утро начиналось с визита жреца, забиравшего ведро с испражнениями, затем разведчик в течение часа разминался - пока не приносили еду.

При попытке представить, как он валялся бы тут на тюфяке, делая пару отжиманий лишь под угрозой немедленного жертвоприношения, его разбирал смех. Подумать только - ему, профессионалу с многолетним стажем, хилые священнослужители приказывают заниматься утренней зарядкой! Можно подумать, он послушно пойдет под нож, как баран, даже не пытаясь освободиться! Служители Айокана его явно недооценили.

А чтобы бегство было удачным, нужно не распускаться; и Блейд каждое утро трудился до седьмого пота.

Завтрак всегда состоял из фруктов, сыра, хлеба и, попеременно, горячей каши-размазни или холодной овсянки со специями и молоком. В конце длинного скучного дня его ждал ужин весьма обильный, хотя и не такой, как в первый день его пребывания в подземном храме. После ужина Блейда осматривали лекари, не столь дотошно, как прежде, но, тем не менее, внимательно.

Затем он ложился спать.

На третий "день" в распорядок было внесено некоторое разнообразие: ему прислали женщину - одну из тех чисто вымытых кукол с пустым взглядом, которых он видел, пока его несли по коридорам. Будь она чуточку поживее, Блейд посчитал бы ее весьма привлекательной - это была красивая, стройная, невысокая блондинка - но она вела себя вяло и инертно. Совершаемые ею эротические движения были замедленны и неестественны, и разведчик не мог отделаться от мысли, что занимается любовью с роботом.

Если бы притащивший ее жрец не дал понять, что отказ есть свидетельство слабости духа, которая не понравится Айокану, Блейд предпочел бы воздержаться от столь сомнительного удовольствия. Он с радостью продемонстрировал бы свою мужскую силу любой нормальной женщине - или двум, или полудюжине, - но это бедное, напичканное наркотиками создание женщиной можно было назвать лишь с большой натяжкой. К счастью, этим его сексуальные контакты в храме исчерпались. Вероятно, жрецам требовалось всего лишь выяснить наличие или отсутствие у него "силы духа ".

* * *

"Дни" медленно сменяли друг друга. Металлической ложкой Блейд каждый день делал засечку на камне у изголовья. Он успел сделать десять засечек, а на одиннадцатое "утро" в камеру вошли девять жрецов. Восемь держали в руках носилки, а в девятом разведчик узнал главного священнослужителя, которого видел во время битвы на озерном берегу.

Поставив носилки на пол и взяв в руки веревки, жрецы жестами показали пленнику, что ему надлежит лечь на носилки, чтобы они могли привязать его перед тем, как отправиться в путешествие. Блейд секунду колебался, раздумывая, стоит ли пытаться бежать прямо сейчас. Решив, что не стоит, разведчик послушно улегся. Даже если он справится с девятью жрецами, находившимися в камере, - а у него просто руки чесались свернуть главному шею, - это совсем не означало, что дело сделано. На поверхности его встретят Священные Воины, жрецы спустят с цепи напичканных наркотиками сумасшедших в масках - и единственный шанс на спасение будет упущен.

Вытащив его на поверхность, жрецы спустились с холма и отправились к берегу реки. Теперь там стояла еще одна пирога, оказавшаяся длиннее тех девяти, что уже видел Блейд. Высокий нос украшала тяжелая металлическая голова летучей мыши, покрытая голубой эмалью; сама пирога была выкрашена в ослепительно белый цвет, а сидевшие в ней воины носили белоснежные набедренные повязки.

Блейда быстро, но очень осторожно погрузили в белое суденышко, и вслед за ним на борт поднялся главный жрец. Находившийся на носу Священный Воин вытащил якорь, стоявший на корме отдал приказание, и гребцы опустили весла в воду.

Пирога двинулась вниз по течению, и Блейд, взглянув на солнце, определил, что они плывут на юг. Холм быстро скрылся из виду, и он, вздохнув, постарался устроиться поудобнее. "Главное не умереть со скуки раньше, чем мы доплывем, - подумал он. - Это было бы чертовски обидно!"

Три бесконечных дня пирога плыла на юг. На этот раз странника уложили на мягкие подушки, предохранявшие его от заноз и синяков, что выгодно отличало это водное путешествие от предыдущего, но ничто не могло спасти его тоскующий разум. Блейд лежал на дне лодки связанный по рукам и ногам, перебирая в уме все, что только мог вспомнить - от средневековых поэтов до известных на данный момент моделей стрелкового оружия. Но скука медленно пожирала его мозг, и ему казалось, что еще чуть-чуть, и он сойдет с ума.

Как и в подземном храме, жрецы кормили его до отвала, тщательно обмывали и ежедневно внимательно осматривали. Два раза в сутки ему развязывали руки и ноги и, накинув на шею скользящую петлю, позволяли слегка размять затекшие мышцы. В первый раз Блейд решил было воспользоваться ситуацией, но отказался - он был один, безоружный, с затекшими до синевы руками и ногами, а вокруг стояли сильные крепкие воины, и их было много. Если б раздобыть хотя бы топор... Но в его состоянии не стоило и надеяться, что ему удастся разжиться оружием. Поэтому он безропотно позволял себя связывать, разумно решив, что от смерти ему пользы никакой, а пока есть жизнь, есть и надежда.

С наступлением тьмы пирога причаливала к берегу, и ее ставили на якорь, бросая в воду два тяжелых камня, обмотанных длинной веревкой; в предрассветной мгле снова трогались в путь. Разведчик не представлял, где находится, куда они плывут и когда закончится это утомительное странствие. Правда, жрецы постоянно твердили о Великом Жертвоприношении в Цакалане, что позволяло сделать соответствующие выводы.

На утро четвертого дня Блейд заметил высокие зеленые деревья на речном берегу, качающиеся под порывами теплого ветра. К полудню вдали послышался рокот, приближавшийся с каждым взмахом весел, а через час пирога резко повернула к берегу и уткнулась носом в песок.

Как только воины вынесли чужеземца из судна, он понял, почему они остановились: в ста ярдах от того места, где причалили пирогу, спокойная, прозрачно-голубая река внезапно исчезала, превращаясь в мутно-бурый ревущий и пенящийся поток, над которым висела плотная стена серо-сизого тумана.