Кукаркин Евгений

Новый Альфонс

Евгений Кукаркин

Новый Альфонс

Написана в 2001 г. 2-я редакция. 2003 г.

Уже два дня, мы с Пашкой пьянствуем у меня в коммунальной комнатушке, упиваясь водкой и свободой. Повод весьма серьезный- отслужили в армии и теперь радуемся, что вырвались с этой каторги. И вот на третий день, под вечер одуревшие от спиртного решили встряхнуться.

- А не пойти ли нам... - Пашка пытается трезво сформулировать мысль, на танцы.

- Заметано... - уважительно соглашаюсь я - Только давай по последней и... вперед.

- Ну ее в..., - Пашка грязно ругается, - еще там свалимся, баб распугаем..., но... ты не представляешь... до чего хочется... их потискать. Двинули в наш клуб...

Наш клуб, это "Мраморный" дворец имени Кирова, где почти каждый день выпускают пары мальчики и девочки, находящие удовольствие в ритме и близости партнеров, молодые женщины, ищущие приключений или женихов, и мужчины, страдающие без женщин.

- Потопали...

- Сначала надо прийти в себя... Что там у нас на столе...?

Для страховки, чтобы выглядеть более - менее... прилично, я прямо из банки пью томатный сок, а Пашка отпаивается огуречным рассолом.

- Встряхнулись, - мой друг вытирает рожу кухонным полотенцем и оглядывает себя в зеркало. - А ничего, думаю... пропустят.

Мы - в большом светлом зале, в котором, на небольшой сцене музыкальный ансамбль наяривает что-то знакомое, и зачумленная толпа молодежи двигается на паркете, более или менее соблюдая такт музыки.

Пашка первый разглядел эту пару.

- Леха, пошли разобьем вон тех. Ты бери светленькую, а я вон ту куколку.

Светленькая, чувствуется, постарше меня. Мне сразу понравились ее длинные светлые волосы, озорные темные глаза и приятная улыбка большого рта. Мы подходим к ним, и Пашка, как галантный кавалер, в поклоне спрашивает:

- Разрешите... вас разбить...?

Мне кажется, им все равно с кем танцевать, хоть с бревном, особенно это выражено на лице у куколки. Ее ничего не выражающие глаза сверлят пол и никак не реагируют на появление нового партнера. Пашка перед ней старается делать какие-то нелепые движения ногами и руками, стремясь победить замедленность пьяного тела. Светловолосая девушка вскинула брови, обратив на меня черноту глаз, и подвинулась, уступая часть площадки.

- Как вас зовут? - спрашиваю я через некоторое время, стараясь не сбиться с ритма.

- Наташа. А вас?

- Меня... Алексей... Алеша.

- Я вас здесь раньше не видела. Вы в первый раз?

- Как вам сказать... Я до армии здесь бывал часто... Вот... демобилизовался и... первый раз пришёл.

И тут музыка, как назло, прерывается. Я оглядываюсь. Пашка подхватил свою анемичную подружку под руку и тащит в сторону. Вот стервец!

- Только мы вошли во вкус и тут - на тебе... Все кончилось, расстраиваюсь я.

- Ничего. Сейчас у музыкантов перерыв, минут на десять. Пойдемте, подышим свежим воздухом.

Мы вышли в коридор, где большинство уже дышало этим "свежим" воздухом. Окна были раскрыты настежь, но дым от папирос и сигарет все равно стоял столбом и не очень-то торопился вырваться на улицу.

- Вы не курите? - спрашивает Наташа.

- Нет.

- А я иногда балуюсь. На работе очень частые перерывы, приходится не отрываться от компании...

Она лезет за пояс, выдергивает пачку "Винстона" и зажигалку, потом умело закуривает сигаретку и демонстративно выпускает вбок струйки дыма.

- Значит только-что отслужили? - участливо спрашивает девушка.

- Только что... Уже два дня на гражданке.

Она улыбнулась, показав свои красивые зубы.

- Чего смешного-то?

- Я так сразу и подумала. Как увидела вас первый раз, мне показалось, что вы курсант или переодетый военный.

- Вообще-то я бывший сержант. Неужели на моем лице это написано?

- Конечно. На вашем лице еще написано, что вы провели эти два дня с кем-то из друзей, при этом только пили и отсыпались. С вами не было девушек, и вы решили размяться здесь. Так?

Наташа потягивает сигаретку и насмешливо смотрит мне в глаза. Подумаешь... Пашку заметила, да и я проговорился, а она сразу сделала вывод...

- Нет, у меня еще был перерыв, я ходил в военкомат, чтобы меня поставили на учёт.

- Надо же..., этого я не предусмотрела.

Тут началось движение, курильщики и курильщицы потянулись в зал, из которого послышались звуки настраиваемых инструментов. Наташа поспешно выкидывает остатки сигареты в урну и тянет меня за рукав.

- Пошли. Сейчас начнется.

За час танцев я был выжат как лимон. Мокрая от пота рубашка приклеилась к спине, а под штанами было как в парилке. Остатки хмеля уплыли, оставив во рту поганое чувство горечи. Так и хотелось сходить в туалет и напиться холодной воды из-под крана. Наташа выглядела примерно так же, но... на её личике я видел больше удовольствия и улыбку; мало того, она меня за это время ни на кого не променяла. Мы говорили все, что взбредет в голову и, естественно, как истинный мужчина, я старался подавить ее своим армейским интеллектом, рассказывая глупые анекдоты и небывалые истории.

Время подошло к 11 часам. Музыка кончилась, все начали расходиться. Пашка куда-то исчез со своей подружкой, окончательно развязав мне руки.

- Поехали ко мне, - с волнением предложил я Наташе.

Она внимательно посмотрела в мои глаза.

- У тебя дома телефон есть?

- Есть.

- Тогда поехали. Мне телефон нужен, чтобы позвонить моей дочке, предупредить ее...

- Дочке? Сколько же ей лет?

- Восемнадцать.

Я гляжу на нее и не верю. Она поняла мое смятение.

- Ну да, восемнадцать. Так мы едем или нет?

- Едем, - поспешно сказал я.

Интересно, сколько же ей лет сейчас? Предположим, в 20 родила, плюс 18, итого 38, но выглядит на все 20.

Она по-хозяйски осматривает мою комнату. Брезгливо пересчитывает пустые бутылки и мотает головой.

- Ну и свинюшник же у тебя. Где телефон?

- Там, в коридоре, пойдем, я провожу.

В нашей коммуналке один телефон на четыре семьи. Он прикреплен на грязную стену, и, естественно, находится под неусыпным контролем одной из квартиросъемщиц, все знающей старой грымзы Евдокии Ивановны. Наташа подходит к телефону и начинает набирать номер, тут же скрипнула соседняя дверь, и худощавое лицо с седыми патлами просунулось в щель.

- Здравствуй, Леша, - запела голова.

- Здравствуйте, Евдокия Ивановна.

- Машенька, - слышится за моей спиной голос Натальи, - я сегодня задержусь, так что не беспокойся, колбаса в холодильнике, второе там же... Хорошо... Да тут одна компания... До завтра.

- Три года было спокойно, теперь началось, - ворчит старуха. - Еще за телефон не заплатил, а уже деньги накручивает.

До чего же хочется двинуть по этой роже кулаком.

- Не беспокойтесь, Евдокия Ивановна, я заплачу.

Только с чего бы мне ей платить, денег в обрез, помощи ждать не от кого. Быстренько сматываемся с Натальей в мою комнатку, здесь начинаем наводить хоть какой то порядок. Я выкидываю в мусорное ведро остатки пищи, бутылки. Грязные тарелки запихиваю под передник на пищевом столике, из буфета достаю чистые тарелки и рюмки. Наталья колдует у холодильника, выискивая съестное. Наконец стол собран, и мы начинаем пировать.

- За встречу, - поднимаю рюмку я.

- За встречу, - эхом отзывается она.

После второй рюмки я уже не мог терпеть. Поднялся со стула и подошел к ней, она тоже встала, и наши губы нашли друг друга. Торопливо стал расстегивать ей кофточку, а она мешала моим рукам, пытаясь сдернуть рубашку. Я поднял Наталью на руки и понес к кровати...

Господи, сколько во мне было сил в эту ночь. Я отыгрался на ней за эти голодные армейские годы...

Первой проснулась Наталья. Она ласково прикоснулась ко мне губами.

- Леша, мне пора.