Соррел не сомневалась, что каждое их слово было отлично слышно кавалерам, которые как раз подъехали и спешивались, но ее не на шутку пугала ненависть мужа и жены и она не смела ни словом, ни жестом напомнить им, что они уже давно не одни.

Наконец Вальтер оглянулся и насмешливо протянул:

- Мы прелестно поговорили, моя дорогая, но я слишком хорошо воспитан, чтобы прилюдно стирать грязное белье. Хочешь, чтобы тебя услышал его сиятельство? Ему это наверняка понравится! - К сожалению, он не выдержал до конца роль благоразумного джентльмена. - Кроме того, я придумал, как обеспечить себя до конца дней... Не представляешь, с какой радостью я забуду о твоем кошельке! Уж поверь мне!

Зло уже совершилось, но Соррел всетаки, хотя и против своей воли, поддержала Вальтера:

- Пожалуйста, тетя, на сей раз он прав. Ты с ним поговоришь потом, сколько твоей душе угодно.

Тетя Лейла неохотно подчинилась, хотя глаза у нее все еще горели огнем, а Вальтер тем временем с наигранным равнодушием обратился к гостям. Свою падчерицу он приветствовал куда менее эмоционально, чем жену, и в ответ получил такой уничтожающий взгляд, который менее закаленного мужчину поразил бы на месте. И правда, единственное, что Соррел могла бы поставить в заслугу третьему мужу своей тети, - это его полное безразличие к чарам Ливии. Но так как причиной его проницательности был его собственный эгоизм, мешавший ему терпеливо сносить эгоизм в ком-то другом, то Соррел никак не могла восхититься им в должной мере. В самом деле, он часто говорил матери Ливии, что его падчерица- самое совершенное творение природы, ни в чем не грешащее против стиля, но избалованные и капризные красавицы не в его вкусе. К тому же он не сомневался, что если ей удастся заарканить какого-нибудь несчастного дурака, то ему придется несладко под ее каблучком, не дай Бог он еще окажется в денежной зависимости...

Ничего удивительного, что Ливия платила ему той же монетой, и Соррел уже знала, если Вальтер и Ливия под одной крышей, то все в доме живут, как в аду.

Тем не менее даже тете Лейле не под силу было найти недостаток в поведении и внешности Вальтера. В сравнении с маркизом, который всегда одевался скромно и элегантно, Вальтер, на взгляд Соррел, напоминал разряженную куклу. Но это на ее взгляд, а все остальные, она знала точно, считали его красивым мужчиной, хотя вино и другие излишества уже начали накладывать свой отпечаток на его внешность. Одевался Вальтер не хуже любого лондонского денди, в его коляску запрягали отличных лошадей, он позволял себе проигрывать огромные суммы и не испытывал никакого неудобства, тратя деньги жены и ничуть не стесняясь выказывать ей в обществе свое неуважение. Соррел не нравилось, с каким презрением он говорил о купеческих знакомых жены в обществе аристократических снобов, и она обрадовалась не меньше тети Лейлы, когда он отправился гостить к своим друзьям.

Тетя Лейла, выйдя замуж за человека пятнадцатью годами ее младше и с несравнимо меньшим состоянием, первая признала, что один раз в жизни чувства возобладали в ней над здравым смыслом. Красивый, самоуверенный, принятый в обществе, откуда ее до тех пор неизменно изгоняли, он обещал ей то окружение, которое было ей необходимо ради будущего ее прекрасной дочери. Но все получилось совсем не так, как она ожидала, и она не скрывала своего разочарования. Мистер Вальтер Гранвиль, может, и был рожден аристократом, как он с удовольствием к месту и не к месту напоминал ей, но с тех пор, откровенничала тетя Лейла, он все делал для того, чтобы испортить отношения с важными людьми. Начиная со своего провала в Оксфорде, оттуда его изгнали за то, что он опозорил дочь богатого трактирщика, он все более и более превращался в исчадие ада, всей душой отдаваясь вину и игре, и по истечении нескольких лет стал воплощением самых ужасных пороков.

Обо всем этом тетя Лейла узнала только после свадьбы. То, что он дорого ей стоил, беспокоило тетю меньше всего, ибо, как она сама признавалась, ее кошелек и не такое может выдержать. К тому же она заранее предвидела расходы и была готова платить. Однако ей совсем не понравилось, что, когда она оплатила его самые неотложные долги (он вовсе не выказал ей благодарности, наоборот, пустился во все тяжкие благодаря новым финансовым возможностям), Вальтер не только не задумался о будущем своей падчерицы, но вовсе опустился и, даже если бы хотел, ничем не мог бы помочь.

С привычной откровенностью тетя Лейла признала, что ее в первый и в последний раз в жизни надули, впрочем, она никак не могла отрицать, что сама напрашивалась на это, забыв обо всем на свете ради высокородного красавчика. Все же имя Гранвилей сослужило ей кое-какую службу, чего никак не могло сделать имя покойного мужа, хотя он и был очень богатым коммерсантом. Красота Ливии тоже пришлась кстати. Решись тетя Лейла на развод, это привело бы к скандалу, который мог замарать чистое имя ее дочери, поэтому она не рисковала исправлять свою единственную ошибку.

Впрочем, она редко жила в одном доме со своим мужем. Вальтер обыкновенно пребывал в Ньюмаркете, Лестере или Брайтоне, где собиралась веселая компания и были самые высокие ставки, ибо он играл во все, во что только можно играть в Англии, и совершенно не интересовался скучными развлечениями, на которые рассчитывала тетя Лейла. В Лондоне им доводилось время от времени жить в одном доме, но они все равно умудрялись жить врозь, и, если начистоту, то, отдав должное грехам юности, Вальтер не искал легких любовных связей. Это признавала и тетя Лейла, хотя не утерпела и нажаловалась племяннице, будто Вальтер содержит на ее деньги любовницу, впрочем она не ревновала его, а лишь досадовала на лишние траты. Соррел же думала, что он слишком тщеславен и не в состоянии тратить себя и свое время на женщин. Ему больше нравилось тратить деньги жены на себя, на экстравагантные фраки и жилеты, на дорогих лошадей, на модные коляски. И в то же время на свою гнедую лошадку, за которую заплатил бешеные деньги, он ни разу и не взглянул.

Тетя Лейла обратила потемневший взгляд на гостя и сердито воскликнула, забыв перейти на шепот: