Наконец, нет вкладов, не имеющих пользователей. Но если существуют конкретные культуры, которые можно расположить во времени и пространстве и о которых говорится, что они "внесли вклад" и продолжают это делать, что же собой представляет "мировая цивилизация" - предполагаемый бенефициарий всех этих вкладов? Она не является какой-то цивилизацией, отличной от всех прочих, обладая тем же коэффициентом реальности. Когда мы говорим о мировой цивилизации, мы не обозначаем какую-либо одну эпоху или человеческую группу: мы используем абстрактное понятие, придавая ему то моральную, то логическую значимость. Моральную - если речь идет о цели, предлагаемой нами существующим обществам; логическую - если имеем в виду сгруппировать под одним словом те общие элементы, что посредством анализа удается извлечь у разных культур. В обоих случаях, не следует скрывать, понятие мировой цивилизации весьма бедно, схематично, и его интеллектуальное и эмоциональное содержание не обладает большой плотностью. Желание оценивать весомость культурных вкладов тысячелетней истории со всем грузом мыслей, страданий, желаний и труда людей, осуществивших их, но при этом соотнеся эти вклады исключительно с эталоном мировой цивилизации, которая является все еще формой с пустым содержанием, означает странным образом обеднить их, лишить собственной сущности, сохранив лишь костяк, освобожденный от плоти.
Мы стремились, напротив, показать, что подлинный вклад культур состоит не в списке частных изобретений, а в тех дифференциальных разрывах, которые имеются между ними. Чувства признательности и смирения, которые могут и должны испытываться каждым членом данной культуры по отношению ко всем остальным, основываются на единственном убеждении, а именно, что все прочие культуры отличны от нашей самым различным образом; и так происходит даже тогда, когда конечная природа этих отличий ускользает от человека или, невзирая на все его попытки, удается уловить ее лишь весьма несовершенно.
С другой стороны, мы рассмотрели представление о мировой цивилизации как некоем предельном понятии или как сокращенный способобозначения сложного процесса. Ибо если наша интерпретация приемлема, нет и не может быть мировой цивилизации в том абсолютном смысле, который часто придается этому термину, поскольку цивилизация подразумевает сосуществование культур, представляющих максимум разнообразия, и она как раз состоит в этом сосуществовании. Мировая цивилизация может быть только коалицией, в мировом масштабе, культур, каждая из которых сохраняет свою самобытность.
10. Двоякое значение прогресса
Не оказываемся ли мы перед странным парадоксом? Беря термины в том значении, какое мы им придали, видим, что всякий культурный прогресс есть функция коалиции культур. Эта коалиция состоит в том, чтобы сделать общим достоянием (осознанно или бессознательно, произвольно или непроизвольно, намеренно или случайно, стремясь к этому или по принуждению) те шансы, что встречаются каждой культуре в ее историческом развитии. Наконец, мы признали, что эта коалиция тем более плодотворна, чем разнообразнее культуры, между которыми она устанавливается. И вот теперь похоже, что мы оказались перед лицом взаимно противоречивых условий. Ибо эта игра сообща, отчего проистекает любой прогресс, должна иметь последствием, раньше или позже, гомогенизацию ресурсов каждого из игроков. И если разнообразие является начальным условием, то следует признать, что шансы на выигрыш становятся тем более слабыми, чем дольше продолжается партия.
Против этого неизбежного последствия существуют, кажется, два средства. Одно из них состоит для каждого игрока в том, чтобы в своей игре провоцировать появление дифференциальных разрывов. Такая вещь возможна, поскольку каждое общество ("игрок" в нашей теоретической модели) складывается из коалиции групп: конфессиональных, профессиональных и экономических, - и ставка общества образуется из вкладов всех этих составляющих. Социальное неравенство - вот наиболее поразительный пример такого решения. Великие революции, выбранные нами в качестве иллюстрации неолитическая и индустриальная, - сопровождались не только диверсификацией социального тела (как это хорошо увидел Спенсер), но также учреждением дифференциальных статутов групп, особенно с экономической точки зрения. Уже давно замечено, что неолитические открытия быстро повлекли за собой социальную дифференциацию с возникновением на Древнем Востоке крупных городских концентраций, появлением государств, каст и классов.
Такое же наблюдается и применительно к индустриальной революции, что обусловлено появлением пролетариата и приводит к новым, более продвинутым формам эксплуатации человеческого труда. Вплоть до настоящего времени существовала тенденция трактовать эти социальные преобразования как последствия технических преобразований и устанавливать между тем и другим отношение причины и следствия. Если наша интерпретация точна, отношение причинности (что подразумевает последование во времени) следует отставить, и такая тенденция в целом присутствует в современной науке - в пользу функциональной корреляции между этими двумя феноменами. Попутно отметим, что признание того факта, что технический прогресс обрел, в качестве исторического коррелята, развитие эксплуатации человека человеком, побудит нас, возможно, к определенной сдержанности в выказывании гордости, внушаемой первым из этих феноменов, чему мы столь охотно поддаемся.
Второе средство обусловлено во многом первым: введение, волей-неволей, в коалицию новых партнеров, на этот раз внешних, "вложения" которых весьма отличаются от тех, что характеризуют первоначальную ассоциацию. И это решение равно опробовано; если термин "капитализм" дает возможность в целом идентифицировать первое, то термины "империализм" и "колониализм" помогут проиллюстрировать второе решение. Колониальная экспансия XIX в. в значительной степени позволила индустриальной Европе, конечно не только к своей выгоде, взять новый разбег, поскольку без введения в круг взаимодействия колонизованных народов опасность исчерпания могла возникнуть гораздо скорее.
Видно, что в обоих случаях средство состоит в расширении коалиции либо через внутреннюю диверсификацию, либо через принятие новых партнеров; в конечном счете речь идет всегда о возрастании числа игроков, что означает возвращение к сложности и разнообразию начальной ситуации. Но также видно, что эти решения могут лишь временно замедлить процесс. Эксплуатация может существовать только в рамках коалиции: между двумя группами, господствующей и подчиненной, имеются контакты и производятся обмены. В свою очередь, несмотря на объединяющую их связь, на первый взгляд одностороннюю, им приходится, осознавая это или нет, делать общим достоянием их вклады, и поступательно, в тенденции, уменьшаются между ними контрастные отличия. С одной стороны, благодаря социальным улучшениям, а с другой - постепенному достижению колониальными народами независимости, мы присутствуем при разворачивании этого феномена. И хотя все еще остается много непройденного по этим двум направлениям, мы знаем, что ход вещей будет неизбежно таковым. Возможно, конечно, что появление в мире антагонистических режимов, политических и социальных, следует интерпретировать как третье решение; можно себе вообразить, что диверсификация, возобновляясь всякий раз на другом плане, позволит сохранить на неопределенное время - через изменчивые формы, не перестающие удивлять людей, - это неравновесное состояние, от которого зависит биологическое и культурное выживание человечества.
Как бы там ни было, трудно представить себе непротиворечивым процесс, резюмируемый следующим образом: для прогресса требуется, чтобы люди сотрудничали; по ходу этого сотрудничества они видят, как постепенно происходит стирание качественного различия их вкладов, хотя именно первоначальное разнообразие в этом отношении делало сотрудничество плодотворным и необходимым.
Но даже если это противоречие неразрешимо, священный долг человечества - сохранить оба термина равно присутствующими в сознании, никогда не потерять из виду один в пользу лишь другого. И необходимо, конечно же, уберечься от слепого партикуляризма, предоставляющего, в тенденции, привилегию человеческого какой-либо одной расе, культуре или обществу; но также и никогда не надо забывать, что никакая частица человечества не располагает формулами, применимыми ко всему в целом, и что человечество, сплавленное одним-единственным образом жизни, немыслимо, ведь это будет окостеневшее человечество.