* В. Б. Станкевич до революции принадлежал к числу активных сотрудников журнала "Современник".
В отличие от "сменовеховства" - течения русской эмиграции с ясно выраженным политическим уклоном, группа "Мир и труд", оформившаяся организационно в 1919 году, выступала за "культурное примиренчество". Культурная тональность группы и начавшего выходить с апреля 1920 года журнальчика "Жизнь" определялась и самим характером эмигрантской общины Берлина, которая в тот период была заметна скорее культурной, нежели политической жизнью. Политическим центром эмиграции с самого начала стал Париж. Там выходили крупнейшие газеты эмиграции, туда приехали самые видные политические деятели. Политическая периферийность Берлина в немалой степени предопределялась и статусом Германии, потерпевшей в первой мировой войне поражение и, следовательно, не имевшей ни политических, ни материальных возможностей существенно влиять на судьбы эмиграции. Вспомним, что политические эмиссары Врангеля - Петр Струве и Александр Кривошеин - ездили вести переговоры об устройстве эмиграции именно в Париж.
Собственно, и в художественном отношении журнал "Жизнь" большой ценности не представлял. В нем не участвовали сколько-нибудь известные русские литераторы. Он интересен как один из этапов идейных и нравственных поисков русской эмиграции.
Когда ж противники увидят
С двух берегов одной реки,
Что так друг друга ненавидят,
Как ненавидят двойники,
так в те годы писал о взаимной ненависти белых и красных Вячеслав Иванов. Группа "Мир и труд" как раз и пыталась преодолеть эту ненависть, найти подходы к ее преодолению. В. Станкевич одним из первых в русской эмиграции понял трагичность и губительность разрыва духовной ткани русского общества в результате революции и гражданской войны.
Программа группы "Мир и труд", опубликованная в "Жизни", выдвигала лозунг прекращения гражданской войны и восстановления мира в России. Указывая на отсутствие каких бы то ни было правовых основ советской власти, на ее недемократичность, приверженцы В. Станкевича тем не менее считали, что вопрос будущего российской демократии не может решаться при помощи штыков интервентов. Верил Станкевич и в возможность быстрого подъема России из пепелища гражданской войны. "Период опустошения и разрушения близок к концу, - писал он в первом номере "Жизни". - С каждым днем ярче предчувствуем мы приближение творческого периода русской революции, который несомненно наступит, какой бы вывеской ни прикрывалась власть" 22.
В какой-то мере в воззрениях участников группы "Мир и труд" нашло отражение бердяевское понимание эволютивности политического и нравственного процесса в России, упование на "внутреннее преодоление большевизма". Полагая, что свертывание гражданских прав в России и террор (слухи о масштабах "красного террора" в Крыму уже начали достигать Берлина) дискредитируют великие лозунги революции, В. Станкевич пытался внушить через свой журнал мысль о том, что прекращение террора и обеспечение гражданских свобод только укрепили бы новую власть. "Революция так истосковалась по мирной работе, что примет любой политический строй, который обеспечит возможность производительного труда" 23, - писал В. Станкевич позднее в своих воспоминаниях.
Надо сказать, что в воззрениях группы В. Станкевича было много наивного и иллюзорного. Сама идея примирить Ленина и Врангеля вызывала иронические насмешки в среде берлинской эмиграции.
В 1920 году, когда еще продолжалась гражданская война, В. Станкевич печатал в своем журнале статьи, которые сейчас кажутся "гимназическими" по уровню политического мышления. Тем не менее они отражали часть реальных воззрений тогдашней эмиграции. "Ни к красным, ни к белым! Ни с Лениным, ни с Врангелем! - так звучит ныне лозунг русской левой демократии, - писал Станкевич. - Но если можно отрицать всю Россию, то почему же нельзя ее всю принять и признать? Что если рискнуть и вместо "ни к красным, ни к белым!" поставить смелое, гордое и доверчивое: "и к красным, и к белым!" - и принять сразу и Врангеля, и Брусилова, и Кривошеина, и Ленина" 24.
Уже одно перечисление этих имен говорит о том, сколь наивная сумятица роилась в головах Станкевича и его приверженцев.
Литературные материалы журнала "Жизнь" малоизвестны и русским, и зарубежным исследователям. О них нет упоминания даже в солидной двухтомной "Библиографии русской зарубежной литературы. 1918-1968", вышедшей в Бостоне (США) в 1970 году (составитель Л. А. Фостер). Однако, несмотря на отсутствие крупных авторов, литературные и публицистические страницы журнала интересны тем, что в них можно увидеть в зародыше многие из идей, ставших впоследствии важными этапами в осмыслении эмиграцией своего положения и своих культурных идей. Несмотря на явную смятенность умов и растерянность русской эмиграции, в первые годы изгнания "наивный" журнальчик "Жизнь" интуитивно нащупал главную идею, вокруг которой можно было бы объединить духовно здоровые и политически здравомыслящие силы эмиграции, - собирательство разметанной революционным смерчем великой русской культуры. Журнал взывает прежде всего к оказавшимся за рубежом писателям: "Дореволюционные партии, в большинстве нежизнеспособные, так как дышали затхлым воздухом подполий, зовут по-прежнему к своим дорогам, в большинстве не торным, потому что по ним ни разу еще не гремела государственная телега. Политические группы, либо меняя окраску, либо гримируясь старыми карандашами, будят среди эмигрантов полуразбитые силы и апеллируют к скептическому мнению Европы... Нужно вызвать к жизни литературный комитет в одном из центров Европы, наладить выпуск периодических литературных изданий, открыть кооперативное издательство, кассу взаимопомощи. Нельзя верить, чтобы в годы безустанных национальных испытаний могла молчать русская литература, всегда шедшая впереди нации и неугасимым фонарем освещавшая ей дорогу" 25.
От рецептов спасения России, предлагаемых журналом "Жизнь", веяло прекраснодушием чеховских интеллигентов, в них слышались отголоски некогда модной теории "малых дел": аптечки, библиотечки, кассы взаимопомощи... На фоне потрясших мир грозных событий русской революции проповеди группы "Мир и труд" звучали как пастушеская пастораль среди меди военных оркестров. Серьезные эмигрантские политики смотрели на деятельность группы "Мир и труд" как на своего рода курьез, как на игрушку в руках молодых, пылающих жаждой служения отечеству литераторов. Вероятно, поэтому журналу В. Станкевича не мешали, но и помощи не оказывали. "Жизнь", вызывавшая своей проповедью единения "красного" и "белого" ядовитые насмешки как слева, так и справа, несла убытки, и издатель журнала Г. А. Гольдберг вскоре прекратил кредит. В общей сложности журнал просуществовал около года. Литературные страницы "Жизни" оставили нам в наследие весьма скромные плоды. Наиболее значительной публикацией были главы из книги Романа Гуля "Ледяной поход", получившей широкую известность в русском зарубежье. Интерес представляют и помещавшиеся в журнале обзоры советской поэзии - одна из первых попыток нащупать пульс молодой советской культуры.
Группа "Мир и труд", сформировавшаяся вокруг В. Станкевича, человека безусловно искреннего, увлекающегося, честного, была одним из тех огоньков "русского" Берлина, на которые сходились обогреться недавно прибывшие в веймарскую столицу русские беженцы. Специфика группы состояла в том, что, в отличие от солидных эмигрантских "салонов", формировавшихся вокруг известных в дореволюционной России политических деятелей (как, например, кружок И. В. Гессена - видного кадета, члена Государственной думы, редактора эмигрантской газеты "Руль" и журнала "Архив русской революции"), к Станкевичу тянулась неприкаянная эмигрантская молодежь.
Из крупных фигур к Станкевичу заглядывал, пожалуй, только Виктор Михайлович Чернов - лидер партии эсеров, председатель Учредительного собрания. Оказавшись в эмиграции в 1920 году, он собирает и публикует большое количество материалов и свидетельств из истории русской революции и большевизма, пишет воспоминания. Большой интерес для понимания первых лет советской власти представляет выпущенный под его редакцией и с его вступительной статьей сборник "Материалы по деятельности чрезвычайных комиссий", где содержится много фактов и размышлений о причинах и следствиях террора.