- Оставим до поры до времени дворец в покое. Я понимаю ваши настроения, друзья, но ведь он теперь принадлежит мне. Решим его судьбу позже. А вот и Птолемей! - обрадовался царь, поворачиваясь к вошедшему в залу телохранителю, следом за которым в окружении гетайров шли несколько богато одетых персов, согбенные фигуры которых выражали страх и раболепие. Признав в Александре царя, персы дружно пали ниц. Клит, Кратер и Филота, словно по команде презрительно усмехнулись, но Александр и прочие македоняне восприняли этот жест вполне благосклонно.
- Кто вы? - спросил царь. Стоявший рядом с ним переводчик-эллин задал тот же вопрос на фарси.
Один из парсов, дородный старик с выкрашенной хною бородой, подполз к ногам Александра и быстро заговорил. Эллин перевел.
- Он один из дворцовых евнухов по имени Фарпорт, а остальные - слуги Дария.
- Почему они не встречают нас?! - резко бросил царь.
Переводчик залопотал на варварском языке, после чего старик принялся биться головой об пол и что-то причитать, вызвав усмешку эллина.
- Он говорит, что начальник дворца и все его помощники сбежали, а сам он не осмелился представить свою ничтожную персону взору непобедимого царя Македонии.
- Скажи ему, что владыка Азии назначает его начальником дворца. Он должен навести здесь порядок и приготовить все для пира. А сейчас пусть даст нам поесть!
Узнав, что желает царь Александр, перс оживился. Высокая милость, сказанная царем, обрадовала его. Ударившись еще несколько раз головой об пол, евнух быстро забормотал.
- Рыжебородый говорит, что все будет сделано и просит царя и его слуг проследовать за ним в царские покои, где для них накроют достойный царского величества стол.
Проголодавшиеся гетайры радостно загалдели. Александр велел:
- Пусть ведет! Птолемей! - Телохранитель предстал перед царем. - В этом городе нас плохо приняли. Доведи до сведения таксиархов [таксиарх командир таксиса], что я отдаю город на три дня в полное распоряжение воинов. Пусть отдыхают и веселятся. Золото, вино, женщины - все принадлежит им!
Птолемей кивнул головой и убежал, а Александр и его соратники проследовали за свежеиспеченным начальником дворца, который привел их в залу, где прежде трапезничали парсийские цари.
Трапеза была приготовлена с поразительной быстротой и отличалась варварским великолепием. Македоняне жадно поглощали пищу, запивая ее неразбавленным вином. Все шумели, смеялись и произносили громогласные здравницы. Время от времени входили командиры ил [ила - подразделение гетайров из 200 человек] и таксисов [таксис - подразделение пехоты численностью 400 человек], тут же занимавшие место за столом и присоединявшиеся к трапезе. Дворцовые слуги с изумлением взирали на крикливых македонских вельмож, своим поведением столь несхожих со степенными парсийскими сановниками. Трапеза уже близилась к концу, когда вошедший Птолемей что-то прошептал царю на ухо. Александр выслушал телохранителя и тут же вышел. Вслед ему звучал хохот, от которого царь недовольно поморщился. Это Птолемей объявил причину, заставившую царя оставить стол.
Причиной была женщина, единственная женщина, сумевшая привлечь внимание Александра. Она была афинянкой и звали ее Таис.
О Таис дошло немного сведений. Известно лишь, что она была самой знаменитой афинской гетерой, как и самой дорогой; одна ночь любви ее стоила целое состояние. Известно, что она была подругой многих великих эллинов: философов, поэтов, демагогов, полководцев. Известно, что она была одной из образованнейших женщин Эллады. И главное - она считалась самой красивой женщиной своего времени.
И была ей.
Бывает, женщина кажется красивой оттого, что считается таковой. Клеопатру, дурнушку, пленившую двух триумвиров экзотикой неведомого Востока, считали неотразимой красавицей, и она сама поверила в это, заставив поверить в то же и нас, далеких потомков.
Но красота Таис не была надуманной, она была настоящей. Вообразите золотокожую красавицу с изящным, словно у праксителевой Афродиты носиком и подобными лепесткам левантийской розы губками, то и дело приоткрывающими изумительные черточки ровных жемчужных зубов. Безупречный овал лица обрамляли локоны светло-желтоватых, с легкой рыжинкой волос, волной ниспадающих на хрупкие плечи и ниже - до изящной волнующей талии. Фигура Таис была столь великолепна, что при взгляде на ее точеные ножки и высокую нежную грудь у мужчин перехватывало дыхание. Но самым прекрасным были глаза - бездонные родники, наполненные самой чистой в мире водой, искрящиеся, переливающиеся, ликующие, смеющиеся; темно-синие, штормовые перед грозой и наполненные апельсиновым цветом в мгновения радости. Эти глаза манили, завораживали, пленили. От этих глаз невозможно было отвести взор.
Так случилось и с Александром. Великий полководец смотрел в глаза Таис и не мог вырваться из их сладкого плена. Тогда девушка опустила глаза и тихо засмеялась. Помотав головой, царь перевел взгляд левее изящной головки афинянки.
- Ты единственный неприятель, какому я смог бы проиграть битву, признался он.
Таис продолжала улыбаться.
- Разве я неприятель?
- Нет... Я... - Царь македонян, бесстрашно смотревший в глаза мириадам врагов, неожиданно смутился. - Ты...
- Твои воины разоряют город.
- Да. - Александр обрел дар речи. - Парсы негостеприимно встретили нас. Я научу их быть радушными.
- Они пытаются разгромить храм Ахурамазды, - продолжала Таис. - Я только что оттуда. Жрецы затворили ворота и собираются защищать священный огонь. Если македоняне потушат его, Персида, Мидия и Ариана поднимутся против тебя. И это будет уже война не за царский престол, а война за поруганные святыни. Это будет война на полное истребление. Ты, конечно, перебьешь этих людей, но половина македонской армии поляжет на обезлюдевших пространствах Азии.
Таис хотела прибавить еще что-то, но Александр уже все понял. То, о чем говорила гетера, было более, чем серьезно. И македонянин решил:
- Мне, конечно, стоило б проучить этих магов за поругание эллинских святынь, но ты права - в этом деле нельзя переступать известную грань. Я сейчас же кликну гетайров и освобожу этот храм. А вечером я приглашаю тебя к царскому столу.