– Вот оно, Аслан.

Глава 14.

О ТОМ, КАК ПОСАДИЛИ ДИВНОЕ ДЕРЕВО

– Хорошо, – сказал Аслан, и земля содрогнулась от его голоса, и Дигори понял, что жители Нарнии все слышали и будут передавать их слова своим детям век за веком, быть может – всегда. Но не зазнался, ибо думал не об этом, стоя перед Асланом. Теперь он мог выдержать львиный взор. О себе он забыл и ни о чем не печалился.

– Хорошо, сын Адама, – повторил лев. – Ради этого плода ты жаждал, и алкал[2], и плакал. Лишь ты вправе посадить дерево, которое защитит Нарнию. Брось яблоко у реки, там земля помягче.

Дигори повиновался. Было так тихо, что вы бы услышали, как мягко упало яблоко на землю.

– И бросил ты хорошо, – сказал Аслан. – Теперь пойдем на коронацию короля Франциска Нарнийского и королевы Елены.

Тут дети заметили Фрэнка и Нелли, одетых совсем иначе, причудливо и прекрасно. Четыре гнома держали шлейф королевской мантии, четыре нимфы – шлейф королевина платья. Он был без котелка, она – без чепчика. Королева распустила волосы (что несказанно ее украсило), но не одеяния и не прическа так сильно изменили королевскую чету. Лица их стали иными, особенно у короля. Хитрость, недоверчивость, сварливость лондонского кэбмена исчезли, словно их и не было, и всем открылись его отвага и доброта. Наверное, помог сам воздух Нарнии, или беседы со львом, или что еще.

– Ну и ну! – шепнула Полли Стрела. – Мой хозяин изменился не меньше меня самой. Теперь он и впрямь хозяин!

– Да, – сказала Полли. – Ой, ты мне ухо щекочешь!..

– Посмотрим, – сказал Аслан, – что выросло на этих деревьях. Напутали, теперь – распутайте.

И Дигори увидел клубок или клетку, точнее – большой, как клетка, клубок переплетенных ветвей. Два слона пустили в дело хоботы, три гнома – топорики, быстро все расчистили, и зрителям явились золотое деревце, серебряное и еще какое-то, непонятное, но очень грязное.

– Ух ты! – сказал Дигори. – Да это же не дерево, а дядя!

Чтобы все объяснить, отступим немного назад. Как вы помните, звери пытались посадить дядю в землю и полить. От воды он очнулся, увидел толпу зверей и страшно взвыл; с него текли потоки, а земля, осевшая до щиколоток, хлюпала, превратившись в грязь. Вообще-то это было хорошо, потому что все, даже кабан, поняли, что он живой, и выкопали его. Но бежать он не смог, слон схватил его хоботом —помните, звери считали, что надо подержать его, пока не придет Аслан. И вот, они сплели вокруг него клубок из веток, а потом набросали туда еды.

Осел нарвал чертополоха, но дядя его есть не стал. Белка стала метать туда орехи, но дядя прикрыл голову руками и радости не выказал. Птички услужливо роняли сверху отборных червей, но тщетно. Особенно старался медведь – он не съел пчелиное гнездо, которое нашел в лесу, и благородно отдал его дяде. Пчелы еще не все перемерли, и когда добрый зверь сунул клейкий ком в просвет между ветками, дядя дернулся, поскользнулся и сел на землю, вернее – на репьи. «А все-таки, – сказал барсук, – меду он поел» – и впрямь, медведь дотянулся лапой до узника и ткнул улей ему в лицо. Звери искренне привязались к своему странному питомцу и надеялись, что лев разрешит им его держать. Самые умные утверждали, что некоторые звуки, которые он издает, что-то значат. Назвали его Бренди, ибо это сочетание слогов дядя повторял часто и довольно четко.

На ночь его оставили в клетке-клубке; Аслан был занят. У дяди накопилось много орехов, яблок, груш, бананов, но все же он провел неприятную ночь.

– Подведите его ко мне, – сказал Аслан. Один из слонов поднял дядю Эндрью и положил у самых лап льва. Дядя не шевелился от страха.

– Аслан, – сказала Полли, – успокой его, пожалуйста! И… и спугни, чтобы он больше сюда не являлся.

– Ты думаешь, он захочет сюда явиться? – спросил Аслан.

– Понимаешь, – сказала Полли, – он может послать кого-нибудь. Он обрадовался, что из железки вырос фонарь, и решил…

– Он ошибся, моя дорогая, – сказал Аслан. – Здесь все растет эти несколько дней, пока моя песнь висит в воздухе; но она умолкнет. Я не могу сказать ему об этом и не могу его утешить, он слишком плохой. Ему не услышать меня. Если я заговорю с ним, он услышит только рев и рычанье. О, сыны Адамовы, как умело защищаетесь вы от всего, что вам ко благу! Что ж, я дам ему то единственное, что он способен принять.

Он печально опустил большую голову и подул в испуганное лицо чародея.

– Спи, – сказал он, – спи, отгородись на несколько часов от бед, которые ты вызвал. – И дядя Эндрью тут же закрыл глаза, дыхание его стало ровным.

– Отнесите его в сторонку, – сказал Аслан. – А теперь, гномы, покажите, на что вы способны. Сделайте короны для короля и королевы.

Гномы бросились толпой к золотому деревцу и вмиг оборвали все листья, даже обломали ветки (не все!). Теперь Дигори и Полли увидели, что дерево и впрямь золотое, из настоящего, чистого, а значит – мягкого золота. Конечно, оно выросло из золотых монет, выпавших из дядиных карманов, точно так же, как серебряное выросло из серебряных. Невесть откуда гномы притащили хворост, молоточки, наковальню, меха – и через минуту-другую огонь ревел, меха пыхтели, золото гнулось под веселый перестук. Гномы знали свое кузнечное дело!

Два крота (они любили копать) положили на траву кучу драгоценных камней. И вот, под умелыми пальцами маленьких кузнецов засверкали короны – не уродливые и не тяжелые, как у нынешних монархов, а легкие, тонкие, красивые, словно обруч феи. Корона короля была усыпана рубинами, корона королевы – изумрудами.

Когда их охладили в реке, король и королева опустились на колени перед львом, и он короновал их, а потом сказал:

– Встаньте, Франциск и Елена, отец и мать великих королей Нарнии, Орландии и Островов! Правьте справедливо и милостиво. Будьте отважны. Благословение мое – с вами.

Поднялся радостный крик, слоны трубили, птицы хлопали крыльями, а королевская чета стояла торжественно и смущенно, и чем смущенней были они, тем благородней. Дигори еще кричал «Ура!», когда услышал глубокий голос:

– Глядите!

Толпа повернулась, и все издали удивленный, радостный вздох. Немного поодаль стояло прекраснейшее в мире дерево. Оно выросло тихо и быстро, словно подняли флаг на флагштоке, пока длилась коронация. Ветки его осеняли светом, а не тенью, ибо были усыпаны сверкающими, как звезды, серебристыми яблоками. Но прекрасней всего был запах, и, вдыхая его, никто уже не мог ни о чем другом думать.

– Сын Адама, – сказал лев, – ты хорошо сделал свое дело. А вам, обитатели Нарнии, я поручаю другое: оберегайте это Дерево, как оно оберегает вас. Колдунья бежала далеко на север. Там она будет жить, укрепляясь в темной силе, но пока дерево живо, она не придет в Нарнию. Запах его, дарующий нам жизнь, здоровье и радость, для нее – ужас, отчаянье и смерть.

Все смотрели на дерево, а лев, сверкнув золотой гривой, повернулся к Дигори и Полли, заметив, что они о чем-то шепчутся.

– Что с вами, дети? – спросил он.

– Ой, Аслан, прости меня!.. – начал Дигори, густо краснея. – Я забыл сказать, она съела яблоко… – Он замялся, и Полли договорила за него; она гораздо меньше боялась показаться глупой.

– Вот мы и подумали, Аслан, – сказала она, – что тут какая-то ошибка. Колдунья не испугалась запаха.

– Почему ты так решила, дочь Евы? – спросил лев.

– Она же съела яблоко! – сказала Полли.

– Дорогая моя, – ответил лев, – потому она и боится дерева. Так бывает со всеми, кто сорвет плод не вовремя и не вовремя вкусит. Плод хорош, но он приносит благо только тогда, когда ты вправе его съесть.

– Вот как… – сказала Полли. – Значит, он ей не поможет? Она не будет жить вечно и не стареть?

– Будет, – сказал лев, печально качая головой. – Она получила то, что хотела: неистощимую силу и бесконечную жизнь, как богиня. Но для злых сердцем долгота дней – лишь долгота бед, и она уже поняла это. Каждый получает то, что хочет; не каждый этому рад.