- Похоже, убит.

Это меня, что ли. Я хочу сказать, что еще нет и пытаюсь открыть рот...

- Эй, вы раззявы. Найти Свищева, - орет тот же голос.

Где то вдали стреляют. Слышен топот сапог.

- Ну что?

- Ушел, сволочь.

Раздается виртуозный мат.

- Всех собрать. Раненых оттащить к дороге, убитых положить рядом в канаве, потом пришлем машины. Быстрее.

Опять мат. Голос удаляется в сторону. Чьи то руки берут меня за ноги и за руки. Они приподняли меня и боль ударила по пояснице, да так, что я застонал.

- Лейтенант то живой, - басит голос.

- Хрен с ним. Бросай на дорогу, там разберут.

Опять удар о землю и я опять потерял сознание.

Очнулся в палатке. Надо мной склонилось девичье лицо.

- Сережа, ты меня узнаешь?

Кто же это... До чего знакомый голос. Я напрягаюсь Лицо принимает реальные черты Светы, которую приводил Лешка мне перед наступлением.

- Света...

- Точно, Света, - радуется она.

- Что со мной?

- Ранен в ногу и... в живот. Доктор говорит, что вторая рана тяжелая, но ты молодой, вытянешь. Вера, Вера, иди сюда, Сережка очнулся.

Надо мной склоняется второе лицо.

- Как себя чувствуешь, Сережа?

- Как у черта на сковородке.

- Где Леша? Ты не видел его?

- Пропал.

- Как пропал?

- Так.

Мне не хочется распространятся, но Вера настырна.

- Что произошло?

- Не знаю.

- Сережка устал, - заступилась за меня Света, - потом все выясните, а сейчас дай ему поспать.

Июнь 1942 года.

Фронт стремительно приближается к Воронежу. Госпиталь эвакуируют за Волгу. Меня как тяжело больного, грузят в санитарный эшелон, чтобы отправить в глубь России. Света прощается со мной.

- Правильно сделал, что не рассказал Верке, правду о Лешке.

- Ты ей тоже ни о чем не говори. Она может быть потом сама все узнает.

- Ты мне будешь писать?

- А ты мне?

- Буду.

- Значит все в порядке.

К нам подходят два санитара.

- Барышня, нам его в вагон надо.

Светка поспешно целует меня в губы, потом в лоб.

- Выздоравливай, быстрей, Сереженька.

Меня поднимают на носилках и несут к вагону, но тут нас догоняет Верка.

- Постойте, постойте.

Санитары послушно задержались. Вера склоняется надо мной.

- Ох. Насилу упросила главного, чтобы отпустил. Сережа, поправляйся. Если увидишь Лешку или узнаешь где он, передай привет и скажи... я беременна...

Светка ахает.

- А ты не вздумай кому либо сказать, - крысится на нее Вера.

- Нет, что ты.

Похоже, Света становиться доверенным лицом наших тайн.

- Адрес госпиталя и мой домашний возьми.

Она подпихивает мне под голову пакет. Санитары нетерпеливо дергаются и несут меня к двери вагона. Вера и Света семенят рядом. У Светки по щеке бежит слеза.

- Эй. Там, принимайте.

Носилки поднимаются и меня вносят в двери. Девчонки что то кричат внизу у полотна дороги, но я их уже не слышу.

Август 1942 года.

Я в госпитале в Барнауле. Уже могу ходить с палочкой и есть нормально пищу, правда у меня после этого начинаются рези в желудке, но это уже прогресс.

Меня вызывает глав врач и я предвкушаю, что два месяца отдыха с таким ранением, мне после госпиталя обеспечено.

- Ну что, Марков, выглядишь молодцом. Живот болит?

- Вот здесь и еще после еды.

- Это так и должно быть. Месяцок, два, еще поболит, потом понемногу боль будет уходить, если конечно не будешь таскать мешки...

- Меня выписывают?

- Да. Но ты понимаешь ли, пришел вызов...

- Как вызов? Я же должен отдохнуть... Мне два месяца...

- Ничего не поделаешь, пришла разнарядка на тебя. Вызывают в Москву.

Он протягивает мне бумагу.

- В управление НКВД. Господи, что еще от меня нужно?

- Я здесь не причем. Собирайся и поезжай. Документы тебе выпишем. Скажи спасибо, что выезжаешь не под конвоем....

- И как они только узнали, что я здесь?

- Они знают все.

Сентябрь 1942 года.

Как только я приехал в Москву, сразу отправился на Лубянку, где меня, как я понял, уже ждали. Сначала меня принял Мешик, заместитель Берии. Он, увидев мою палку, кивнул на кресло.

- Садитесь. Долго вы едете, лейтенант Марков... Мы вас уже ждем дней десять. Конечно, мы могли бы вас подогнать, но.... вы кажется были тяжело ранены и как я вижу, бегать еще не можете?

- Я и сейчас неважно себя чувствую.

- Сочувствую. К сожалению, обстоятельства требуют, чтобы вы были здесь.

У нас пауза. Мешик изучает меня.

- Так вы были другом молодого Свищева?

- Был.

- И расстались при весьма странном обстоятельстве?

- На нашу колонну напала авиация фашистов, меня сразу тяжело ранило, а что было с ним, я уже не помнил...

- А сейчас вы не знаете где он?

- Нет. Я три с лишним месяца пролежал в госпитале.

- Знаю. Алексей Никитович Свищев оказался предателем нашей родины... Он сейчас служит фашистам.

- Лешка?

- Да, он. С вами хочет по этому поводу поговорить Лаврентий Павлович. Он примет вас завтра.

- Где мне сейчас остановиться?

- Сейчас несколько офицеров СМЕРШа уезжает в общежитие НКВД, отправляйся с ними и никуда от туда не уходи. Завтра в любую минуту тебя могут вызвать. Давай мне свой пропуск, я подпишу.

Берия с усмешкой наблюдает как я ковыляю.

- Ну какой же вы вояка, лейтенант Марков?

- Я еще не долечился.

- Этим меня не разжалобишь. Сейчас родине трудно и требуются даже калеки. Думаешь, я тебя вызвал, чтобы полюбоваться как ты хромаешь? Чушь. Тебя потребовал ОН...

Берия удовлетворен моим изумленным видом.

- Предатель Алексей Свищев сейчас у немцев на центральном фронте, бегает с агитационной установкой и вербует наших солдат и офицеров перебежать к фашистам. Вам приказ, поймать его.

- Но почему я?

- Вы его друг, кроме этого, опекали его на фронте и в были в ответе за все его действия. Конечно, тяжелое ранение снимает с вас многие обязательства, но поймать его можете только вы, лейтенант. За это вас простят... Мы уже посылали несколько оперативных групп за линию фронта, но они погибли. Теперь ваша очередь. Лестью, хитростью, силой, как угодно, заманите на встречу и схватите. Свищев нужен только живым. Так приказал ОН...

- Когда отправляться?

- Завтра. Группу поддержки вам уже сформировали.

- Есть. Разрешите, идти.

- Разрешаю. Запомните, лейтенант, если вы его не поймаете, тогда... сами погибните.

В группе четыре человека, одна женщина и трое мужчин. Я еще с ними плохо знаком и не знаю, кто из них служит моим тайным палачом. Женщину звать Дарьей, ей около 25 лет, она радист. Молодой лейтенант, Павел, знает отлично немецкий, топографию и не раз бывал в Воронежских лесах. Григорий, степенный мужик, гражданский, раньше был вторым секретарем обкома в области, имеет большие связи среди населения и наконец последний, татарин Сейфулин, парень без чувств и нервов, ему убить человека, что плюнуть. Он прекрасно кидает ножи, ломает выстрелом спичку из пистолета в двадцати шагах и дерется, как черт.

Мы летим в самолете, одетые в тяжелые доспехи парашютистов. Мало того, на нас дополнительные мешки с боеприпасами, радиостанцией, батареями, пищей, одеждой и всякой мелочью. Я даже сидя на сиденье с трудом держу на себе этот груз. Боль в животе, все время дает знать, от этого пот застилает лицо.

- Первый раз прыгаете? - спрашивает меня лейтенант Павел.

- Да.

- Это просто, смело прыгать вниз и парашют сам раскроется.

Он подумал, что у меня пот от страха. Чтобы заглушить боль, я готов прыгнуть хоть в море. На меня с презрением смотрит Сейфулин и сочувственно Дарья. Григорий видно действительно боится и чтобы скрыть это сжал зубами нижнюю губу до крови. Господи. Еще час и я не выдержу, потеряю сознание. Наконец то замигал красный цвет лампочки.