Еще один разведчик из «квартета», Джон Уотерс, достиг самого своего большого успеха благодаря чистой случайности. В декабре 1808 года, когда английские войска под командой генерала Д. Мура продвигались к Саламанке, Уотерс заехал в деревню Вальдестиллос. Там буквально за несколько минут до прибытия англичанина около постоялого двора испанская девушка заколола оскорбившего ее французского офицера. Этот офицер, ехавший без эскорта, вез с собой письмо маршала Бертье, начальника штаба Наполеона, в котором излагались планы окружения армии Мура. Получив это письмо, англичане сумели избежать ловушки. В апреле 1813 года, почти одновременно с Хеем, Уотерс во время одной разведывательной поездки попал в руки французских гусаров. В сопровождении конвоя, состоявшего из четырех жандармов, его повезли в Саламанку. Уотерсу удалось бежать благодаря нехитрой уловке — он позаботился накормить своего коня овсом, и когда неожиданно пришпорил его, тот продемонстрировал значительно большую скорость и выносливость, чем довольствовавшиеся сеном лошади конвоя. Наконец, членом «квартета» был и драгун Чарлз Сомерс Кокс, совершавший обычно разведывательные рейды во главе небольшого кавалерийского отряда. Он был убит в октябре 1812 года при осаде Бургоса.
Большое место в работе разведчиков штаба Веллингтона занимало составление подробных карт театра военных действий, но задачей «квартета» был сбор сведений о неприятеле. В мае 1811 года Веллингтон писал: «Французские армии не имеют сведений о состоянии и местонахождении друг друга, в то время как я имею информацию обо всем, что происходит в районах». Она доставлялась главным образом партизанами. Чтобы поощрять командиров герильясов в присылке информации, Веллингтон оплачивал нужные сведения. Специальные фонды для этой цели выделялись им в распоряжение подчиненных ему генералов. Так, коменданту крепости Альмейда генералу Коксу было выдано для этой цели 500 фунтов стерлингов.
Французы пытались наладить пересылку военных депеш, направляя по разным дорогам курьеров с одним и тем же зашифрованным донесением в надежде, что хоть кто-то из них достигнет места назначения. Французские офицеры старались найти себе курьеров из числа местных жителей, склоняя их к сотрудничеству угрозами или подкупом. Изобретались хитроумные способы скрытия донесений, например, в незаметной трещине медных украшений седла. Но все эти ухищрения разбивались о враждебность испанского населения и растущее умение партизан раскрывать уловки неприятеля. Партизаны не знали пощады для предателей и вражеских шпионов. Нередко с ними расправлялись на глазах толпы, вполне одобрявшей суровое возмездие за измену.
Успех, выпавший на долю Кэлхауна Гранта, был связан с тем, что он хорошо знал язык, нравы и обычаи населения и умел рассеивать подозрения, которые вызывал британский офицер у испанских крестьян, представляя себя другом народа, боровшегося за независимость. Недоверие таяло, когда молодой офицер с открытым лицом, отлично владевший местным диалектом, начинал дружескую беседу с прохожими на деревенской улице или подтягивал крестьянам, хором распевавшим популярную песню. Грант научился превосходно танцевать любимые танцы жителей района, где ему приходилось действовать, изучал испанскую музыку, мог с легкостью цитировать произведения известных писателей и поэтов. Такое постоянно подчеркиваемое и вместе с тем ненавязчивое уважение к национальным чувствам испанцев позволило британскому разведчику завести немало преданных друзей. Они не только охраняли его и предупреждали о приближении французов, но создавали хорошую репутацию, которая очень помогала в завязывании новых контактов. Грант сумел наладить добрые отношения с духовенством, которое имело тогда огромное влияние на крестьянскую массу. Священники даже нередко брали на себя роль лазутчиков — им было легче других путешествовать по дорогам, при встрече с французским патрулем всегда можно было сослаться на то, что они отправляются исповедовать умирающего. Многие приятели Гранта в небольших городках и деревнях также соглашались исполнять роль секретных агентов. В английских штабных документах их вежливо именовали «конфидентами» или «корреспондентами». Они присылали отчеты о всех действиях неприятеля в их районе. На основе указаний Веллингтона Грант составлял подробные инструкции своим «конфидентам». Это вносило систему в сбор информации и уменьшало расходы на ее добывание.
Десятки раз пересекал Грант неприятельские линии, действуя в тылу французской армии. Один раз ему не повезло. 15 апреля 1812 года он был захвачен в плен. Так как английский офицер при аресте был в мундире, его решили считать не шпионом, а обычным военнопленным, и под сильным конвоем отправили во Францию. В Байонне ему удалось бежать. Выдавая себя за американца (США тогда воевали с Англией), Грант сумел добраться до Парижа, связаться с роялистским подпольем и после многих приключений достичь Англии, а оттуда — вернуться в штаб-квартиру Веллингтона.
«МАСОНЫ» И ТОРГОВЛЯ СЕКРЕТАМИ
Говорят, что утверждение либерализма в идеологии и политике Великобритании резко ограничило деятельность английской разведки. Однако дело было не столько в идеологии, сколько в целесообразности. Те же причины, которые привели к победе либерализма, нередко требовали использования других средств для осуществления поставленных внешнеполитических целей. У Англии, ставшей промышленной мастерской мира, таких средств и методов было в избытке.
Идеологи британской буржуазии, опьяненные промышленной монополией Англии, ставили своей целью свободу торговли (фритред) — беспрепятственное движение капитала, освобожденного от всяких политических, национальных и религиозных пут, и устранение всех необязательных издержек производства. К таким издержкам фритредеры относили и пышный королевский двор, и палату лордов, и государственную церковь, и архаичную, громоздкую судебную систему. К излишним издержкам фритредеры относили также постоянную армию и дорогостоящие колониальные войны. В основе всего этого лежало убеждение, что Англия с помощью одних экономических средств сможет эксплуатировать чужие страны. Понятно, что при таком строе мыслей лидеры фритредеров Р. Кобден и Л. Брайт были готовы обличать секретную дипломатию и другие формы тайной войны как воплощение устаревших, негодных методов ведения дел английской буржуазией, унаследованных из арсенала феодальной эпохи. Эти и другие подобные крайности, до которых доходили в запальчивости фритредеры, никогда не становились принципами практической политики, тем не менее правящим кругам приходилось, по крайней мере внешне, учитывать критику, которую вызывало безотчетное расходование денег на секретную службу, объявлять о прекращении деятельности «черных кабинетов» и т. д.
Следует учесть, что в эпоху побед и утверждения в экономически передовых странах капитализма и буржуазной демократии сужался круг политических вопросов, считавшихся государственной тайной. Это вполне касалось и военной тайны.
После 1815 года Англия только раз в течение целого столетия воевала против великой державы, участвуя в Крымской войне 1853—1856 годов. Однако и этот вооруженный конфликт был столкновением, в котором стороны ставили сравнительно ограниченные цели, и тем самым резко отличался от борьбы против Наполеона I, когда на карту было поставлено колониальное, торговое и морское господство Великобритании. Политика «блестящей изоляции», которую проводила английская буржуазия в период расцвета своего могущества, была основана на предположении, что Лондону удастся сохранять роль арбитра и гаранта «равновесия сил» между европейскими державами без участия в их войнах. Правда, в нескольких случаях английская дипломатия прибегала к угрозе вооруженного вмешательства ( например, во время русско-турецкой войны 1877—1878 годов), но в конечном счете соглашалась на улаживание разногласий политическими средствами. При этом даже возможное участие Англии в европейских конфликтах мыслилось в Лондоне как ограниченное почти исключительно действиями Английского флота, обладавшего подавляющим превосходством над любым возможным противником. Армия была ориентирована на ведение колониальных войн, нередко являвшихся просто кровавым истреблением по существу безоружных туземцев. Все это не могло не наложить отпечаток и на английскую разведку, определяя круг информации, которая интересовала Лондон, окрашивало характер заданий, которые возлагались на секретную дипломатию.