Моей основной мыслью являлось движение на запад с тем, чтобы затем повернуть опять на север или в район Блантире, или восточнее озера Ниасса. Не тревожимые неприятелем, мы переправились у Метила через реку Лигонджу и пересекли дорогу Типа - Намирруе. Находящаяся там могила офицера 1 батальона второго полка Королевских африканских стрелков показала мне, что неприятельская колонна, двигавшаяся вслед за нами от Типа, теперь совершенно обошла нас с севера у Вамалеа. Во время дальнейшего похода к Или мы пересекли прежнюю стоянку английских войск, пришедших сюда с запада и выступивших дальше по направлению на Альто-Молоке. Они тоже сделали большой крюк и, следовательно, истратили много сил.
Оставалось только удивляться тому, что неприятельские колонны показали такую высокую подвижность. Они изменили способ своего снабжения и освободились, по крайней мере частично, от необходимости подвоза. По рассказам пленных, они высылали вперед команды фуражиров, доставлявшие от туземцев продовольствие и распределявшие его по частям. Этот сбор продовольствия производился крайне беззастенчиво. Доверчивость. которую незадолго перед тем, во время нашего пребывания в Или, выказывали туземцы, вдруг исчезла. Они видели теперь в каждом аскари своего неприятеля, и отдельные люди, отставшие во время переходов, неоднократно подвергались нападению.
Когда мы прибыли к Или, то быстро захватили находившийся там английский телеграфный пост. Найденные бумаги дали полезные сведения о передвижении неприятельских войск. Судя по этим документам, более крупные магазины находились у Нумарроэ и у Ре-гоне, а большие силы из Альто-Молоке и Мукоби должны были попытаться опередить нас, в то время как одна колонна следовала непосредственно по нашим пятам. Неприятель, незадолго перед тем бродивший ощупью в темноте, очевидно, получил с некоторых пор достоверные сведения о наших передвижениях. Было крайне трудно определить дорогу на Регоне, так как нельзя было найти проводников. Но от Или к Нумарроэ вела вновь построенная телефонная линия из медной проволоки. Следуя вдоль нее мы могли быть уверены, что натолкнемся по пути на какое-нибудь ценное указание. Действительно, когда мы выступили из Или, то части неприятельской колонны оказались совсем близко от нас. Наши оставленные сзади патрули даже встретились у строений Или с аскари, которых они приняли за своих, обменялись с ними сигаретками и огнем и только потом заметили, что это неприятель.
Утром 24 августа мы переправились через реку Ликунго и подвигались дальше по направлению на Нумарроэ. Уже с расстояния нескольких миль мы увидели гору и постройки бомы Нумарроэ. Во время одного привала на походе мы позавтракали в веселом обществе с лейтенантом резерва Отт, вице-фельдфебелем резерва Норденгольцем и другими командирами из авангарда. Мы давно уже привыкли во время привалов доставать без всякой церемонии несколько ломтиков хлеба и банку с жиром или салом гиппопотама. Обер-лейтенант флота Фрейнд имел даже масло, прибереженное со времен Намакурры. Также и аскари и носильщики, ожидавшие прежде своего обеда по приходе на бивуак, все больше и больше перенимали "дестюри" (обычай) европейцев. Как только наступало время привала, каждый из черных доставал свой завтрак. Было чрезвычайно приятно, когда войска лежали в лесу в наилучшем настроении и набиралась необходимых сил для новых усилий.
Мы были еще в двух часах пути восточнее Нумарроэ, когда в авангарде послышались первые выстрелы. Одна неприятельская рота впереди на нашем пути следования искусно и медленно отходила теперь перед нами на Нумарроэ от одного рубежа к другому. Состояние лейтенанта Отт, раненого пулей в грудь, было, по-видимому, серьезным. Я уклонился с главными силами, во главе которых двигался отряд Геринга, и прошел мимо противника прямо на бому. Еще до наступления темноты наше орудие было поставлено на позицию и открыло огонь по боме и ее стрелковым окопам, которые: были заняты противником. Отряд Геринга, не теряя времени, обошел еще южнее, чтобы, воспользовавшись оврагами, подойти к боме вплотную с тыла. Авангард (отряд Мюллера), насколько можно было судить по шуму боя, также значительно продвинулся вперед.
Неприятельские стрелки стреляли неплохо, и, несмотря на расстояние около тысячи метров, как только показывался кто-нибудь из нас, ружейные пули ложились совсем близко к нему.
Скоро стемнело; перестрелка то внезапно разгоралась, то утихала, пока, наконец, неожиданно мы не услышали шума боя со стороны отряда Геринга. Затем наступила тишина. Отряд Геринга внезапно ворвался в расположение неприятеля и взял с боя некоторые стрелковые окопы, в которых упорно держался противник. Но отступавший неприятель был принят другим немецким отрядом за своих, и ему удалось уйти. Ночь была очень холодная, к тому же дождь лил, как из ведра, а наш багаж еще не прибыл. На следующий день нами были похоронены три неприятельских европейца и сорок один аскари, кроме того нами было захвачено в плен: 1 европеец и 6 аскари ранеными, и 1 европеец, 7 аскари и 28 других цветных. Среди пленных находился также и неприятельский командир майор Гаррад, который командовал здесь половиной второго батальона 4 полка Королевских африканских стрелков. У нас были убиты вице-фельдфебель Норденгольц пулей в голову, 6 аскари и один носильщик пулеметов, и ранено 3 европейца, 18 аскари и 4 носильщика пулеметов. Мы захватили 40.000 патронов, 2 легких пулемета и, кроме того, ручные гранаты, санитарное имущество и большие запасы продовольствия. Между нашими ранеными, оставленными в солидных, чисто выстроенных домах, находился также лейтенант резерва Отт, который, как всегда, был в отличном настроении духа. К счастью, его ранение не было так тяжело, как этого опасались сначала, но взять его с собой было невозможно.
25 августа я хотел достигнуть лагеря Регоне. Из захваченных документов я узнал, что туда были доставлены ценные запасы, между которыми имелись снаряды для минометов. Гарнизон Регоне был, вероятно, в данный момент еще слаб, но, ввиду близкого нахождения неприятельских колонн, надо было ожидать, что к 26 августа обстановка изменится и время для атаки будет упущено. Дорога шла по ущелью крутой, скалистой цепи гор. Скоро наш авангард наткнулся на неприятеля и задержал его, пока я с главными силами не прошел мимо этого противника прямо на Регону. При карабканье по скалистой и пересеченной горной местности дело едва не дошло до столкновения между двумя немецкими отрядами, которые приняли друг друга за противника. Пулеметы были уже поставлены на позицию, но, к счастью, ошибка была выяснена.
Мы продвигались дальше через горы, а под нами немного уже сзади был слышен пулеметный огонь в авангарде. Движение было так затруднительно, и наша колонна так растянулась вследствие того, что мы могли двигаться через горы только гуськом, что поставленная мной в этот день задача - Регоне - не была достигнута. Мы даже вообще не знали точно, где, в сущности, должна была находиться Регоне. Только потому, что мы скоро увидели в отдалении место скрещения нескольких дорог, мы считали, что там расположен искомый пункт. На полпути к Регоне мы заметили большой палаточный лагерь, и я решил, что это другая половина батальона, который был двинут отсюда на поддержку к Нумарроэ.
Под проливным дождем мы должны были стать лагерем в кустарнике. На следующий день замеченный палаточный лагерь был снят, а бома Регоне оказалась занятой довольно крупными силами. Штурм этой бомы через открытый холм не давал никаких шансов на успех, и мы ограничились поисками патрулей и отдельных отрядов. Как это было видно из захваченных нами бумаг, неприятель решил дать нам возможность беспрепятственно завязать бой у Регоне с тем, чтобы затем сильным резервом, расположенным вне бомы, атаковать нас во фланг и в тыл. Поэтому была предписана особая осторожность, и инициатива, с которой рота лейтенанта Боля, несмотря ни на что, двинулась против бомы, могла иметь опасные последствия. Показавшиеся вне укреплений некоторые неприятельские лагеря и колонны неожиданно для них оказались обстреляны, и были захвачены продовольственные запасы. Найденные бумаги подтверждали приближение к Регоне более сильных неприятельских колонн с юга и юго-востока. На севере также были расположены войска.