Серега слушал эти жалобные причитания, время от времени прерываемые всхлипываниями, и с каждой минутой понимал все больше и больше, как страшно он виноват перед женой. На какое дно нужно опуститься, чтобы довести Антонину до такого состояния. Ту самую Антонину, которую прежде он считал чуть ли не божеством. Нужно было немедленно исправить дело. Но как это сделать, Серега плохо себе представлял и потому решил сказать все, как было.
- Выпили,- сказал он громко, чтобы разом покончить со своей двойной жизнью. - Коньяк французский пили. А в Дерюгино не ездили...
- Так,- как будто бы даже обрадовалась Антонина.- Значит, развлекались... И понравился тебе, Сереженька, французский?
- Нет, Тось, я не хотел. Я говорил... Честное слово... Шум ссоры разбудил ребенка. Девочка уселась на постели и, ничего не понимая, глядела то на мать, то на отца. Антонина взяла ее на руки, поправила на ней пижамную курточку.
- Вот оно что, доченька. Мы с тобой, значит, там переживаем, что наш папка скучает без нас, надрывается на работе, чтобы лучше нас устроить, жалеем его, а он здесь; оказывается, живет на широкую ногу: коньяки попивает, как какой-нибудь замминистра.
- Да это Степан Иванович угощал,- попытался объяснить Серега.
Но Антонина не желала верить ему.
- Тебя послушать, так Степан Иванович просто принц индийский. Так и сорит деньгами направо и налево, и взаймы тебе дает и так, и на такси возит, и винцом угощает. Как же ты при всем при том за два месяца работы в самую страду не отложил ни копейки да еще и то спустил, что с собой взял?
Этого Серега и сам не мог понять и потому промолчал.
- Как же тебе не стыдно, Сережа,- продолжала уже совсем по-другому Антонина.- Мы же знаем, какой ты есть человек, и любим тебя, а ты с нами как будто играешь. Нехорошо, Сережа, не надо так. Жалко мне и нас, и тебя.
На Серегу и впрямь было жалко смотреть. Такой он был растерянный, расхристанный, мокрый. Ни дать ни взять пацан, который за компанию с другими в первый раз полез в чужой сад за яблоками и тут же попался. И Антонина не выдержала, подошла к нему вместе с дочкой и положила голову на его плечо.
"Все,- твердо решил про себя Серега.- По боку гулянки. Пусть что хотят, то и делают, а я должен жить для вот этих людей, ближе которых у меня нет и не будет".
Утром он пошел к конторе, чтобы спросить, нет ли попутки в Дерюгино. У конторы его ждали Гуляй и Ерофеич.
- Ну, наконец-то,- обрадовался Гуляй.- А мы уже хотели идти к тебе на квартиру. Тут, понимаешь, такое дело." В общем, Соуса забрали в отделение и нужно ехать его выручать.
-В каком смысле? - не понял Серега.
- Вот, значит, Сереженька, когда ты свалил, то есть уехал,- пустился в объяснения Ерофеич,- они, то есть
Гуляюшка, посидели еще, а потом хотели расплатиться и уйти, а эта Клавдия...
- Да не трепись, Ерофеич, ты же не видел,- перебил его Гуляй.- При чем здесь Клавдия... У нас денег не хватило, а Соус стал базарить что она, дескать, обсчитывает. Она, конечно, обиделась, ну и сказала ему пару теплых слов. А он полез в бутылку, стал материться, посуду бить, Клавке в ухо заехал. Я его утихомириваю I и ее уговариваю, чтобы, значит, на дурака не обижалась, а тут кто-то милиционера кликнул или он сам на огонек забрел. Пашка Тавров - ты его не знаешь. На автобазе раньше работал. Ничего мужик, но Клавдия официально заявила на Соуса, что он ее избил. Ну и заграбастали дурака. Теперь отмазывать надо.
- Пашка ничего мужик,- снова встрял Ерофеич.- Он твоей хозяйке, между прочим, Марье Васильевне Луканчиковой, свояк. Вот только Клавдию нужно уговорить, чтобы она свои слова, насчет того что Соус ее по уху съездил, взяла назад. Как будто она на него в сердцах наклепала...
- Короче, Серега,- сказал Гуляй.- Меньше сотни она не возьмет. Да мы ей еще и должны остались. В общем, я тут одному сейчас свой пиджак буклевый сплавил за тридцатник. Давай выручать кореша, он хоть и дурак, а все одно не чужой ведь. С кем не бывает...
Серега не знал, чем он может помочь Соусу, но ему почему-то припомнилось то утро на автостанции, когда Гуляй и Соус примчались утром в райцентр, чтобы выручить его, Серегу. Может, заняли, а может, тоже что-нибудь продали с себя и примчались на комбайнах выручать друга из беды.
- Слышь, Сережа,- сказал Ерофеич,- у тебя сколько с собой? У меня вот трояк. Все, что мне моя зараза на месяц положила.
У Сереги в кармане лежал червонец, который ему утром выдала Антонина, чтобы он, живя в Дерюгино, ни в чем не нуждался. Дома, он знал, деньги были. Антонина приехала не с пустыми руками, перед отъездом многое продала. Кроме того, все, что Серега получил в совхозе за последние две недели, то есть девяносто пять рублей, он передал жене. Есть, значит, деньги. И нет их, потому что как после вчерашнего можно заговорить с Антониной на такую тему? Как втолковать ей, что сейчас эти деньги могут решить дальнейшую судьбу несчастного Соуса, а самое главное, как доказать ей, что судьбу эту надо решать ему, Сереге? Ведь, правду сказать, с какой стороны ни взгляни на этого Соуса, все равно скотина скотиной и то, что он вчера наделал там, в ресторане, мерзость несусветная. Как же объяснить Антонине ту связь, которая завязалась между ним, Серегой, и этим Соусом. Еще накануне вчерашнего разговора можно было попробовать, но теперь это только испортило бы все дело. Теперь нужно действовать иначе. И Серега решил, что возьмет недостающую сумму без ведома Антонины, а потом при первой же возможности восполнит недостачу. Оставив приятелей ожидать его у конторы, Сергей поспешил домой. Антонину он увидал еще с улицы. Она стирала белье, пристроив таз на лавке у крыльца. Дочурка тут же подбирала щепочки и складывала их в кучу.
- Ты чего это вернулся? - удивилась Антонина неожиданному появлению Сереги.
- Ключ шесть на девять забыл в телогрейке,- выпалил он первое, что пришло ему в голову.
- Глянь в зеркало перед тем, как уходить, а то пути не будет,-посоветовала Антонина, не прерывая стирки.
"Поверила,- подумал Серега.- Как все-таки легко обмануть честного человека. Ну, это уж в последний раз". Стараясь не суетиться, чтобы не выдать себя как-нибудь, он прошел в комнату, запустил руку под матрац дочуркиной постели и достал оттуда полиэтиленовый мешочек, в котором Антонина хранила деньги. То и дело оглядываясь на дверь, Серега отсчитал семь червонцев, а остальные положил на место.