Сатыпов мысленно рассмеялся. Как же, зря. Нежная любовь главы администрации к разным подонкам из прозападных фондов была общеизвестной. Недели не проходило, чтобы Требухович не сидел в президиуме какого-нибудь сборища брызгающих слюной борцов «за справедливость».

Глава администрации готовил себе плацдарм. На случай, если его скинут с хлебного и необременительного поста. Тогда он тут же перейдет в открытую оппозицию Президенту. Благо, местечко для него давно готово. И не одно. Заместитель председателя наблюдательного совета «Белорусской Правозащитной Конвенции», почетный член центра «Запад-Восток», ответственный секретарь «Хартии 98», шеф-редактор «Народной доли»… Всего не упомнишь.

У Требуховичей это в крови.

Еще во время Второй мировой, когда фашисты оккупировали Беларусь, родственнички нынешнего главы администрации по собственной инициативе пошли на службу к немцам. Два его дядьки стали полицаями, тетка — стукачкой минского гестапо, двоюродный дед прославился активным участием в еврейских погромах. После освобождения Беларуси никто из них не дожил до суда. Дядьев вздернули односельчане, тетушку пристрелил сотрудник СМЕРШа, дедок удавился сам, когда в его дверь стали ломиться милиционеры при поддержке выживших в мясорубке концлагерей Кацнельбогенов, Гринбергов и Луцманов.

Та еще семейка…

В советское время Мише Требуховичу повезло. Не успел он закончить школу, как все документы, связанные с его родственничками, сгорели при пожаре. Кто-то принес в архив две канистры бензина и чиркнул спичкой. Следствие долго билось над раскрытием умышленного поджога, но виновных так и не обнаружило.

Так что биография Миши было девственно чиста. А слухи к делу не пришьешь.

Правду о Требуховичах Сатыпов узнал случайно. Будучи с визитом в Израиле, он встречался с репатриантами, и один совсем старенький дедок поведал министру иностранных дел Беларуси, чей племянник и внук занимает пост главы администрации Президента.

Сатыпов информацию принял к сведению, но не более того. Связываться с подленьким Требуховичем ему не хотелось.

— Перемены неизбежны, — продолжил глава администрации, — долго так продолжаться не может. Рано или поздно Лука сообразит, что к чему. И назначит новые выборы.

— Выборы уже назначены, — удивился Сатыпов, — согласно Конституции.

— Я не об этой бумажке… Нормальные выборы, раньше того срока, что есть сейчас.

— Зачем это Батьке?

— Изоляция республики, мой друг, дело тонкое, — Требухович взял министра иностранных дел под руку. — С каждым днем ситуация все хуже и хуже… Ты знаешь об исчезновении трех журналистов из «АБЖ»[35]?

— Нет…

— То же, что и произошло с бывшей директрисой Госбанка. Вечером были дома, а наутро всех троих нет.

— Постой… Но та ведь была под домашним арестом.

— Ну и что?

— Разные ситуации.

— Это только так кажется. За бумагомараками тоже следило КГБ.

— Следил, — поправил собеседника Сатыпов. — Комитет — существительное мужского рода.

— Да какая разница! Следил, следило… Мысль просекаешь?

— А зачем Комитету следить за журналистами?

— Неблагонадежны, — веско сказал Требухович.

— По-моему, это ерунда. У КГБ других дел навалом, — не согласился министр, — если они будут за всеми журналистами следить, то на охрану госбезопасности времени совсем не останется. А что касается этих троих — то пьют где-нибудь за городом. Вот и все…

Требухович надулся.

Журналисты действительно уехали сами. По распоряжению президента их ассоциации Жанны Литвинович. Но демократическая пресса подняла вой по поводу «сатрапов из КГБ» и обвинила в исчезновении репортеров Лукашенко лично. Скандальчик обещал получиться громким.

Однако изначально все пошло наперекосяк. И все из-за этой наркоманки Литвинович. Обколотая дура выбрала никому не известных авторов, и пришлось несколько дней объяснять, что исчезнувшие молодые люди были журналистами, а не обыкновенными бездельниками. К тому же двое из этой троицы предупредили соседей и родственников о своем отъезде. Так что участие белорусского КГБ в «похищении» молодых демократов выглядело сомнительным.

— И всё же, — Требухович перевел разговор на другую тему, — действия властей не всегда адекватны.

— Это в любой стране, — Сатыпов отстранился от главы администрации, — и Белорусь не исключение. Ладно, побежал я… Мне еще окончательный вариант доклада Батьке просмотреть нужно.

— Я к тебе после обеда заскочу.

— Хорошо, — министр направился к лестнице.

Разговор с Требуховичем оставил неприятный осадок. Глава администрации опять ввязался в игру вокруг соблюдения в Беларуси прав человека. И опять принялся выпячивать собственную фигуру.

Так недолго и доиграться.

К тому же Требухович забыл об элементарной конспирации. Открыто встречается с Серевичем, принимает у себя в доме Богданковича, позволяет себе выступать в прессе и давать непродуманные интервью. Вряд ли Президенту это понравится. Первые лица не любят, когда их подчиненные начинают вести собственную политику.

Сатыпову с главой администрации не по пути.

Купленный Герменчуком и Маслюковой микроавтобус «Газель» загнали в гараж и перекрасили.

Затем приступили к монтажу электронной аппаратуры.

Два дня ушло на то, чтобы приварить крепления к внутренней поверхности кунга. Карл Сапега, ответственный за техническое оснащение, требовал от Герменчука, Курбалевича и Манаева идеального исполнения. Подчиненные глухо роптали, но распоряжения Сапеги выполняли неукоснительно. Слишком многое зависело от качества работы.

Наконец последняя дырка была высверлена, и последний штырь приварен.

Карл отправил коллектив отдохнуть, а сам заперся в гараже на сутки для окончательной доводки оборудования. Электрические цепи были в полном порядке, диоды и триоды работали согласно штатным характеристикам, осциллографы выдавали идеальные, с точки зрения Сапеги, синусоиды.

Аппаратура была целиком и полностью готова к использованию, о чем Карл радостно доложил невозмутимому Кроллю.

Йозеф бесстрастно кивнул, посмотрел на календарь и приказал начать установку оборудования двадцать второго июня. Минская группа получила три дня отдыха.

Влад на цыпочках пробрался вдоль идущего по дуге вниз коридора, обнаружил сложенные у стены обрезки арматуры и соорудил из них нечто вроде частокола, вогнав метровые железные колья в промежуток между рельсами.

Если быстро бежать по неосвещенному коридору, то можно наткнуться на острые арматурины и пропороть себе живот.

Рокотов мстительно ухмыльнулся, согнул железки под углом градусов сорок пять к полу и втиснулся в узкий боковой проход, заканчивающийся вертикальным тоннелем с вбитыми в стену скобами лестницы.

— …И, понимаешь, повторения девяносто шестого года допустить никак нельзя, — российский Президент яростно засопел и заворочался в кресле. — Поторопились тогда, поверили… Теперь по-другому. Пусть генералы решают.

Бородатый глава администрации мелко закивал.

Секретарь Совбеза отметил про себя, что бывший математик сильно нервничает — его лысина покрылась капельками пота.

Боится, что всплывут его переговоры с Басаевым? Или еще где-то напортачил?

Похоже…

Не зря ведь пропихивает на место полномочного представителя Президента в Чечне своего дружка Кушмана, прославившегося тем, что ворует абсолютно все, к чему получает доступ. Эшелоны с нефтью, медицинские препараты, гуманитарную помощь. Не брезгует даже утащить из своего кабинета пачку бумаги для принтера или набор авторучек.

Новая чеченская операция может послужить первым толчком для обвала карьер сотен российских чиновников. Если лидеры боевиков будут захвачены живыми, то молчать и покрывать кремлевских подельников они не станут. С потрохами сдадут, вспомнят даже то, о чем давно забыли. Еще и от себя что нибудь добавят. Для закрепления успеха.