В результате львовская ячейка осталась ни с чем. Сотни членов организации — и полный ноль в кассе. Успехи своих выдвиженцев в местных органах власти грели душу, но желудок оставался пустым. Да и выдвиженцы, получив вожделенные мандаты и заняв соответствующие кабинеты, сразу забывали об оставшихся не у дел «товарищах по борьбе» и принимались набивать собственные карманы, ориентируясь не на национальную общность, а исключительно на родственные чувства.
К началу тысяча девятьсот девяносто девятого года Тытько дошел до крайнего предела. Деньги у организации закончились совершенно, взносы уже никто не платил, все, что можно было продать из дома, Опанас продал. Ему в голову даже стали приходить крамольные мысли о том, что под властью Москвы жилось не в пример лучше, чем отдельно от русских.
Но сделанного не воротишь. Отвалившаяся от России Украина дрейфовала в неизвестном направлении. Дорвавшимся до власти коммуно-фашистам было глубоко наплевать на переживания патриотов и бедность народа.
С приходом в сборную группу террористов жизнь Тытько изменилась коренным образом. Он стал вдоволь есть, получил хорошую одежду, оружие и по завершении операции ему было обещано целых пятьдесят тысяч американских долларов — запредельная сумма для украинского паренька.
Он не знал, что вместо денег должен получить пулю в затылок, как и большинство его новых товарищей. Побеждающие в политической схватке в первую очередь избавляются от свидетелей. Ибо соратники вместо того, чтобы удовлетвориться ролями скромных помощников, начинают требовать различные блага и выпячивать себя в ущерб первым лицам. Так что всегда проще заранее уничтожить отработанный материал и не иметь проблем при дележе власти…
Когда Опанас, погруженный в свои мысли о будущей счастливой и богатой жизни, добрел до середины неосвещенного участка коридора, сбоку что-то прошуршало, из темноты материализовалась фигура в черном обтягивающем комбинезоне, мелькнуло что-то продолговатое, и Тытько швырнуло на бетонный пол. Он только успел почувствовать дикую боль в спине и провалился во мрак.
Руководитель специального отдела Государственного Департамента США хмуро уставился на свою непосредственную начальницу, изучающую аналитическую справку по проблеме разоружения Армии Освобождения Косова.
Полевые агенты, внедренные в УЧК, докладывали о том, что на скорый успех рассчитывать не приходится. Более того — все чаще у лидеров албанских сепаратистов возникали дурные мысли о том, что на Косове останавливаться не стоит, а следует продолжить «национально-освободительную» борьбу в южных провинциях Сербии, в Македонии, Болгарии и Черногории. Дабы включить в состав «Великой Албании» и прилегающие к Косову районы, и таким образом основать на обломках югославской республики могучее псевдоисламское государство. А там, глядишь, наступит очередь Греции, где этнические албанцы составляют одну пятую населения.
Членство Греции в НАТО косоваров не смущало.
Мадлен Олбрайт прочистила горло.
— И что все это значит?
— Косовары заигрались, — просто ответил руководитель спецотдела — И мы вместе с ними. Боюсь, что остановить их дальнейшее распространение по региону будет непросто. Уже возникли проблемы с беженцами.
— Какие именно проблемы?
— Из временных лагерей в Македонии албанцы разбежались по родственникам из приграничных сел. Многие из которых напрямую связаны с УЧК. Пошли разговоры о том, что север Македонии должен в результате принадлежать Албании. Мол, восстановление исторической справедливости…
— Думаю, это ненужные страхи, — отмахнулась Госсекретарь. — Когда мы освободим Косово, албанцы угомонятся.
— У аналитиков иной прогноз.
— Какой же? — ухмыльнулась Олбрайт.
— Через полтора-два года история повторится. Только тогда албанские боевики начнут нажимать на Македонию. Для косоваров сербы и македонцы — суть единый народ. Враги. И никаких сдерживающих факторов там нет, — руководитель спецотдела печально втянул голову в плечи. — В Македонии каждый третий — албанец. Соответственно, по их логике, земля должна принадлежать им. Македония богаче Косова и несравненно богаче Албании, так что исход вполне понятен…
— Мы поставим свои условия, — Госсекретарь поджала губы.
— Кому? — съязвил профессиональный разведчик, с презрением относящийся к познаниям Мадлен в области межнациональных отношений.
— Хашиму Тачи и Ибрагиму Ругове.
— Про Ругову я бы посоветовал просто забыть.
— С чего это вдруг?
— Ибрагим из дома выйти боится, не то, что участвовать в каких то переговорах. Несколько полевых командиров из УЧК объявили, что убьют Ругову, если тот появится на контролируемой ими территории.
— Мы можем дать ему охрану, — отрезала Олбрайт.
— Тогда убьют и охрану, — спокойно отреагировал руководитель спецотдела.
— Это будут американцы! — Госсекретарь повысила голос.
— Боевикам без разницы, американцы или сербы. Недавно британцы с этим уже столкнулись…
— Вы имеете в виду конфликт между патрулем СЛС[13] и отрядом Тачи?
— Да.
— Это было недоразумение… — Руководитель спецотдела промолчал.
Спорить с уверенной в своей правоте Госсекретарем было себе дороже. И совершенно бессмысленно, когда речь заходила о косовских боевиках, коих Мадлен Олбрайт считала благородными борцами за свободу собственного народа, не обращая внимания ни на грабежи, совершаемые на «освобожденных» территориях, ни на похищения и убийства мирных жителей, ни на развернутую верхушкой УЧК наркоторговлю.
— Подготовьте письмо на имя Тачи и закроем этот вопрос, — приказала мадам.
— Какого рода письмо? — руководитель спецотдела насупился.
— Благожелательное… Без угроз, но с предупреждением о нашей позиции по отношению к их планам касательно Македонии и остальных.
«Как же! — зло подумал разведчик. — Будет он тебя слушать! Подотрется бумажкой и все дела… „Леденец“[14] идиот, что поставил эту грымзу на такую должность. Нам ее работа еще икнется. И не один раз…»
— Теперь о России, — Олбрайт потянулась, разминая затекшую от долгого сидения спину. — Я просила вас провентилировать вопрос по составу нового правительства…
— Это несложно, — руководитель спецотдела вытащил из папочки скрепленные листы. — В составе русского правительства сейчас есть два наших «друга». Об одном вы знаете.
— Мистер Адамчук? — утвердительно кивнула Госсекретарь, имея в виду министра атомной энергетики.
— Именно.
— А второй?
— Мистер Кацнельсон. Сейчас он назначен на должность вице-премьера по оборонной промышленности.
Олбрайт вскинула вверх брови.
— Я не знала, что мы можем на него рассчитывать.
— Данная информация до поры до времени не афишировалась.
— Он действует инициативно или под нажимом?
— С ним работают по несколько отличной от общепринятой схеме. Естественно, что деньги он любит не меньше других русских, но мы позволили ему не чувствовать себя в прямой зависимости. С ним общается один из наших людей, имевший дела с Грибановым еще по Санкт-Петербургу, где объект возглавлял оборонное предприятие.
— Насколько успешно идет работа?
— Вполне успешно. Мистер Кацнельсон очень интересуется авиационными контрактами с Израилем и Германией, так что проблем не будет. У него есть очень солидная доля в нескольких оффшорных фирмах соответствующего профиля и он впрямую заинтересован в принижении роли русской авионики.
— Это хорошие новости, — улыбнулась Госсекретарь. — Но я слышала, что он активный сторонник союза России и Белоруссии.
— Да, — подтвердил разведчик. — Однако здесь следует учитывать конечную цель. Мистер Кацнельсон работает на перспективу, на приватизацию белорусской промышленности по схеме российской. К чему это приведет, вы понимаете…