3. КОНЕЦ ПЕРВОЙ ОПЫТНОЙ

А в знакомой нам Первой опытно-показательной школе происходили в это время события тоже немаловажные. Дмитрий Иванович Сухоруков, который все еще совмещал работу словесника с должностью завуча, сделал очередной полугодовой отчет. Ему бы вывести цифирь - и все: столько-то неуспевающих, такой-то процент,- никто не требовал с него большего! - а он все не мог отрешиться от давней своей привычки размышлять и анализировать. "Если ученик такой-то,- писал он о сыне известного поэта, - если он выходит из школы культурным, интеллигентным человеком, мы не можем приписать это целиком своему влиянию: нам помогала семья. Но школа гордится такими выпускниками, как Горбунов, Леонов, Щетинина, - это все ребята из многодетных, малокультурных семей, ответственность за них школа взяла целиком на себя и, как видите, преуспела..." Вот так он писал. По старой памяти Дмитрий Иванович довольно подробно рассказывал и о работе с окружающим населением - работа с окружающим населением всегда была, как мы помним, коньком Первой опытной школы. "Конечно,- писал Дмитрий Иванович, - сельская школа по сравнению с нашей сохранила в этом отношении возможности большие, только на школу зачастую падает ответственность за всю культурную работу на селе. Городская же школа это значение свое понемногу утрачивает. За последний год в одном только нашем микрорайоне построено столько-то клубов, кинотеатров, читален, открыто столько-то новых школ..." Отчет как отчет. Дмитрий Иванович прочел его сперва на педсовете, потом на районной конференции. И на конференции, и на педсовете учителя слушали традиционный отчет уважительно - уважение их относилось к Дмитрию Ивановичу лично - и так, как слушают учителя все на свете отчеты, рассеянно и скучливо. Единственным человеком, проявившим к отчету напряженный интерес, был освобожденный комсорг, с недавнего времени прикомандированный к Первой опытной школе, с непонятными в общем-то функциями, - потому что, согласитесь, зачем нужен освобожденный комсорг школе, самой маленькой не только в районе, но, кажется, и во всей Москве? Мрачноватый юнец, откровенно руководствующийся только указаниями извне, не скрывал и того, что так называемый "сигнал" послал именно он, кажется, он этим даже гордился. Школе было предъявлено обвинение в том, что она - а! пренебрежительно относится к рабочим семьям и - бэ! - недооценивает культурного роста нашей, советской деревни. Клавдию Васильевну Звенигородскую пригласили срочно приехать в районо. Молоденькая, крутобедрая заврайоно вынуждена была сообщить Звенигородской, что ей, как заведующей школой, предписано срочно принять оргмеры: уволить учителя Дмитрия Ивановича Сухорукова. Клавдия Васильевна, которая привыкла сама распоряжаться своими кадрами вдохновенно брать людей на работу или непререкаемо с ними прощаться,- даже побледнела при одной мысли, что ей кто бы то ни было может хоть что-то в этом отношении предписать. Больше всего хотелось ей тут же встать и уйти и тем пресечь нежелательную и недопустимую беседу. Но Клавдия Васильевна, многому в последнее время наученная, через силу сидела. Потому что понимала, что позиция ее сейчас в тысячу раз более уязвима, чем позиция заврайоно: самое существование Клавдии Васильевны Первая опытная школа, а молоденькой чиновнице этой Первая опытная безразлична так же, как и любая другая школа, и не безразлично только собственное кресло, только этот вот кабинет, кокетливо украшенный зеленью - то ли собственными ее женственными усилиями, то ли стараниями ее подчиненных. - Вот, пожалуйста, здесь, - привстав, заврайоно протянула Звенигородской заранее заготовленный приказ; от Клавдии Васильевны требовалось только поставить под ним свою подпись. Клавдия Васильевна вздрагивающими пальцами надела пенсне - обычным своим, очень уютным жестом - и начала, далеко отодвинув от себя. читать бумагу. Заведующую школой в этом приказе не обвинял никто, заведующей ставили все это на вид - и только; прямым виновником обнаруженных упущений, носителем и распространителем недопустимых идей объявлялся увольняемый данным приказом учитель Сухоруков. - Мы посоветовались и решили, что так лучше, - миролюбиво сказала заврайоно. - Предстоит реорганизация школы, вы знаете, и мы ждем, что вы, Клавдия Васильевна, с вашим колоссальным опытом... Клавдия Васильевна, откинувшись в кресле, решительно сдернула пенсне. - Этого приказа я не подпишу,- сказала она.- Что это. за что? Увольнять квалифицированного, заслуженного работника по навету молокососа... Заврайоно уклончиво подняла брови. - Вы - как младенец, - сухо сказала она. - При чем тут молокосос! Вы подпишете приказ? - Ни в коем случае! Я вынуждена буду беспокоить Владимира Петровича... - Как хотите! - Заврайоно, всем своим видом показывая, что разговор исчерпан, углубилась в лежащие перед нею бумаги. - Идите к Владимиру Петровичу. Зачем вы так, не понимаю! - не выдержала она, и Клавдию Васильевну даже тронуло на какой-то миг искреннее, человеческое звучание слов: "Не понимаю, зачем!" - Нам с вами работать... - До свидания. - До свидания! - Заврайоно опять обратилась к лежащим перед нею бумагам. ...Когда Звенигородская приходила на прием к Андрею Сергеевичу, тот всем своим видом подчеркивал, какая это для него огромная честь. Нарком! - не заврайоно, не фитюлька. Не было случая, чтоб, прощаясь, не проводил до дверей. Надежда Константиновна разговаривала тоном доверительности и совета. Нет Надежды Константиновны, отстранена, не у дел. Андрей Сергеевич оказался врагом народа. Как все-таки сложна и бескомпромиссна партийная жизнь! В области просвещения, на взгляд Клавдии Васильевны, Андрей Сергеевич был безукоризнен. но что могла знать она, беспартийная, о политических его связях, о партийном его лице?.. Клавдия Васильевна душевно отступилась, да, да, отдала его мысленно, - и только в такие минуты, как сейчас, ловила себя на непозволительном сожалении: отлично работалось с таким наркомом, как Бубнов! Уходила в прошлое громадная часть жизни. Вместе с готовящейся реорганизацией, о которой упомянула сейчас заврайоно, - с ликвидацией образцовых и опытно-показательных школ и переводом их в обычные номерные школы,- вместе с этим умирала и какая-то часть собственной души: тот энтузиазм исследования, который Клавдия Васильевна испытывала сама и умела разжечь в других. Она уже позвонила Владимиру Петровичу, выяснила, что ни сегодня, ни завтра, ни вообще до конца этой недели он ее, к сожалению, принять не сможет, и теперь, совершенно успокоившись и никуда больше не торопясь, сидела у себя в кабинете и, рассеянно поигрывая пенсне, составляла мысленно ту речь, с которой рано или поздно к Владимиру Петровичу обратится: скажет ему о том, сколь многое видит в предстоящей перестройке и как много может ему обещать, если ей, конечно, сохранят в неприкосновенности лучшие ее кадры. В дверь кабинета постучали. Клавдия Васильевна и не поворачивая головы знала, кто именно вошел,- по этому мелкому, деликатному стуку. - Можно? - Конечно. Что скажете, Дмитрий Иванович? Садитесь. Смотрела на него словно издалека, из глубины всех этих пройденных рядом лет: Все тот же, только седины побольше, но худое, изможденное, как и в самые голодные годы, лицо, исполнено достоинства и печали. Так же сдвинуты колени, чуть вывернуты ступни, смиренно лежат на коленях руки. - У меня к вам просьба, Клавдия Васильевна... Только этого ей сейчас не хватало! - Очень прошу вас,- это Дмитрий Иванович сказал.- Не надо ничего... - То есть как это - ничего? - не сразу поняла она. - Ничего не надо. Я же знаю, вы считаете себя обязанной что-то предпринять, спасать... - Вы знаете о приказе? - Знаю. - Так что же вы говорите, не понимаю! - Клавдия Васильевна не считала нужным скрывать свое раздражение.- Кто может примириться с этой нелепицей? В конце концов, честь школы... - Ну при чем тут честь школы! Какая честь? - Дмитрий Иванович говорил утомленно, бледно.- Слава богу, Клавдия Васильевна, достаточно вашей школе чести... Нашей, нашей школе! - поправился он, предупреждая негодующий жест заведующей.- Клавдия Васильевна, вы послушайте меня... - Не обязана я все это слушать! - Послушайте! - Дмитрий Иванович оглянулся на дверь и придвинул свой стул поближе.- Вы же видите, что творится, не можете не видеть. Никому никакого дела нет до того, что нам с вами дорого, уверяю вас... - Дмитрий Иванович! - Клавдия Васильевна в свою очередь чуть отодвинулась, не желая ни вникать в то, что говорит Дмитрий Иванович, ни тем более разделять его мысли: Что, собственно, "творится", что значит "никому ничего не дорого"?.. - Вы все знаете лучше меня,- терпеливо продолжал Дмитрий Иванович, ни малейшего внимания не обращая на этот ее очевидный протест.- Все знаете, не спорьте! Подумайте: к чему приведет ваше упрямство? К тому, что начнут чистить школу, вы увидите! Переберут каждого, разгонят коллектив, пострадают многие люди. Вас снимут. - Ну, это! - Снимут, Клавдия Васильевна! Я о школе думаю, не о вас. Вы и есть школа! Вы обязаны сейчас уступить, не спорьте:.. Я волен, кажется, сам распорядиться своей судьбой... Клавдия Васильевна молчала. Угрюмо задумалась, постукивая пенсне по столу, коротко взглядывая на Дмитрия Ивановича и вновь отводя глаза. - Что же вы собираетесь делать? - спросила она наконец. - Искать работу.- Дмитрий Иванович сразу успокоился.- Хорошо, конечно, если бы дали довести год... Это возможно? - Это я вам гарантирую.-Клавдия Васильевна все еще колебалась.Характеристику напишу - без всех этих формулировок... - Очень хорошо. - Да и какие характеристики! Вас превосходно знают. - Спасибо, Клавдия Васильевна. Клавдия Васильевна продолжала колебаться, голос ее звучал неуверенно: - Может, вам в другом месте будет лучше. Может быть! С другим заведующим. Я крута, деспотична... Дмитрий Иванович смотрел на нее понимающе, с сочувствием. Не говорил ничего. В дверь опять постучали. Вошел новый комсорг,- вошел так, словно разговор в кабинете не мог иметь к нему ни малейшего отношения. На Дмитрия Ивановича он и не глядел. - Клавдия Васильевна,- буднично сказал он,- нужен план общешкольных мероприятий на третью четверть... - Возьмите, вон он,- Клавдия Васильевна кивнула головой на лежащий в сторонке план. - Мы с вами виделись сегодня? - Кажется, нет. - Здравствуйте! - с нажимом сказала она. Комсорг кривовато усмехнулся: экая стариковская блажь! - Здравствуйте, - ответил он, дернув плечом. - Я соберу групоргов в среду. - Пожалуйста. - Надо говорить о бдительности. Вы знаете, новый процесс... - Как хотите. Комсорг вышел. - Видите! - без всякой, казалось бы, связи с предыдущим сказала Клавдия Васильевна. Думала она сейчас о ребятах, которым в среду комсорг будет говорить о бдительности. Она уже не сомневалась ни в чем, голос ее звучал, как всегда, уверенно и властно.- Вы были правы. Дмитрий Иванович, благодарю вас. Другого выхода, видимо, нет. - Другого выхода - нет, - грустно отвечал Сухоруков.