Все шло своим чередом и на работе и на улице. Жил Джалил-муаллим нормальной приятной жизнью, к которой он привык, и другой не желал. Сохранялось в этот период у него постоянным хорошее ровное настроение, получал удовольствие от работы и от дома, и от всего, что давал ему окружающий мир.
Он не особенно рассердился, когда пришел к нему как-то вечером Манаф. Сразу объяснил, что пришел по делу, и попросил взять дочь его на какую-нибудь работу во вверенном Джалил-муаллиму почтовом учреждении.
Почтительно просил в помощи не отказать. Джалил-муаллим, подумав, сказал, что на почте у него свободного места нет, но обещал переговорить со своим хорошим приятелем, заведующим соседней аптекой, что на улице Чадровой.
После первого дня работы Дильбер в аптеке Манаф пришел к Джалил-муаллиму со всей своей семьей. Очень благодарил и сам и его жена.
Дильбер была в новом платье, с гладко причесанными волосами под розовой лентой, такой он ее и не видел никогда, смотрела на Джалил-муаллима с восторженной улыбкой на раскрасневшемся лице и тоже поблагодарила его, смущаясь и запинаясь на каждом слове. Принесли они и подарки - серебряную сахарницу со щипцами и букет роз.
Джалил-муаллим сказал, что он устроил Дильбер на работу в аптеку, где заведующим работает очень приличный человек, не ради Манафа и его семьи, а выполняя свой долг, обязывающий его помочь каждому человеку вступить на правильный путь.
Говорил Джалил-муаллим с ними хоть и сдержанно, но вполне доброжелательно. Серебряную сахарницу со щипцами Джалил-муаллим вложил в руки Манафа, когда они встали уходить. Манаф попробовал было запротестовать, но сразу же замолчал, после того как Джалил-муаллим посмотрел на него взглядом, употребляемым им в тех случаях, когда надо было напомнить человеку, что он забывается, и поставить его на подобающее место. За розы же Джалил-муаллим поблагодарил.
Пришел наконец и тот счастливый день, о наступлении которого мечтал столько времени Джалил-муаллим. На вокзал он приехал за час до прихода поезда. Прижал Симурга к груди и долго не отпускал, чувствуя, как захлестывает его долгожданная радость, ощущая, как заполняется с каждым мгновением объятия образовавшаяся где-то совсем близко под сердцем три года назад пустота; держал в объятиях брата, самого любимого и близкого человека на земле, и словно пил из животворного родника, возвращающего жизнь и удесятеряющего силы.
С вокзала поехали на кладбище, бросился там Симург на могилу матери и заплакал в голос, навзрыд, захлебываясь по-детски в слезах.
Не мог Джалил-муаллим никак успокоить брата, а потом, в первый раз после похорон, заплакал и сам, и принесли слезы ему ясность в сердце и легкость.
Весь вечер рассказывал Симург брату, не спускающему с него счастливых глаз, невестке и племянникам, и гостям, пришедшим поздравить братьев, о своем житье-бытье в армии; о красивом местечке, где находилась его часть. Интересно рассказывал, часто употреблял слова, которых присутствующие до сих пор не слыхали и по этой причине значение их не понимали совсем или частично.
После ухода гостей Джалил-муаллим, подождав, пока легли спать жена и дети, поговорил с братом. Первым-делом отдал ему свой подарок, сберегательную книжку, выписанную на имя Симурга с четырьмястами пятьюдесятью рублями на счету.
Симург был тронут чрезвычайно, посмотрел на старшего брата с любовью во взгляде, но сказал, что денег этих не возьмет, так как Джалил-муаллиму, человеку семейному, они нужнее, сам он обойдется, тем более что из армии вернулся с деньгами. Даже после того, как купил кое-какие гостинцы и подарки и потратил в пути, у него осталось семьдесят рублей, их ему на первое время вполне хватит.
Джалил-муаллим на него прикрикнул. с деланной грозной строгостью в голосе и, несмотря на сопротивление, засунул сберкнижку в нагрудный карман гимнастерки брата. И взял с него слово, что потратит эти деньги на одежду и все остальное, нужное человеку, начинающему новую жизнь.
Покончив с этим приятным делом, спросил Симурга о его планах. Спросил, горя желанием посоветовать что-нибудь полезное, а также узнать заранее, где он может помочь Симургу сам, а где через свои связи и влияние. Готов был ради брата обратиться с любой просьбой Джалил-муаллим к кому угодно и даже к человеку, у которого никогда не попросил бы ничего для себя.
Спросил Джалил-муаллим, будет ли Симург поступать на - будущий год в институт, как собирался перед уходом в армию, спросил, собирается ли брат до начала экзаменов поработать, и если собирается, то где. Спросил и стал ждать ответа Симурга. О планах в личной жизни, скажем, о женитьбе или близких к ней делах по врожденной щепетильности спрашивать не стал, захочет брат - сам скажет.
Сказал Симург, что насчет института он еще подумает, но что 'точно на будущий год поступать никуда не будет, возможно, впоследствии, когда окончательно встанет на ноги, начнет учиться, но только заочно, в очный институт он не пойдет, не только потому, поспешил он прибавить, что придется жить на содержании у брата, а потому, что не тянет его несамостоятельная студенческая жизнь, вышел он из этого возраста и теперь хочет пожить, как .подобает взрослому человеку.
Расстроило Джалил-муаллима намерение Симурга в отношении его давней мечты, получения высшего образования, точнее, отсутствие этого намерения, но спорить он не стал, твердо надеясь со временем уговорить брата, не понимающего по малодости значения высшего образования для человека, желающего добиться в жизни приличного положения.
В отношении работы Симург сказал, что пойдет работать по специальности - в армии выучился он на шофера, овладел этой профессией хорошо, получил удостоверение водителя первого класса, дающее ему право работать на автотранспорте любого типа и любой мощности, а также на специальных машинах: "Скорой помощи", оперативных милицейских и пожарных.
Поморщился Джалил-муаллим, не так представлял он себе жизнь брата, не думал, что Симург, которого он в мечтах видел не иначе как врачом и у которого, в конце концов, есть среднее образование, будет работать, как его сосед пьяница Манаф, - шофером. Но любой честный труд почетен, в этом Джалил-муаллим был уверен всегда, и поэтому промолчал, опять же надеясь, что со временем удастся уговорить Симурга выбрать поле деятельности более соответствующее положению семьи, выпестовавшей и воспитавшей его, а также снабдившей фамилией, заслуженно пользующейся среди людей прекрасной репутацией, и именем, от чьего владельца только и зависело - станет ли оно в будущем произноситься с. таким же уважением, как ныне произносится имя Джалил-муаллима.
А насчет своих личных дел Симург сказал приблизительно то же самое, что и насчет учебы, сказал, что пока не начнет зарабатывать так, чтобы содержать безбедно жену и детей, о женитьбе он даже и думать не хочет.
Пожелал брату Джалил-муаллим доброй ночи, первой ночи под отчим кровом после долгого отсутствия, пошел и сам лег, несколько раз вздохнул, прежде чем заснул, по поводу быстротечности времени, превратившего брата из юноши с мягким овалом лица, каким он был до ухода в армию, в молодого сильного мужчину с волевыми складками, появившимися на выбритых щеках по обеим сторонам рта, со взглядом, который становился временами тяжелым и жестким.
Не на машине "Скорой помощи", не на пожарной или милицейской, на что он имел полное право как шофер первого класса, и даже не на такси стал работать Симург. Сел он за руль тяжелой грузовой машины, принадлежащей автобазе, занимающейся междугородными перевозками. Работал много и с охотой. Уезжал из дому на неделю, на десять дней, возвращался выбившимся из сил, исхудавшим и бледным от частых бессонных ночей в пути, но неизменно веселым, с подарками для детей и невестки. Привозил каждый раз непременно подарок и для брата. И не какой-нибудь, по которому сразу видно, что куплена вещь случайно, лишь бы подарить, а что - неважно, подбирал подарки Симург брату со вниманием, с учетом его вкусов и желаний.