- Погоди, погоди. Совершенно здоров? Верно говоришь?

- Честное слово!

- Это хорошо. Вот что я тебе скажу: ты завтра утром можешь выехать?

- Могу, Андрей Александрович.

- Что могу? А куда ехать, знаешь?

- Нет. Еще не знаю. - Коршунов засмеялся.

- Что ж ты можешь?

- Куда пошлете, туда и поеду, товарищ начальник, и выехать могу хоть сейчас, - сказал Коршунов серьезно.

- Ну ладно, ладно. Не вскидывайся.

- Андрей Александрович!..

- Иди сюда. Вот видишь - здесь Петров. Он шел за Абдулой с запада. Вот тут. Понимаешь? Абдула ускользнул и здесь прошел через пески к этим вот колодцам. Теперь Петров нажимает на него отсюда, с юга. Знаешь старика Петрова. Спокойно, не торопясь, наверняка. Хорошо. Но Абдула может, почуяв опасность, повернуть на восток и удрать обратно через границу. Через участок пятого поста. С Абдулой у нас дело давнее, и сейчас Абдулу нам надо взять во что бы то ни стало. Кончим с Абдулой - кончим с басмачами. Мелочь останется. Абдула - последний старый волк. Волк он, Шурка, матерый, и у них на него серьезная ставка. Ну, так вот: пятый пост у нас, сам знаешь, Абдуле на один зуб. Я и решил бросить на пятый пост отряд, чтобы Абдула наткнулся на серьезное сопротивление. Но пройти к пятому посту надо не по дороге, - не успеть, Абдула раньше проскочит, - а вот здесь, прямо через пески. Понял, Шурка, куда я тебя посылаю?

- Понял, Андрей Александрович.

- Завтра и выезжай.

- Слушаюсь.

- Сейчас некогда мне. Сегодня мой доклад на партийной конференции. Вечером, часов в одиннадцать приходи. Сговоримся о подробностях. У Щепкина возьми билет на конференцию.

- Есть. Хорошо.

- Ну, иди.

Коршунов пошел к двери.

- Постой, Коршунов. Ты знаешь, что Захаров убит?

- Захаров!..

- Он был помполит у Петрова. В первой стычке с Абдулой его убили.

Коршунов стоял опустив голову. Кузнецов долго молча курил.

- Ну, иди теперь. Вечером придешь.

Командиры в Управлении рассказали Коршунову подробности смерти Захарова.

Пограничники догнали банду Абдулы Абдурахманова и отрезали басмачам путь к границе. Петров разделил свой отряд. Меньшую часть под командованием Захарова он оставил на дороге к границе. Сам с большей частью отряда ударил по басмачам с правого фланга. Петров рассчитывал, что Абдула примет бой, но басмачи бросились по дороге к границе и столкнулись с пограничниками Захарова. Захарову с кучкой бойцов пришлось выдержать натиск большой и хорошо вооруженной банды. Сзади на басмачей наседал Петров.

Бой был нелегкий. Захаров сумел удержать за собой дорогу, подошел Петров, и Абдуле пришлось отступить на север, в безводные пески. Но в самом конце боя Захаров был убит. Шальная пуля навылет пробила его шею. Он недолго мучился и умер, не приходя в сознание.

Его тело пограничники привезли в город. Они семь дней везли мертвого командира через пустыню, и солнце высушило тело.

Нет Захарова. Коршунов отчетливо вспомнил рябое, морщинистое лицо Захарова. Умер Захаров.

Коршунов вспомнил свой последний разговор с Захаровым. Многое, что говорил тогда Захаров, теперь показалось Коршунову гораздо более понятным, хотя еще не все до конца понимал Коршунов.

Вечером Коршунов опять пришел к Кузнецову, и до утра они совещались над картами. Несколько раз разговор о басмачах прерывался, и Кузнецов молчал, шагал по комнате и курил свою трубку.

В эту ночь Коршунов окончательно понял, что отношения между ним и Кузнецовым гораздо глубже и больше, чем простые отношения начальника и подчиненного. Пока Кузнецов молчал, Коршунов думал о дружбе, и хотя Кузнецов не говорил ни о чем, кроме планов боевых операций, Коршунов знал, что Кузнецов думает о том же.

Уже светлело небо за окном, когда Кузнецов зевнул и сложил карты.

- Пора тебе, Коршунов. Поезжай.

- До свидания, Андрей Александрович.

- Ты что, Шурка, курить научился?

- Привык во время болезни, Андрей Александрович, теперь тянет.

- Ну, возьми от меня, - Кузнецов открыл ящик стола и достал прямую английскую трубку. - Трубка хорошая, обкуренная. Сам обкуривал.

- Спасибо, Андрей Александрович.

- Возьми, возьми. Кури махорку. Лучше папирос.

- Хорошо. Буду курить махорку.

- Ну, будь здоров. Ни пуха ни пера.

- До свидания, товарищ начальник.

По дороге домой Кузнецов отвез Коршунова на вокзал, но больше они не разговаривали.

8

Снова началась привычная жизнь.

По-прежнему Коршунов со своим отрядом носился в погоне за бандами и по-прежнему бился с басмачами, и ставками были храбрость, выносливость и упорство, выигрышем - победа, а проигрышем - смерть.

По-прежнему знание врага и обстановки, упорство и мужество бойцов, сила коней и уменье распознавать следы часто решали успех боя.

Теперь отряд Коршунова шел не в горах, а в песчаной пустыне, теперь не снег и мороз, а жара и жажда мучили бойцов, но по-прежнему жили пограничники, по-прежнему командиры в боях и на отдыхе учили молодых бойцов. По-прежнему росла и крепла боевая дружба пограничников.

Все было как прежде, и внешне не изменилась жизнь Коршунова. Но появилось новое в его жизни. Это новое были книги.

Переметные сумы на седле Коршунова всегда были полны книг, и Коршунов читал, читал подряд, все без разбора, читал в походе, бросив поводья на шею Басмача, читал на ночевках, лежа возле костра, читал во время коротких отдыхов. Один из московских друзей присылал Коршунову книги, все, что выходило, и вместе с очередной почтой маленькие увесистые посылки догоняли отряд Коршунова в песках, в самых глухих участках границы.

Коршунов читал стихи Маяковского и "Илиаду" Гомера, Толстого и Мопассана, Стендаля и Чехова. Достоевский не понравился Коршунову, но он прочел все, что написал Достоевский.

Чем больше Коршунов читал, тем больше ему хотелось прочесть книг, и с каждой новой книгой мир расширялся, становился приятней.

Томик стихов Киплинга поразил Коршунова жестокой выразительностью. "Хаджи Мурата" Коршунов считал лучшей вещью Толстого.

Стихи Коршунов запоминал наизусть и не расставался с маленьким дешевым изданием Пушкина.

Своих бойцов Коршунов учил любви к чтению. По вечерам вслух читал им любимых поэтов и книги раздавал красноармейцам.

Проходили месяцы.

После изнурительных преследований и кровопролитных схваток был взят Абдула Абдурахманов, и на границе наступило недолгое затишье. Потом появилась новая шайка, и басмачи рыскали далеко в тылу от границы, и никак нельзя было обнаружить шайку, пока не была раскрыта шпионская националистическая организация.

В погоне за басмачами Кузнецов послал отряд Коршунова, и, когда шайка была захвачена, отряд Коршунова перебросили на укрепление далекого участка границы. Несколько месяцев прожил Коршунов в крохотной крепости, затерянной среди унылых песков.

В крепость Коршунову прислали пачку писем. На письмах был старый адрес Коршунова, и письма пересылали с места на место.

Почерк был незнакомый, и Коршунов долго не мог понять, от кого эти письма. Только прочитав до конца первое письмо, он вспомнил смуглую девушку из санатория.

Письма были от Елены Ивановны. Всего было шесть писем.

В первых трех письмах Лена рассказывала о Москве. Все, о чем она писала, Коршунов уже знал, - поездка в Москву не пропала даром. Только теперь Лена совсем не показалась ему такой образованной, так хорошо понимающей многое, что ему, Коршунову, было непонятно.

В четвертом и пятом письмах Лена жаловалась на то, что Коршунов не отвечает ей, и тон этих писем был печальный.

Шестое письмо было совсем короткое. Лена была обижена молчанием Коршунова и извещала его о том, что больше писать не будет.

Все шесть писем кончались московским адресом Лены, а в шестом письме адрес был многозначительно подчеркнут три раза.

Коршунов ничего не ответил Елене Ивановне. Писать ей было нечего. Но ее письма он сохранил, и о ней у Коршунова осталось хорошее воспоминание. Собственно, дело было не в ней, а в том, что вечер, когда Лена читала стихи, и ночь после этого Коршунов считал чуть ли не переломными в своей жизни. Пожалуй, так оно и было на самом деле.