Идти Ризабека как можно скорее тчк полагаю Коршунов остановит банду

тчк необходимо выручить первый отряд захватить Ризабека тчк Кузнецов

Заспанный голос сердито сказал в трубку:

- Ну, слушаю...

- Дмитрий Анатольевич, говорит Кузнецов.

- Да, товарищ начальник.

- Ты проснулся?

- Да, да. В чем дело?

- Моя машина едет к тебе. Нужно будет тебе приехать сюда, в Управление.

- Но...

- Машина будет у тебя минут через пять, так что поспеши.

- Андрей Александрович...

Кузнецов, не слушая, повесил трубку. Он написал телеграмму Степанову, начальнику второго отряда, идущего к ущелью Трех овец, вызвал дежурного, отправил телеграммы, достал карту, разложил ее на столе, встал и начал ходить по кабинету. На полу лежал ковер, и шагов Кузнецова не было слышно. В тишине только звякали шпоры и тикали часы. Через десять минут в кабинет вошел Алексеев. Алексеев был маленького роста, толстый, с красным лицом. Из-за яркой красноты лица голубые глаза его казались совсем светлыми. Он был без шапки, и волосы его были растрепаны. Поверх заправленной в штаны ночной рубашки он накинул черное кожаное пальто. Он зевал, и глаза его слипались.

- Явился, товарищ начальник.

- Садись. Выпей воды.

- Да нет. Что вы. Не надо.

- Выпей, выпей. Легче будет.

Алексеев налил полный стакан и выпил залпом.

- Проснулся? - прищурился Кузнецов.

- Проснулся, конечно.

- А протрезвился?

- Да что вы, товарищ начальник! Я ведь не очень, так сказать...

- Ладно. Слушать можешь?

Алексеев нахмурился. Круглое лицо его все сморщилось в мелких сосредоточенных складках.

- Слушаю, товарищ начальник.

Кузнецов подошел к карте.

- Вот сюда мне нужно, Дмитрий Анатольевич. Учти, пожалуйста, вот этот хребет, и этот, и эти вот горы. Можно?

- С грузом, товарищ начальник?

- С грузом.

- Вот оно что... Изрядно, так сказать.

- Ну как? Можно?

- Что ж, это хозяйство, так сказать, товарищ начальник, горки. Опять-таки тут вот, изволите видеть, такое хозяйство. Конечно, хребет. Тысяч пять метриков будет, Андрей Александрович?

- Пять тысяч триста.

- Да...

Алексеев помолчал и почесал голову.

- Когда, Андрей Александрович?

- Ночью нельзя? Сейчас же?

- Ну, уж нет. Ночью я в такое хозяйство не полезу. Увольте. Вообще, Андрей Александрович, имейте в виду, что, так сказать, страшновато.

- Тогда с рассветом.

Алексеев зевнул и сладко потянулся. Он с ногами залез на кресло.

- Ну, Дмитрий Анатольевич?

- Что ж, товарищ начальник, жаль только, что я не выспался. Вчера именины жены были, знаете ли. Это такое хозяйство...

Алексеев зевнул. Кузнецов щурился, улыбаясь, и пыхтел трубкой. Алексеев встал.

- Сейчас который час-то?

Кузнецов посмотрел на часы.

- Половина четвертого.

- Ну что ж, надо вот одеться, привести хозяйство в порядок. - Зевота не давала Алексееву говорить. - В пять тридцать я буду готов, товарищ начальник.

- Я приеду в пять тридцать.

Алексеев зевнул еще раз и, пошатываясь, вышел.

14

Басмачи лезли со всех сторон. Пешие джигиты перебегали за камнями по склонам, конные скакали по дну ущелья. Еще трое пограничников было убито. Иванов был ранен в ногу. Пограничники лежали за камнями в середине ущелья, тесно прижавшись друг к другу. Только сзади, со стороны границы, не было басмачей. Единственный пулемет пограничников, захлебываясь, бил по наступавшей банде. Там, куда поворачивалось дуло пулемета, басмачи останавливались, но в это время с других сторон лезли ближе.

У пограничников оставалась последняя граната. Иванов положил ее возле себя. Он решил, когда басмачи подойдут совсем близко, этой гранатой взорвать себя и своих товарищей.

Басмачи готовились к последнему удару. Горсточка пограничников внушала им такой страх, что они подбадривали друг друга, звали аллаха и кричали. Ризабек подгонял своих джигитов. Теперь Ризабек был уверен в победе. Несколько часов тому назад он послал гонцов в стойбище, и пастухи пригнали стада к повороту ущелья, чтобы скорее можно было увести их за границу. Ризабек решил захватить пограничников в плен. Он приказал прекратить огонь. Выстрелы и крики смолкли. Пограничники тоже не стреляли. Они понимали, что наступает конец. Иванов нагнулся и поднял свою гранату.

- Прощайте, Александр Александрович, - тихо сказал он.

Коршунов, бледный, с искривленным от боли лицом, оперся на плечо одного из бойцов и встал на ноги.

- Прощайте, товарищи, - сказал он. - Мы сделали все, что могли. Прощайте.

Он тяжело дышал. Пот каплями выступил на его лице. Медленно подняв руку, он поправил свою кубанку.

- Вот, пошла банда. Жаль, Ризабек, что не я положил тебе конец. Ну, товарищи.

Басмачи с воем бежали по ущелью. Все пограничники встали рядом. Совсем близко были уже басмачи, и Иванов взялся за кольцо гранаты, когда страшный взрыв потряс воздух и земля дрогнула. Коршунов не удержался на ногах и тяжело сел на камни.

В самом центре толпы басмачей поднялся столб желтого дыма. Со склонов срывались осколки скал и, гремя, катились вниз. Эхо долго грохотало в ущелье. Оно смолкло только через несколько минут. Тогда пограничники услышали, как, перекрывая крики басмачей и приближаясь, ревел мотор. Все головы поднялись вверх.

Самолет снижался так быстро, что показалось, будто он падает. Над самой землей, оглушительно рыча мотором, он выровнялся, бреющим полетом пронесся над басмачами, четко простучал пулеметом и взмыл вверх. Снова ударил взрыв, снова обрушились камни, к снова дымом заволокло ущелье.

Самолет развернулся, круто кренясь на крыло, и опять пошел в пике. Басмачи бежали.

Третья бомба разорвалась в середине стада верблюдов. Пастухи Ризабека гнали верблюдов по ущелью. Обезумевшие от страха животные бросились навстречу бегущей банде. В панике басмачи метались по ущелью.

Самолет подымался, пикировал и, проносясь бреющим полетом, бил в толпу из пулеметов.

Ризабек с лучшими джигитами прорвался через взбесившееся стадо и устремился по ущелью прочь от границы. Но в ущелье входил уже отряд Петрова. Басмачи сдавались. Ризабек хотел застрелиться. Его же джигиты связали его и выдали пограничникам.

Петров с авангардом своего отряда проскакал по ущелью и встретился с бойцами Коршунова. Пограничники на руках несли своего командира, за ними, опираясь на шашку, шел Иванов.

Коршунов лежал закрыв глаза и пел.

Самолет в последний раз совсем низко пролетел над ущельем Трех овец.

Кузнецов высунулся из кабины. Он увидел кучку пограничников и Коршунова на их руках. Серая кубанка с зеленым верхом косо держалась на откинутой голове Коршунова.

Кузнецову показалось, что Коршунов смотрит вверх, на самолет.

Кузнецов улыбнулся и тронул спину летчика.

Летчик взял руль на себя, самолет взмыл вверх и выровнялся над снежной горой.

Тогда Кузнецов крикнул в трубку:

- Молодец, Дмитрий Анатольевич!

Летчик обернулся, засмеялся и рукой показал вниз. Внизу, под самолетом, расстилались горы, блестели ледники и снега на вершинах, текли реки в ущелье. Ущелья Трех овец уже не было видно.

- Вот это хозяйство! - крикнул Кузнецов.

АЛЫ

Был закон: если умирает старший брат, жена его переходит к младшему брату. Был этот закон - законом бедняков. За жену платили калым*. Нельзя семье бедняка расточительствовать и неоткуда взять деньги. Один раз калым заплачен, - зачем платить два раза? И жена старшего брата хоронила мужа и становилась женою младшего брата.

_______________

* К а л ы м - выкуп.

Отец Алы женился на матери Алы после смерти ее первого мужа. Отец Алы был младшим братом. Матери было почти пятьдесят лет, когда родился Алы. Отцу было тогда тридцать лет. Мать умерла через полгода после рождения Алы, и Алы не помнил ее. Нянчила Алы дочь матери от первого брака. Звали ее Джамиля, и приходилась она одновременно родной и двоюродной сестрой Алы.