Научиться фехтовать, не имея не то что наставника, а даже каких завалящих пособий из цикла "боевые искусства за 21 день" - абсолютно нереально. Потому я примерился к кинжалам и ножу Тавора, просто добиваясь надежного хвата, привыкая к рукоятям и весу оружия. Затем, осознав, что начинаю выпендриваться сам перед собой, долго учился их метать, прерываясь временами на исследования своего многострадального организма. Когда тупить оружие о рядом стоящие деревья надоело, взялся за лук. И вот тут меня ожидал интересный сюрприз.
Успехи в стрельбе из лука даже изначально были более впечатляющие. Возможно, из-за того, что я не сбивал прицел дыханием и мелкими случайными движениями, так характерными для любого живого существа, не умеющего застывать действительно неподвижно. Но самое главное открытие ждало меня дальше. Долго концентрируясь перед выстрелом, мне удавалось входить в состояние, так удивившее меня во время первой схватки с разбойниками. Все вокруг резко замедлялось, а моя голова словно превращалась в баллистический вычислитель, рассчитывающий параметры выстрела. Скорость тоже поражала, удавалось подтвердить легенды о лучниках, выпускающих по нескольку стрел, пока первая летела в цель, и попадающих одной в другую. Вот только практической пользы от такого робингудства я не видел - ну представьте себе стрелка, которому в лучшем случае нужно минуты три, чтобы прицелиться. А расход энергии был таков, что после выхода из "замедления" меня буквально скручивало от боли, а тело на глазах начинало гнить…
Во время обучения стрельбе выяснилась еще одна интересная особенность. "Подзаряжаться" я мог, только убивая жертву собственными руками. Ловушки и стрелы давали только бесполезный трупик очередной зверюшки. Пришлось соорудить клетку и отлавливать живность силками и прочими не смертельными западнями - процесс в моем исполнении тот еще…
Прошла неделя. Я узнал о себе все, что мог, упражнениями измочалил кору всех деревьев в округе, а дичь перестала попадаться в мои ловушки. Пора было посмотреть правде в глаза - я трусил. Боялся, что, не зная ни обычаев, ни устройства этого мира, допущу какой-нибудь глупый прокол, и… Осинового кола в грудь я не страшился, но сильно сомневался, что удастся выжить в огне или, например, с отрубленной головой. С другой стороны, сидеть до бесконечности в лесу - не выход, да и хотелось все-таки узнать, кому и для чего я настолько сильно понадобился, что мной заменили вызываемого магом демона. Еще покоя не давало то полученное когда-то, как казалось, давным-давно задание найти "Книгу Вопросов и Ответов". Кто знает, может, в ней найдутся ответы и на мои вопросы… Поэтому я собрался и уже в который раз неспешно потрюхал по дороге. В прицепленной к седлу клетке шебуршились две лесные крысы, так что за свой облик я не опасался…
Взмахи крыльев убаюкивали. Уснуть бы, все равно к седлу пристегнут, но крыльник плохо обучен, и Хранители знают, куда его занесет. Лихорадочное возбуждение первых дней, когда забыться сном можно было только после успокаивающих упражнений, сменилась апатией. Наставник уговаривал ждать, но Керрил заставил себя побывать во всех деревнях и хуторах в дне пути. Потратил на это эльфову кучу времени, однако демон как сквозь землю провалился.
Нет, дальше так лететь совершенно невозможно! Даже если он, прилетев разбитым и полусонным, и застанет каким-то чудом Трехглазого, то победить его все равно не получится, даже выжить в поединке вряд ли удастся. И крыльник пошел на посадку на ближайшую поляну. Всадник, чуть не свалившись с седла, пробурчал охранительное заклинание, и, завернувшись в плащ, привалился к теплому чешуйчатому боку. Если б он знал, как он потом будет корить себя за эти два часа сна…
Перевалило за полдень, но солнце стояло еще довольно высоко, когда, медленно переставляя копыта, Изверг вошел в деревню. Небольшое поселение, дворов тридцать - тридцать пять. Серовато-бурые бревенчатые избы с торчащими над некоторыми крышами печными трубами, сараюшки и огороды. Сидящие на заборчиках и горделиво оглядывающие подвластную территорию разноцветные петухи, лениво перебрехивающиеся собаки. Сруб колодца с воротом и навесом. Лента неширокой, но, судя по паре лодок с рыбаками, достаточно глубокой реки. Утоптанный тракт одновременно служит единственной улицей. В принципе, на мой взгляд, ничего необычного, разве что крыши покрыты не шифером и оцинковкой, а соломой и деревянной черепицей, да стекол в окнах нет, только захлопывающиеся снаружи деревянные щитки-ставни.
Уже третья деревня, посещенная мной в этом мире. В первых двух, небольших поселениях дворов в пять-семь, я почти не останавливался. В одном, внутренне готовясь к самому худшему, попросил воды, и, вежливо поблагодарив, смылся. В другом перебросился парой слов с сидевшим у колодца дедом-всезнайкой. Теперь предстояла более сложная задача - я ничего не знал о том, что делается дальше на моем пути, карта моя устарела лет, наверное, на двести. Так что, как бы мне ни хотелось проскочить незамеченным, а останавливаться в трактире придется. Мне и так жутко везло - я знал один из языков этого мира (а если посчастливится, этот язык окажется единственным), не потерял человеческого облика и мог ехать, не прячась ото всех. В мою пользу было и то, что мощной центральной власти, контролирующей перемещения людей всякими паспортами и подорожными, здесь еще не было, и никакие документы не требовались.
Я сидел в седле ссутулившись, всем своим видом выражая бесконечную усталость. Простой запыленный путник, едущий по своим делам. Вещи разбойников лежали в седельных сумках - место нападения бандитов было еще не слишком далеко, не хотелось нарваться вдруг на расспросы "а с чего это на тебе, мил человек, куртка нашего друга Тавора?" Поэтому вместо крепкой кожаной одежды пришлось надеть наряд, в котором я появился в этом мире. Подвязавшая отросшие волосы широкая лента скрыла торчащий во лбу камень. Последняя крыса была аккуратно задушена незадолго до въезда в деревню, так что внешний вид нареканий вроде не вызывал. По крайне мере, головы немногочисленных взрослых, поворачивающиеся в мою сторону, равнодушно возвращались обратно.
Зато, кучкующаяся неподалеку стайкой беспокойных воробьев, детвора вовсю обсуждала открывшееся их глазам зрелище. Досталось и мне, и Извергу… Я направил мерина в их сторону. Детвора забеспокоилась, несколько фигурок завертелись в поисках, вдруг что, взрослых.
– Эй, малец, - обратился я к замурзанному ребятенку, только что во всеуслышание сравнившему мою посадку в седле со свиньей, взгромоздившейся на жердочку курятника, а теперь невинно глядящему на меня васильковыми глазами на веснушчатой мордочке. - А где тут тот курятник, в котором усталой свинье отдохнуть можно?
За спиной шутника захихикали. Но и он за словом в карман не полез.
– А вон здоровый дом с петухом на крыше. Там дядька Нимат трактир держит. - И, поняв по моему тону, что я не обижаюсь, и чего-нибудь вроде подзатыльника ему ждать не придется, добавил. - Там и курятник есть, и свинарник, выберете, что понравится!…
– Баба Гела идет! - Раздался вдруг чей-то голосок, и ребятишек как ветром сдуло. Только следы босых ног остались в пыли.
Дом с флюгером-петухом действительно был самым большим в деревне, аж в два этажа. Кроме того, в отличие от остальных зданий, его окружал полноценный высокий забор с крепкими воротами. Это внушало некоторую тревогу - случись что, выбраться просто так не удастся.
За забором обнаружился просторный двор, в котором сейчас гостевали три загруженные чем-то повозки. Около них скучал выставленный явно для порядка охранник. Изверг неспешно пересекал пустое пространство, а я тем временем пытался понять, где же здесь можно найти конюшню и как определить туда свое транспортное средство. Как назло, никто не собирался ни приезжать, ни уезжать, так что я восседал на медленно бредущем через двор мерине, безуспешно пытаясь разрешить эту загадку.
Изверг оказался умнее меня. На середине двора он чуть свернул и подошел не к главному входу, откуда доносился шум и какие-то звуки, претендующие на музыкальность, а к боковой стене дома. Там-то и обнаружилась вожделенная конюшня в комплекте с заспанным вихрастым подростком. В ответ на нечленораздельное мычание зевающему во весь рот организму были вручены поводья. Отцепив и перекинув через плечо седельные сумки - тяжелые, заразы! - я уже было собрался удалиться, как местный конюх напомнил о своем существовании.