Цукерман наклоняет голову, понимающе улыбается.

Цукерман. Есть такая. Берёг. Знал, что придёт такой, который понимает.

Достаёт из-под прилавка и открывает коробочку.

Белугин (берёт булавку, разглядывает). Да… Да…

Цукерман. Да?

Белугин. Да…

Цукерман. Исключительно для вас — четыреста.

Белугин. Четыреста… четыреста… Итальянские лиры, финские марки, аргентинские крузейро?.. Шучу. Хорошо, беру, торговаться не буду.

Достаёт бумажник, расплачивается.

Цукерман. Позвольте в фирменную упаковочку… Присаживайтесь… Рюмочку вина?

Белугин (усаживается в кресло). Мерси, но только чуть-чуть, пригубить. Дела, знаете ли… Виза, паспорт, авиабилеты…

Чокаются крошечными ликёрными рюмочками.

Цукерман. Да-да-да-да-да, вспоминаю. Ведь вы на днях улетаете…

Белугин выпивает, но, ничего не почувствовав, удивлённо заглядывает в рюмочку.

Белугин. В Лондон.

Цукерман. В Лондон…

Белугин. Да… вот так, знаете ли…

Цукерман (что-то задумав). И вы туда летите…

Белугин. По делам, по делам. Отдых ещё не заработал.

Белугин делает движение, чтобы встать, но Цукерман, чтобы удержать его, наливает ещё вина.

Белугин выпивает и снова удивлённо заглядывает в рюмку.

Белугин. А вы тоже имеете какой-нибудь интерес в Лондоне?

Цукерман (прохаживается в волнении). Возможно, возможно…

Белугин некоторое время смотрит на него, прищурившись.

Белугин. Послушайте, мы деловые люди. Если ваш интерес в Лондоне может иметь взаимную выгоду… почему бы нам не помочь друг другу?

Роза Моисеевна. Додик, подойди сюда!

Цукерман. Одну минуту.

Заходит за дверь. Из подсобки доносятся раздражённые голоса супругов.

Белугин этого не слышит и наливает себе ещё вина. Выпивает и сосредоточенно, подняв подбородок, причмокивает, пытаясь всё-таки разобрать вкус.

С возгласом «Я ему ещё ничего не обещал!» появляется Цукерман.

В руках у него шкатулка.

Белугин. Вы что-то сказали?

Цукерман (с улыбкой присаживается рядом на стул). Господин Белугин…

Белугин. Да-да?

Цукерман. У меня есть ВЕЩЬ.

Белугин (заинтересованно). Так…

Цукерман. Эта вещь — очень дорогая вещь. Её невозможно продать здесь, в России.

Белугин. Так…

Цукерман. Её приблизительная цена — сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов.

Белугин. Так!

Цукерман. И я хочу продать эту вещь за настоящие деньги.

Белугин. Так-так-так! Надеюсь…

Цукерман. Разумеется. Прошлое абсолютно безупречно. Вещь была у моих родственников, теперь принадлежит лично мне.

Передаёт шкатулку в руки Белугина. Тот внимательно разглядывает.

Белугин. С виду такая простенькая… Где-то я её уже видел… А вы уверены?..

Цукерман (перебивает). Сегодня же я подготовлю для вас подробную справку об этом предмете. (Забирает шкатулку.) Я также возьму на себя оформление документа, в котором будет указано, что шкатулка не представляет художественной ценности и может быть беспрепятственно вывезена за рубеж.

Белугин. Вы очень предусмотрительны, с вами приятно иметь дело. Однако, перейдём к главному. Моя доля.

Роза Моисеевна (неохотно). Додик, пускай он работает из половины.

Цукерман (удивлённо). Из половины.

Белугин (резко поднимаясь из кресла). По рукам.

Жмут руки.

Цукерман. Необходимые формальности, касаемые нашего письменного договора…

Белугин. Разумеется. Итак, завтра я у вас ровно в десять. Мы обсудим это дело во всех подробностях.

Цукерман провожает Белугина и возвращается.

Цукерман. Роза! Но почему только половину?!

Роза Моисеевна. Потому что если ты запросишь больше, эта сволочь отберёт у тебя всё. Из половины у тебя будет хотя бы шанс получить деньги и ты сможешь отдать их обворованной тобою девочке. Впрочем, я думаю, что с этой авантюры ты не будешь иметь ни одной копейки.

Цукерман. Ах, боже мой, боже мой!..

Поздний вечер того же дня. Спальня Пчёлкиных.

Супруги, одетые в одинаковые пижамы, лежат под одеялом перед негромко работающим телевизором.

Ольга. Пчёлкин, ты Карла Маркса читал?

Алексей. Нет… в институте что-то конспектировал.

Ольга. Что?

Алексей. Что-то из «Капитала»… кажется. Ты вообще, Оля, ты это брось… Так недолго и правда… с ума сдвинуться. Не переживай, достанем мы где-нибудь эту тыщу.

Ольга. Нет, ничего, я не переживаю. Просто я его сегодня у дяди в лавке видела. Солидный такой мужчина…

Алексей. Кто?!

Ольга. Да этот, Карл…

Алексей приподнимается на локте и в упор смотрит на свою жену.

Ольга. Нет, ты не думай. Он не живой был, так, бронзовый…

Алексей (ложится). Оля, я тебя прошу, не пугай меня больше так.

Пауза.

Ольга. Ну и как, интересно?

Алексей. Что?

Ольга. Ну… «Капитал».

Алексей. Не знаю… Я ведь не читал — конспектировал. А вас разве не заставляли?

Ольга. Нет, у нас уже была перестройка. Мы что-то другое конспектировали. Это… «Ускорение и интенсификация»… тьфу, не выговорить.

Алексей. Слушай, а ты торговаться не пробовала со своим дядей?

Ольга. Нет, он и так больше предложил.

Алексей. Вот это и странно, что больше предложил.

Пауза.

Ольга. Борис Андреевич мог бы одолжить.

Алексей. Что? Белугин? Ни за что!

Пауза.

Даже не думай. Я лучше… я лучше… Всё что угодно, только не к Белугину.

Молчат.

В телевизионных новостях говорят о неконтролируемом падении рубля и грозящей гиперинфляции.

Ольга. Теперь за тысячу долларов можно, кажется, пол России купить.

Алексей. Ладно-ладно, не переживай. Завтра где-нибудь достанем. Давай спать, утро вечера мудренее.

Гасит телевизор.

Сон Алексея Пчёлкина.

В кресле возле кровати сидит Карл Маркс. У него на коленях огромный бутафорский том «Капитала». Слюнявя пальцы, он перелистывает страницы. Освещена только его голова и книга.

Алексей садится на кровати, трясёт головой, смотрит на него во все глаза.

Алексей. Ава… а…

Маркс поднимает голову, с пылью захлопывает книгу.

Карл Маркс. Гутен морген, Алексей Дмитриевич!

Производит мучительные гримасы и движения.

Берёт себя в руки.

Алексей. А что… уже морген?

Карл Маркс. Четвёртый час, светает.

Алексей. Так, всё в порядке. Это сон. Всё хорошо.

Начинает вести себя бесстрашно. Встаёт, прохаживается вокруг кресла.

Ага! Призрак бродит по Европе! Что же это вы, батенька, так опозорились? «Учение Маркса верно, потому что оно верно…» или как там?.. Основоположник называется. Я вот вам сейчас всё, всё выскажу!

Карл Маркс откладывает книгу, устраивается глубже в кресле, подперев ладонью подбородок. Готовится слушать.

Алексей. Ава… а…

Раскрывает рот, жестикулирует, но от полноты чувств ничего не может сказать.

Тьфу! Не получается. Всё из головы вылетело!

Карл Маркс. Не огорчайтесь, Алексей Дмитриевич. Что такое в ваше время — тысяча долларов? Недельная оплата неквалифицированного рабочего в Североамериканских Штатах.

Алексей. Это у них — недельная. А у нас многим за всю жизнь столько не накопить. Вот вы книгу написали. Я её, по правде, не читал. Но если вы знаете — научите, как этот самый капитал приобрести. Но только мне необходимо в самый кратчайший срок!