Ситуация становилась патовой.

Рокотов чувствовал, что прибыл туда, куда нужно, но никак не мог понять, что же ему искать и за чем наблюдать в первую очередь. То ли за стройплощадкой, то ли за дорогой...

На подъемный кран он тоже слазал.

Безуспешно.

Крайние деревья в сквере по центру площади закрывали вид на вход в Дом Правительства и из кабины, расположенной на тридцатиметровой высоте.

"Что мы имеем на дороге за забором? Тротуар, два люка... И все. Канализацию можно отмести сразу. Если высунуться из люка, то из за спин демонстрантов ничего не увидишь и, тем более, не прицелишься. Огнеметы на таких расстояниях не работают. Гранатомет? Тоже бред... Заряд рванет в толпе, ударившись о первое же препятствие. Установка времени подрыва в зависимости от пройденного гранатой расстояния? Фантастика. К тому же если изготовить столь сложное устройство, то отклонения заряда от заданной траектории так и так не избежать. Ракета же должна сквозь толпу пройти. А человеческие тела — это не однородная среда, здесь уравнение Стокса не работает. [57]Хе! Так ведь даже в однородной среде погрешность три процента, как сейчас помню... Для теракта и три процента могут стать фатальной ошибкой, не то что пятьдесят, как в данном случае. Гражданин Кролль на такое не пойдет. Он, как показывает практика, рассчитывает все точно и по десять раз страхуется..."

— Михалыч! — снова завопил ответственный за приготовление пищи.

— Чево тебе?

— Дозвонился!

— И чо?

— Авария! С пяти утра света в домах нет. Ремонтники говорят, что разрыв ищут!

— Долго искать то будут?

— Я почем знаю!

— Ты трансформатор "нашел?

— Нашел! Токо он не работает! — заржал парень.

— Я те дам «не работает»! Вчера еще фурычил!

— Пошутил я, Михалыч!

— То то! Смотри у меня, Петька, чтоб к часу обед был!

— Справлюсь ли? — протяжно и ехидно застенал парень.

— Я, твою мать, щас к тебе спущусь и...

— Ладно, Михалыч, не горячись! Все пучком будет!

— Давай, работай! — прораб отвернулся от бытового вагончика и поднял мегафон. — Эй, Витя, ты что, мать перемать, нормально класть не можешь?

— Михалыч, чо тебе? — сверху раздался удивленный голос.

— А ты ко мне спустись и посмотри! У тебя раствор по стене потек!

— Ах ты, незадача какая! — огорчился невидимый собеседник. — Санек, на леса скакни, посмотри, чо там...

— Я тебе и так скажу! — рявкнул прораб. — У тебя рядом с проемом на полметра выперло! Блямба аж до плиты! Монферран хренов! Небось дачку свою по другому строишь, с пониманием? А ну, давай быстрее, пока не застыло! [58]

— Ща, Михалыч, исправим... — по стене заскрежетал мастерок.

«Та ак, — Владислав сменил позу, чтобы не затекли ноги, и нахмурился. — Авария, говоришь? Очень вовремя... Причем авария, связанная с электричеством. А у Кролля — какая то непонятная „радиостанция“, сиречь электронное оборудование. Но системы связи у службы охраны автономны, они от напряжения в сети не зависят. И телефонная линия работает. Что ж эти сволочи придумали? Чую, что неспроста авария. Часть плана... Но что им дает отключение? Доступ куда то? Ерунда, из жилых домов оратора видно не будет. Ни из квартиры, ни с крыши... А если разряд? На миллион вольт, к примеру. Плюс силу тока ампер пятьдесят сто. Заманчиво. Жахнуть можно где угодно на площади, накроет всех... Однако есть ряд условий. Асфальт уже высох, так что проводимости никакой. К тому же для подобного разряда нужен специальный кабель и источник тока. В городе ничего такого нет. Это промышленные варианты, пришлось бы тянуть отводной провод от силовых вышек. А они расположены далековато отсюда, километров пять... Подземные кабели несут максимум десять ампер и до семи тысяч вольт. Мощный конденсатор? С определенными допущениями представить можно, но мы опять упираемся в отсутствие надежного проводника...»

Рокотов взглянул на небо.

«Дождика более не предвидится... Да и не такой Кролль дурак, чтобы ставить свой план в зависимость от погодных условий...»

Биолог нацедил из термоса полчашки кофе и закурил, пряча сигарету в ладони.

Иосиф Серевич заговорщицки наклонился к уху главного редактора «Советской Беларуси» Павла Трегубовича.

— Ты мой факс получил?

Трегубович оторвался от созерцания жиденькой колонны демонстрантов, возглавляемой председателем белорусской «Ассоциации Молодых Политиков» Анатолием Голубко, и повернулся к коллеге.

— А, Йося! Здорово! Получил, а как же! Ну ты, я скажу, и выдал...

— Что, не понравилось? — мгновенно насупился Серевич.

— Наоборот! Классная идея!

Лицо редактора «Народной доли» разгладилось.

— Такой удар — это вещь! — Трегубович замахал руками. — Луке впору себе гроб заказывать. А бабы эти в прокуратуру будут заявы подавать?

— Мы пока не решили...

— Зря...

— Думаешь, стоит?

— Не просто «стоит», а обязательно сделать нужно.

— Бабы могут испугаться, — Серевич озабоченно закусил нижнюю губу.

— Надо их убедить, — главный в «Советской Беларуси» огляделся по сторонам.

Колонна «АМП» уже втянулась на площадь, за ней на небольшом расстоянии шли оппозиционеры из «Народного Фронта» со свернутыми до поры до времени плакатами. В середине толпы кто то наяривал на аккордеоне и распевал антипрезидентские частушки Артура Выйского. Самого поэта видно не было.

Народнофронтовцы нестройно подпевали и передавали друг другу откупоренные бутылки портвейна «три семерки».

— Опять нажрутся, — брезгливо скривился Трегубович.

— Они уже бухие, — сказал Серевич. — Но это не наша головная боль. Пусть с ними Вячорка с Худыкой разбираются... Так что ты говорил о прокуратуре?

— Говорю, что убедить этих баб надо.

— А как?

— Проще всего — дать денег. Баксов по двести на рыло. И проконсультировать, как себя со следаками вести. Если они истерики начнут закатывать, то все нормально пройдет.

— Без прокуратуры, думаешь, не обойдемся?

— Нам фактура нужна, — редактор «Советской Беларуси» сплюнул себе под ноги. — В идеале — уголовные дела. Можно будет рассказать, как несчастных жертв диктатора уговаривали отказаться от претензий, угрожали, обещали расправиться с семьями. Европа это схавает... Но, в принципе, после сегодняшнего выступления этих теток дальнейшие их слова неважны.

— Почему? — не понял Серевич.

— Сам рассуди. То, что они орать будут, на пленку пойдет. И даже если они завтра от всего откажутся, мы всегда сможем заявить, что их запрессовали в ментовке. Вот и весь расклад... Ты название статьи придумал?

— «Белорусский Казанова»...

— Слабовато, если честно, — безапелляционно заявил Трегубович.

— Предложи свое, — пожал плечами Серевич.

— «Лука Мудищев».

Редактор «Народной доли» прыснул и по бабьи закрыл рот рукой.

Трегубович покровительственно улыбнулся.

— Так то вот, Йося.

Мимо стоящих на обочине дороги редакторов проследовала небольшая группа пожилых и плохо одетых женщин, гордо несущих картонные плакаты. Картонки были закреплены на древках, сильно напоминающих ручки от швабр. Криво написанные цветными маркерами буквы складывались в лозунги «Пенсионерам — достойную жизнь!», «Лукашенко — вон из Беларуси!», «Не отдадим родное Полесье кремлевским жидам!» и «Да здравствует Шамиль Басаев!». На лицах оппозиционерок застыло тоскливо сосредоточенное выражение.

Вслед за ними две одышливые толстые бабищи волокли пятиметровый кумачовый транспарант.

Трегубович пригляделся, прочел фразу, написанную крупными белыми буквами, и удивленно вскинул брови.

— «Солдатские матери России против союза с диктатором!»... Кто этих то сюда пригласил?

— А а, — Серевич проводил взглядом задыхающихся потных толстух. — Они со Щекотихиным вместе приехали. Небось перед журналистами засветиться хотят. Юрик их поддерживает, так что наши не возражали. Пусть стоят...