Тут дверь распахнулась без стука, и я аж взвыл от этой безысходности ну что ж вы делаете!? Оставьте меня, там, небось, опять очередной бракоразводно-наследственный процесс в самом разгаре, чего отвлекаетесь!?

На пороге стояла старуха, живущая в нашем отсеке. Мгновенно разбежавшиеся по ассоциативным цепочкам токи напомнили мне историю Хармса, и сразу полегчало, хотя я и испугался полушутливо - а вдруг она и вправду помрет сейчас, у меня в комнате? Поди потом докажи, что я ее не убивал случай Раскольникова настолько глубоко засел в умах, что убийство старухи становится чуть ли не естественным и важным событием в движении каждого мужчины от юности к зрелости, как необходимый для полноценного развития акт.

- Филель, к телефону.. - прошамкала она бессильными сухими губами.

- Шиммель я, турбина старая! - не выдержал я.

- Фто? - старуха была практически глуха.

- Спасибо! - прокричал я ей на ухо. Пожав плечами, она пошла обратно, ориентируясь по бликам от телеэкрана, прыгавшим на бледно-зеленых стенах.

Спустившись, я поднял трубку, естественно, уже в совершеннейшем раздражении:

- Да! Ал?!

- Леха, ты? - это был Петр Ким, мой бывший "непосредственный" начальник. Слишком иногда непосредственный.

- Не, не я, - ухмыльнулся я в трубку.

- У тебя, говорят, соседа не будет ночью, - с места в карьер, Ким всегда такой.

- А кто говорит? - я продолжал глупейшим образом ухмыляться.

- Все говорят.

- Ну, положим, не будет... На свадьбу он собрался к племяннику, в восьмой отсек...

- Так давай соберемся, и Шагинян тут рядом, выпьем, поговорим!

- Поговорим?.. - произнес я, раздумывая. "Самый хитрый из армян - это Генка Шагинян!" - вспомнил, мысленно хихикнув.

- Так мы к вечеру будем, до встречи, - не давая мне опомниться, Ким бросил трубку.

- Свиннец, - сказал я гудкам.

Почему, ну почему, - думал я, поднимаясь к себе, - мы набиваемся вечно, как селедка в бочку?.. Вот, казалось бы, прекрасный, редчайший случай побыть одному, нет же - вечная эта тяга назад, в стадо, снова заставляет собираться, сбиваться поплотнее - дети и самки в центре круга и внимания будто все еще разбросаны безо всякой защиты на голой и безвидной земле, будто нет надежных зеленых стен вокруг... Для того и стены, чтоб отгораживаться!

В комнату ввалился сосед, после просмотра запыхавшийся, красный от возбуждения, и немедленно начал выплескивать на меня все новости, бесконечные свадьборазводы, рождения-смерти, комы и интриги. Я невольно постоянно оставался в курсе событий, происходящих в сериале. Говоря все это, сосед не терял времени даром. Он рыскал лихорадочно по шкафу, выбрасывая на смятую постель все, что могло пригодиться на свадьбе - черный в тонкую зеленую полоску, не знавший утюга костюм, синяя застиранная рубашка, относительно свежие носки, которые он предварительно тщательно обнюхал. Кроме того, из-под кровати туда же полетела тонкая заточка - в восьмом отсеке места были очень уж неблагополучные, рабочие кварталы. Вслед за заточкой появились перетянутые бечевой стопки с престарелой годовой подпиской какого-то не слишком популярного, зато весьма официального журнала - наличие его на полке говорило о безусловной лояльности и благонадежности его владельца. Эта подписка предназначалась племяннику в качестве подарка. Обозрев собранное, не переставая при этом рассуждать вслух, будто обращаясь ко мне, на ту же сериальную тему, сосед стал постепенно обнажать свое дряблое тело. На пол полетело трико с растянутыми коленками, желтая от старости майка, засаленное белье. Естественно, я постарался не смотреть и даже не вдыхать воздуха. Наконец облачившись, сосед уселся за стол и приступил к завершающей процедуре, последнему, так сказать, мазку, надеванию контактных линз, недавно приобретенных по сходной цене из вторых а то и третьих рук. Свой ежедневный обряд обретения зрения он проделывал, каждый раз пребывая в странном состоянии брезгливо-экстатического транса, отключаясь от всего вокруг, хотя сейчас он продолжал механически бормотать что-то о своих южноамериканцах. Этот процесс весьма привлекал мое внимание, он был странен, как напяливание носка на пенис, если это может послужить достаточно точным сравнением. Покончив со всеми приготовлениями и сунув заточку во внутренний карман пиджака, подхватив под мышку журнальную стопку, он направился к выходу, на ходу продолжая свой монолог, жестикулируя свободной рукой. Не попрощавшись и ни на секунду не прерывая говорить, он ушел, оставив дверь открытой. Я вскочил, пытаясь закрыть ее, но что-то мне мешало.

Выглянув, я обнаружил ту же старуху, с побелевшим лицом вцепившуюся в дверной угол. Увидев меня, она просветлела и запрыгнула внутрь блока, призывно и нагло улыбаясь. Прикрыв тщательно дверь, она достала откуда-то из плоской своей груди бутылку водки. Я уже понял, что ей надо от меня, поскольку происходило подобное с точностью до часа каждые тридцать дней. Будучи не в состоянии употребить положенную ей ежемесячно бутылку "напитка алкогольного крепкого 0.5 л", она старалась всеми правдами и неправдами выменять ее у меня хотя бы на пачку сигарет - курила она удивительно много зная, что я практически никогда не использую свой табачный паек. Но на этот раз я был совсем не в том настроении, чтобы иметь дела с грубой старухой, поэтому, развернув ее к выходу, я развел руками, давая понять, что я еще не успел отовариться, а потому, бабуся, не сегодня, лучше завтра, послезавтра, на той неделе приходи, турбинища ты эдакая! - кричал я ей в ухо. То ли она все-таки расслышала, о чем я ей толкую и как, то ли уж не знаю отчего, но лицо ее искривилось в яростной гримасе, вечно слезящиеся глаза сузились, и она набросилась на меня, потрясая бессильными ручонками, с подбородка ее сочилась пена. Ну, естественно, я совсем разозлился - какого черта ей от меня нужно!? - и замахнулся на нее, показывая, что еще немного, и окончательно взорвусь, а тогда ничем хорошим для нее это не закончится. Отшатнувшись, старуха выронила на пол свою бутылку и, взглянув на нее, захрипела от ненависти и кинулась на меня, метя растрескавшимися гнилыми ногтями в глаза. Ну все, - подумалось мне, - ну ты у меня, торпедюка, доплясалась!