Непосвященному они все на одно лицо. Немногие знают, что на самом деле их разнообразию, их поэзии мало найдется соперников в нашей душе, и границы их - не просто новый район, а новый мир и новый миф. АЛХИМИЯ

...а сделать нужно вот что. В третью среду ноября, в сумерки запереть дверь, накинуть цепочку. Мелко истолочь половинку мускатного ореха с ложкой красной речной глины. Раскалить добела в тигле и быстро всыпать в густой настой зверобоя и горькой полыни. Добавить четыре вишневых косточки, несколько сушеных лапок дрозда, плотно закрыть и спрятать в темном теплом углу за батареей. Дать отстояться две недели, после чего осторожно профильтровать через двойную марлю. Пить по две столовые ложки, трижды в день, вместо еды.

Или так. Сжечь одну долю засохших на дне хлебницы крошек и две доли лосиного помета. Получившееся смешать с имбирем, тщательно перетереть в мелкий однородный порошок. Долить немного отвара крапивы, собранной в безлунную ночь на дачных задворках. Медленно помешивая, кипятить на слабом огне, пока не начнет уставать рука. Поставить на холодильник и дать загустеть до кремовой массы. Втирать в суставы перед сном.

Можно иначе - на рассвете на оконном стекле синей акварелью размазать жирную точку. На то место, куда падает ее тень, поставить банку, заполненную на треть слюной желтой собаки, и на оставшиеся две трети - равными частями дешевого папиросного табака, размолотыми зернами кофе и сушеным корнем чертополоха. Долить немного ключевой воды. Накрыть копченой кожей лосося и дать отстояться, пока тень не сместится на два шага влево. Взболтать веткой жимолости. Бросить несколько листьев земляники, развести равным количеством абсолютного спирта и настаивать не меньше месяца. Процедить через золу и принимать через два дня, на третий, ровно в полдень, сидя на том же месте, куда падала тень от нарисованного пятна. Пить по половине стакана, можно зажевывать изюмом.

Да, вот еще. Горсть кардамона бросить в кипящие сливки молока черной козы. Быстро размешивая, перенести в темный чулан, в западный угол. Когда отсынет, собрать получившийся осадок и смазать им с обеих сторон медную монету. Заплавить монету в свинец с небольшими добавками ртути. Во дворе между гаражами зарыть на глубину локтя и посадить сверху тысячелистник. Когда его цветы начнут осыпаться, собрать листья и выварить. Получившийся отвар пить в любое время и в любых дозах.

Итак. Средство от злобы; мазь от глупости; бальзам от печали; лекарство от жадности...

ПОПСНЯ-2

За авторством Алексия Шиммеля

- Zig Heil! - прокричал Антон в нагретый воздух комнаты, резким движением руки отшвыривая одеяло, вскакивая и вытягиваясь во весь рост.

Он с одинаковым успехом засыпал лежа головой к окну или же к двери. "К окну передом, к лесу задом" означало хорошее настроение с вечера, и предвещало бодрый "Zig Heil" с утра, говорящий о боевом настрое и желании вырвать у этой жизни еще изрядный кусок приятного времени, всем еще jemandem einen blasen прежде, чем чей-то голос строго и навсегда окликнет: "Не балуй!"

Иначе он лег бы к окну ногами, а проснувшись, пробормотал бы тихо, жалобно подмяукивая: "Нихао?.." То есть - der Arsch, безнадежно унылое расположение звезд и робкая надежда на легкую смерть.

Но нынешним утром все вокруг было звонко, и ничто не предвещало беды, когда Антон, оглушительно и с удовольствием фыркая, плескал в свое лицо водой, по обыкновению полунапевая-полубормоча: "закрыв - глаза - я - прошу воду - вода - очисти - нас - еще - один - раз!" Щедро намыливая правую щеку пеной с фруктовым ароматом, он невольно замедлил движение руки, а потом вовсе остановился и, полуоткрыв рот, замер и прекратил пение на слове "закрыв". Нечто в знакомом до мелочей зеркальном анфасе насторожило его, и даже напугало. Нечто совсем необычное, невероятное, неестественное в наш век полиэтилена, хай-тека и поверхностно активных веществ. Не будем, впрочем, долее интриговать, поскольку, на наш взгляд, всех видов заигрывания с читателем не просто пошлы и фривольно выглядят, они настолько неприличны, что подобных авторов-шалунишек необходимо запретить пускать в общественные места, а за злостный рецидив обмазывать в дегте и в перьях и провозить прилюдно по главной улице страны, как и положено поступать с die Schlampe. Однако вернемся к анфасу, в котором Антону сразу бросилось в глаза отсутствие предмета, совершенно необходимого keine Attrappe не только данному конкретному анфасу, но и анфасам вообще, и самой даже идее анфаса. Можно даже сказать, что анфас без этого и не анфас вовсе, а так, смех один. На том самом месте, на котором у всех порядочных людей располагается ухо, точней ушная раковина, у Антона чернело лишь небольшое отверстие с неровными краями, чуть скрытыми негустой порослью волос.

Первым движением его (Антона, а не отверстия, конечно) был разворот Pfirsich, дабы исследовать отражение левого анфаса и ушной раковины. Но обнадежиться оказалось нечем. Точно такая же die Fotze располагалась симметрично правой сразу за виском. Осторожно подняв руку, Антон ощупал ее, вымазав слегка в пене. Ей-богу, ошибки быть не могло, ушей не было на положенном месте! На улице за ночь посвежело, fisseln, так как прохожие кутались в плащи и зябко поднимали воротники курток. Но Антон не замечал холода. Натягивая вязаную шапочку на самые уши, верней, стыдливо прикрывая их позорное отсутствие, он крался улицей, не вполне еще сознавая, куда и с какой целью спешит. То и дело ему казалось, что Einwohner, оборачиваясь, тыкают в него пальцем, что за спиной раздаются смешки в его адрес. Будто побитая kacken собака, он глубже втягивал голову в плечи, поправлял шапочку на голове. Был бы хвост - поджимал бы и хвост. Тут он и увидел их обоих, и правое, и левое. С виду они были обычными Hanfling из тех, что на какой-нибудь стройке hinkeln целыми днями или пьют там же в подсобке, играя в "сику". Антон засмущался, не зная, как подойти и с чего начать. Не может же быть такого, и не поверит никто, хотя как же не поверят, ведь им-то самим все прекрасно известно, да и ему тоже, так что уж договорятся там как-нибудь. Приближаясь к ним, он поднял руку в миролюбивом жесте: Allerseits привет! Те одновременно обернулись и одинаковыми, довольно все же приятными, голосами пробормотали ответное приветствие. - Слушайте, мужики... - Антон немного замялся, соображая, с чего бы начать, - Может... orgeln... айда, выпьем по малой, а? Равнозначные, как чьи-то два отражения в зеркалах, люмпены горячо закивали головами. "Конгруэнтно," - подумал Антон, вытаскивая из заднего кармана мятую купюру. - Ну, кто из вас сходит? Вопрос этот поверг обоих в полное страха негодование: - Нет уж, нам никак нельзя раздельно, мы лучше вдвоем сходим, как Ганс и Гретель. Ты-то уж не бойся, мы не надуем. Слово венедиктинца. - Чье слово? - не понял Антон. - Венедиктинца, Pappnase, - с гордостью отвечали двое, выпячивая грудь и синхронно ударяя себя в нее кулаком, - Мы - члены явного ордена венедиктинцев. Ерофеев, читал?.. Исповедуем die Gobelmasse как путь к просветлению. Алкоголь как метод познания. Спиртовая гносеология, вино-водочная эсхатология, вот. - Knallen, чего только не бывает в наших местах. Только, боюсь, друзья мои, что в вашем ордене так или иначе участвует все взрослое население этой страны. - Может, и участвует, нам-то какое geigen дело? - Вот, кстати, о деле, - Антон ловко воспользовался завязавшимся оживленным разговором, - Гляньте-ка вот сюда. Он отворотил немного края шапочки, приоткрывая ушные отверстия. Те одновременно присвистнули: - Schwanzlutscher... А ухи-то где? - Вот именно это я и хотел бы узнать у достопочтенных венедиктинцев. - Чиво? - снова хором удивились они и покачали настороженно коловами, - Нет, мы не знаем. - Так-то уж?.. рассердился Антон, - Вы сами-то кто такие, по-вашему? - Мы? А тебе что, Hossenscheisser? - А то, дорогие вы мои, что вы - и есть мои... то есть мои уши, - выдохнул Антон.