- Герваси Пацация! - воскликнул восторженно Иона. - Если все, что ты сейчас сказал, не вычитано тобой, а накипело у тебя на сердце, пусть отсохнет моя рука, если я еще раз не выберу тебя председателем!

- Я пришел сюда не баллотироваться, - ответил Герваси, - и эти двое тоже не без дела здесь!

- В чем дело, Герваси? Арестовать, что ли, собрался нас? - рассмеялся Сипито.

- Дело в том, что... Обнаглел вконец этот мерзавец!

- Ты о ком, Герваси? - спросил Глахуна.

- О Манучаре Киквадзе, вот о ком!

- Неужто так трудно изловить негодяя? Три года прошло, как он сбежал из армии, и вы до сих пор не смогли схватить его? - обратился Иона к бойцам.

- Не так-то просто ловить человека в лесах! - попытался оправдаться один из них.

- К тому же он сейчас осторожен, как сатана, - добавил второй, - чуть не каждый день меняет место... Раньше он кое-где находил приют, помогали ему - кто по старому знакомству, кто под страхом... Теперь все отреклись от него. И в Суреби ему путь заказан - там он изнасиловал двух малолетних да еще заразил их какой-то гадостью... Мать одной девочки сошла с ума, несчастная.

- Куда же смотрит отец! - выпалил Сипито.

- На фронте он... - развел руками боец.

- И это ваш ответ?!

- Тот раз в Квемо-Чала он еле ушел от нас, а спустя неделю отрезал язык у ни в чем не повинного Бондо Цкипуришвили, заподозрив его в доносе... Вдова Карцивадзе из Амаглеба отказалась впустить его в дом, так он в ту же ночь спалил его... Да, теперь он опасен, как бешеный волк...

- Он должен умереть - говорю это перед богом! И если вы не в силах сделать это, дайте нам оружие, сделаем мы! - сказал вдруг Глахуна Керкадзе и почему-то взглянул на Бачану. В глазах Глахуны Бачана увидел отблеск огня, от которого мальчика мороз пробрал.

- На днях Киквадзе побывал на Набеглавской ферме, забрал целый мех сыра. Не исключено, что появится и здесь, поэтому, если у вас есть что сдавать государству, завтра же везите в село... - сказал Герваси, вставая.

- Поделом вам! Зачем отобрали у нас ружья? - проговорил Сипито.

- Сейчас не время устраивать прения! Дайте нам головок двадцать сыра да двух козлят, больше мы не довезем! - сказал Герваси, потом повернулся к бойцам. - Собирайтесь, к утру нам надо быть в селе! - И направился к коню.

- Э, да вы все забираете себе, что же достанется Манучару Киквадзе? съязвил Иона.

- Язва ты этакая, - обиделся председатель, - когда я ел колхозное добро? Для детского сада везу, для твоей же внучки! Может, не веришь?

- Да пошутил я, пошутил! - смутился Иона. - А впрочем... Твой предшественник тоже так говорил, а потом те козлята резвились в его собственном дворе. Так-то!

- Гм, может, и мне заделаться разбойником и вырвать твой проклятый язык? Эх ты!.. - Герваси махнул рукой и стал затягивать подпруги.

- Готово все! - подошел Глахуна. - Сегодня пригоним лошадей, завтра свезем в село все остальное.

- Отлично! Ну, будьте осторожны! Пока, до свидания! - Герваси вскочил на коня.

- Герваси! - окликнул его Глахуна.

- Да?

- Оставь нам свой маузер.

- А как же я без оружия?

- Хватит вам двух автоматов. А маузер я привезу в воскресенье.

Герваси заколебался.

- Ну, нечего тут раздумывать, решай!

Герваси нехотя снял с плеча ремень и протянул Глахуне маузер.

- Учти, не дарю! Вернешь!

- Но прежде ты услышишь его! - Глахуна взял из рук Герваси маузер и передал Бачане. - На, положи в хурджин.

Бачана опустил маузер в пустую половину висевшего на столбе навеса хурджина, а Герваси с бойцами повернули коней и пустили их галопом вниз по склону.

Вскоре туман поглотил трех всадников. С минуту слышен был нестройный топот лошадиных копыт, потом все стихло. Вслед за ускакавшими всадниками неслись в долину думы и заботы людей, оставшихся на склоне Чхакоуры.

- Теперь идите пригоните сюда наших лошадей, - обратился Глахуна к споим, - утром видел их, они паслись вон там, в стороне Зоти. - Глахуна показал рукой. - Часа за два сможете обернуться. Мальчика возьмите с собой... И прихватите лучину.

Сипито перекинул через плечо веревку, засунул за пояс топор и зажег лучину. Глахуна направился к навесу.

- Могли бы я подождать, к чему такая спешка? - крикнул вслед ему Сипито. - Пошли бы на рассвете... Куда тащиться в такую темень?

- Делайте, что сказано, и никаких митингов! - ответил Глахуна.

- Пожалел бы ребенка! - попытался Сипито разжалобить Глахуну.

- Ничего с ним не сделается! Пусть привыкает!

Сипито и Иона молча зашагали по идущей в гору тропинке. Бачана волчонком затрусил за ними.

На ферме раздалось жалобное блеяние. У козы Бачаны начались роды...

Вернувшиеся на рассвете пастухи ужаснулись. У потухшего костра валялись обе овчарки с простреленными головами, в хлеве мычали и блеяли недоеные, голодные животные. Глахуны не было видно. Пастухи бросились искать его, но заведующего и след простыл. У Бачаны вдруг опять вспотели ладони. Сипито Гудавадзе хотел было сказать что-то, но лишь промычал, словно немой, нечто нечленораздельное и опустился на землю.

- Дело рук Манучара Киквадзе! - воскликнул Иона Орагвелидзе, вскакивая на неоседланного коня.

- Ты куда? - с трудом выговорил Сипито.

- Надо опередить его! - ответил Иона и пустил коня с места галопом.

Бачана бросился к хурджину, пощупал его. Маузер был на месте. Тогда он подсел к Сипито и положил холодную руку ему на колено.

- Не ходи, парень! - сказал тихо Сипито, вытирая взмокший лоб.

Бачана почувствовал, как у Сипито дрожит колено, и понял, что Сипито боится больше, чем он сам.

- Ты... Ты не бойся, дядя Сипито, - проговорил он.

Сипито улыбнулся вымученной улыбкой и вытянул дрожащую ногу.

- Как же мне не бояться, сынок! - сказал он и вдруг заплакал.

С набитой сыром корзиной на спине Глахуна, шатаясь, шел впереди. За ним шагал Манучар Киквадзе со взведенным ружьем в руках.

- Быстрей, быстрей, Глахуна! Со мной шутки плохи! - подтолкнул Манучар Глахуну.

Глахуна прикусил губу.

Злоба душила заведующего. Как этот подлец сумел подкрасться? Как ему удалось пристрелить овчарок, в которых Глахуна души не чаял? Как он заставил Глахуну пойти с ним, да еще взвалив на спину корзину с сыром?

Кровь смутила Глахуну, собачья кровь! На своем веку повидал он немало крови, но эта - от пули, - видать, особая кровь!.. Стыд и срам тебе, Глахуна! И зачем тебе нужен был маузер? Чтобы прятать его в хурджине? Позор, позор! И почему не бросился к оружию? Но ведь этот душегуб стоял над головой! Да и кто его опередит, бандита?! Стыд и срам тебе, Глахуна!

Злоба и слезы душили Глахуну. "Разорвись, сердце!" - взмолился он. Но не разорвалось сердце... Хуже того - Глахуна ускорил шаг. Позор, позор!..

Впереди была лужа. Полный месяц отражался в луже, и было похоже, что месяц светит с другой стороны, через дыру в земле. Вот сейчас Глахуна ступит в дыру и провалится, исчезнет в ней. Но в луже не было дыры, и Глахуна сел в лужу.

- Вставай, лодырь! - прикрикнул на него Манучар.

Глахуна встал и посмотрел на Манучара.

- Ну что, Глахуна Керкадзе, сдали силенки? - осклабился Манучар. То-то! А что понадобилось вашему председателю-попрошайке и этим вонючим героям бойцам? Меня схватить задумали, да? Так ведь я был там! Да, был там и держал всех троих на мушке, как скворцов! А почему они в лес не сунулись? А? Не посмели? То-то! Знали, герои, что их же автоматами заткнул бы я им рты! - Манучар засмеялся хриплым, надрывным смехом.

- Смеешься ты, Манучар Киквадзе, да только все равно тебе крышка! заговорил Глахуна.

- Об этом поговорим после войны! А теперь бери корзину и шагай! Валяться в грязи успеешь потом, большевики пошлют тебя по бесплатной путевке в Цхалтубо! За заслуги перед Советской властью!.. Шагай!..

- После войны, подлая твоя душа, если тебя до того не прикончат, я сам тебя повешу на самой высокой чинаре в Чохатаури. Повешу, изрежу на куски твой гнилой труп и посыплю солью! Тьфу! - И Глахуна плюнул Манучару в лицо.