- Ладно, - сказала наконец Аньес, убрав метель с экрана нажатием кнопки на пульте, - я пошла спать.

Он посидел еще немного, пока она раздевалась и возилась в ванной. Сегодня вечером он не брился, целый день ничего не ел, и от слабости у него взмокли ладони. Кроме того, он выкурил целых три сигареты. И все же ему казалось, что жизнь снова входит в нормальную колею, что никто больше не собирается говорить об усах, да так оно и лучше. Раздетая Аньес прошла через гостиную в спальню и спросила оттуда: "Ты идешь? Я прямо умираю хочу спать!" Почему же все-таки Аньес отказалась от объяснения? Если она успела обзвонить днем всех их друзей, значит, решила, с какой-то особой целью, организовать коллективный заговор, устроить ему нечто вроде именинного сюрприза, вот только именины были не его, а чужие. Сидя перед телевизором, он ясно почувствовал, что она следит за ним, а вот теперь как ни в чем не бывало укладывается спать. "Иду!" - ответил он, но перед тем, как зайти в спальню, тоже направился в ванную комнату, схватил зубную щетку, отложил ее, сел на край ванны и огляделся. Его взгляд застыл на железном бачке под раковиной; поддев крышку ногой, он приподнял ее. Бачок был пуст, на дне валялся только комочек ваты, которым Аньес, наверное, стирала макияж. Ну ясное дело, она поспешила уничтожить все доказательства! Он прошел в кухню, поискал там мешок с мусором - мешка не было.

- Ты вынесла мусор? - крикнул он, прекрасно сознавая, что его притворно-равнодушный тон все равно выдает его с головой.

Аньес не ответила. Вернувшись в гостиную, он повторил свой вопрос.

- Да-да, не волнуйся, - сонно сказала Аньес, как будто уже дремала.

Развернувшись, он вышел из квартиры, бесшумно прикрыл за собой дверь и спустился на первый этаж, в закуток под черной лестницей, где стояли мусорные баки. И здесь пусто - наверное, консьержка уже выставила их на улицу. Ну конечно, он же приметил их, возвращаясь с работы.

Да, баки еще стояли на тротуаре. Он начал рыться в них, ища свой мешок. Таких мешков - голубых целлофановых - оказалось довольно много, он надрывал каждый ногтями. "Странно, как легко опознать собственные отходы!" - подумал он, созерцая пустые баночки из-под йогурта и скомканную фольгу от быстрозамороженных ужинов - мусор людей с богемными привычками, редко питающихся у себя дома. Это наблюдение вызвало у него легкий прилив социальной гордости: сам-то он человек солидный, устойчивый, домашний, ведущий нормальный образ жизни! И он с веселым озорством опрокинул бак на тротуар. Небольшой пластиковый пакет из ванной нашелся почти сразу; он вытащил из него ватные фитильки, пару тампаксов, сплющенный тюбик от пасты, другой - от жидкой пудры, использованные бритвенные лезвия. И свои бывшие усы - они тоже были там. Не такой плотный, густой пучок, сохранивший форму усов, как он надеялся увидеть, - скорее, разрозненные волоски. Он собрал их в руку, сколько смог - маленькую кучку, гораздо меньше, чем было сострижено, но все же лучше, чем ничего, - и поднялся в квартиру. Бесшумно войдя в спальню, с волосами на ладони, он сел на кровать рядом с Аньес, которая, похоже, уже спала, и зажег лампу в изголовье. Аньес легонько простонала; он тряхнул ее за плечо, и она, открыв глаза, сморщилась и недоуменно заморгала при виде его ладони, подставленной к самому ее лицу.

- Ну-ка, скажи, что это такое? - резко спросил он.

Она приподнялась, опершись на локоть и мигая - теперь уже от слишком яркого света.

- Что случилось? Что это у тебя в руке?

- Сбритые волосы! - объявил он, еле удерживаясь от злобного смеха.

- Ой, не надо! Только не начинай все сначала!

- Волосы от моих сбритых усов, - продолжал он. - Можешь полюбоваться.

- Ты просто сумасшедший.

Она выговорила эти слова спокойно, точно констатируя очевидный факт, без малейшего признака вчерашней истерики. На какой-то миг он даже уверовал в ее правоту: в глазах стороннего наблюдателя он действительно выглядел бы разъяренным безумцем, который навис над сонной женой и тычет ей в лицо зажатые в горсти извлеченные из помойки волосы. Но ему было наплевать, теперь он имел вещественное доказательство.

- И что же это означает? - спросила Аньес, окончательно проснувшись. - Что у тебя были усы, так?

- Да, именно так!

Она подумала с минуту, потом взглянула ему в глаза и тихо, но твердо сказала:

- Тебе нужно сходить к психиатру.

- Ну нет, моя милая, уж если кому нужен психиатр, так это тебе!

Он расхаживал по комнате, крепко зажав в кулаке волосы.

- Это ведь не я, а ты обзвонила всех подряд и уговорила делать вид, будто они ничего не замечают! Кто настропалил Сержа и Веронику? А Замиру? А Жерома? - Он чуть было не добавил: "И хозяина табачной лавки", но вовремя прикусил язык.

- Ты хоть сам-то понимаешь, что плетешь? - медленно спросила Аньес.

Да, он понимал, он прекрасно понимал, что несет бессмыслицу. Но вокруг него все уже превратилось в бессмыслицу.

- Ну тогда что это такое? - опять спросил он, разжав кулак, словно пытался убедить самого себя. - Что это, скажи!

- Волосы, - ответила она. И со вздохом добавила: - Волосы от твоих усов. Ты это жаждал услышать? А теперь оставь меня в покое, я хочу спать.

Он вышел из спальни, хлопнув дверью, с минуту постоял, созерцая кучку волос на ладони, затем улегся на диван. Вынув из кармана купленную для Жерома пачку, он по одной извлек оттуда все сигареты и ссыпал на их место волоски. Потом закурил, провожая взглядом кольца дыма, но совершенно не чувствуя вкуса табака. Машинально стащил с себя одежду, швырнул ее на ковер, достал одеяло из стенного шкафа в коридоре и решил попытаться уснуть, ни о чем не думая.