Сказал как вынес обвинительный приговор. Туз вмиг осознал, что нелепая смерть и несправедливое обвинение в гибели близкого человека - все это возмездие за то, что он успел натворить за свою жизнь, и в особенности за ликвидацию напуганной девчонки с белесыми волосами, имевшей несчастье помочь приятельнице спрятать опасную для них аудиокассету. Это было ошибкой! Роковой ошибкой! Не должен был он настаивать на таком решении. Пусть бы жила! Но теперь уже не вернешь, и надо платить по счетам. Вспомнив о том, что все-таки не позволил тогда изнасиловать девчонку, а велел Кувалде только припугнуть её, он суеверно подумал, что там, на небесах, может быть, примут во внимание такой его поступок и помогут ему избежать или хотя бы смягчить наказание за преступление, которого он не совершал.
В отделении милиции его ещё раз допросили, обыскали и отправили в камеру. Все ещё находящийся в состоянии эйфории, Антонов поехал делать доклад начальству, а Павлов с Ильиным остались в кабинете одни.
- Ну что скажешь, Ильин? Ведь и ты понимаешь, что он жену не скидывал, а очевидцам так только показалось.
- Похоже, что так, но только у нас нет иных данных. Да и личность подозреваемого очень уж специфическая: знаем же из оперативных данных, какая он сволочь. Да его за один заказ убить Турбину просто необходимо лет на десять "макнуть" в зону, и то мало не покажется.
- Ну что же, давай пока на этом и остановимся. Подумаем до завтра. Утро вечера мудренее, - Павлов мудро и печально посмотрел на собеседника.
Пожимая руку старшего товарища, Ильин ещё не знал, что утро наступит только для одного из них. Правда, предчувствие все же не обмануло его, когда он, расставшись со старым следователем на площади у входа в метро, вдруг почему-то обернулся и посмотрел вслед слегка сутулой фигуре в синем дешевом костюме, направлявшейся к автобусной остановке.
Летний день только начинался, но небо было тусклым и пасмурным; словно заметив на земле непорядок, оно сердилось и хмурилось. В эти утренние часы на кладбище было мало народу. Следователя Павлова хоронили в будний день; из родственников были лишь старший сын и бывшая жена. Сын, родители которого разошлись, когда ему было пять лет, видимо, почти не помнил отца и потому относился к похоронам родителя как к неприятному долгу. Он безучастно взирал на происходящее, испытывая эгоистичное равнодушие молодости, беспечно считающей, что так и должно быть: их отцы и матери уходят из жизни раньше, чем они. Ну а дату своей кончины они видят ещё в очень далеком будущем, и потому мысль о бренности всего живого тревожит их не очень сильно, настраивая скорее на философский, чем на горестный, лад. Бывшая жена всплакнула-таки немного, видимо, сожалея о своей безвозвратно ушедшей молодости.
"Интересно, а моя бывшая жена придет на кладбище, когда я уйду из жизни?" - вдруг задался вопросом Ильин и поймал себя на том, что ему хочется, чтобы она пришла и искренне горевала. Хотя зачем ему это после смерти? Глупость, конечно, и пустое тщеславие! Но все равно ему, живому, сейчас, в этот день, хотелось верить, что жена придет и будет искренне горевать и жалеть о том, что оставила его ради другого.
Ильин стряхнул с себя наваждение так некстати пришедших воспоминаний о жене и вновь огляделся вокруг. Рядом с церковью, где должны были отпевать Павлова, стояли или, скучая, неторопливо прохаживались сослуживцы, соседи по дому, бывшие сокурсники и несколько оперативных сотрудников. Откуда-то появились три убогие старушки; неизвестно, кем они приходились усопшему, но принимали самое активное участие в исполнении обряда погребения. Ильин не знал, как бы отнесся сам Павлов к отпеванию в храме. Хотя, по утверждению бывшей жены, он якобы был крещен при рождении.
В полутемной церкви, тихо потрескивая, горели свечи, освещая скорбные лики святых, взирающих строго и печально на посетителей. Небольшого роста священник, постоянно моргая от напряжения, служил панихиду. Лицо покойного было бесстрастным, и возложенная ему на лоб бумажная лента со старославянской вязью подчеркивала его отрешенность от земных забот. А ведь ещё два дня назад они с Ильиным строили совместные планы по раскрытию преступлений! Провожающие старого следователя в последний путь разделились на группы. Отдельно стояли пятеро оперативников, направленных милицией для проводов в последний путь следователя из прокуратуры. Ребята были рады неожиданному перерыву в их суетной работе, и по их раскрасневшимся лицам было видно, что они уже успели помянуть уважаемого человека. Ильин от этого дела отказался, посчитав, что сейчас пить неуместно. К тому же сегодня начальство послало его в среднюю школу на вечер вопросов и ответов. Объявляя свой приказ, Карпов его подначивал: "Давай, давай, Ильин! Ты у нас из умников, и оперативник неплохой, и язык у тебя подвешен. Там, кроме тебя, будет известный киноактер, сыгравший героев-сыщиков во многих детективах. Вот вы на пару, дуэтом, можно сказать, и развлечете старшеклассников и их родителей".
Услышав фамилию киноактера, Ильин не стал особенно возражать: ему и впрямь было лестно выступить перед юношеской аудиторией вместе с известным стране человеком.
Наконец обряд отпевания закончился и гроб с телом старого следователя вынесли на улицу. До свежевырытой могилы было недалеко, и молодые здоровые оперативники без особого труда донесли свою скорбную ношу до места. Хмельные, крепко сбитые могильщики, давно привыкшие к чужому горю, с нетерпением ждали, когда закончатся обязательные в таких случаях речи и они смогут, засыпав могилу, получить деньги и вернуться к застолью, которое не могли ни омрачить, ни отменить никакие чужие страдания. К их едва скрываемой радости, официальная часть закончилась быстро. Ильин говорить публично не захотел, достаточно было трех кратких выступлений бывшего сокурсника, следователя прокуратуры и молодого оперативного сотрудника; они гневно клеймили подлых убийц и клялись найти и покарать виновных.
Ах, если бы Ильин знал, прощаясь с Павловым на площади Киевского вокзала, что произойдет в ближайшие полчаса! Лучше бы он поехал с ним. Но события и время невозможно вернуть назад. Наверняка Павлов не предполагал, урезонивая молодых нахалов в автобусе, что они, разгоряченные спиртным, озлобившись на редкий в наше время отпор, выскочат вслед за ним из автобуса и, догнав, собьют с ног, изобьют до смерти. Они, конечно, не хотели его убивать: после скоротечной расправы подонки сели в следующий автобус и, оглядываясь на ходу, долго ещё отпускали шуточки в адрес медленно поднявшегося и отряхивающего грязь и пыль с костюма зловредного старика, не пожелавшего равнодушно смотреть на их безобразия. Да и сам Павлов в этот момент не знал, что уже обречен. Болели ушибленное плечо, грудь и живот, но терпеть было можно, и он не стал обращаться к медикам, а пошел домой. Приняв душ, лег на диван, но ближе к полуночи боль усилилась и он вынужден был вызвать "скорую помощь". К несчастью, оказалось поздно: одна из тонких кишок от удара лопнула, и перитонит воспалил всю брюшную полость. Медики были бессильны. Перед смертью Павлов успел рассказать и медикам, и дежурному следователю, что с ним произошло. Но разыскать и привлечь виновных к ответственности шансов не оказалось никаких. Были известны лишь общие приметы, а отсутствие свидетелей и смерть самого потерпевшего практически свели возможность раскрытия этого преступления к нулю. Постоянно думая о Павлове, Ильин считал, что ужасна не только нелепая смерть друга, но и то, что эти трое молодых парней даже не подозревают о последствиях своих действий. Возможно, они больше не совершат никаких преступлений, их жизнь сложится вполне благополучно, но они не смогут даже раскаяться в совершенном убийстве, считая, что в юности просто слегка проучили глупого старика, осмелившегося сделать им замечание. И когда судьба их сурово покарает и парни в отчаянии будут взывать к Богу, у них даже не возникнет и мысли о том, что они участвовали в убийстве человека.
Размышления о нелепой гибели и неотмщенной смерти Павлова были прерваны окончанием официальной церемонии. Рабочие в считанные минуты забросали глиной и песком последнее пристанище старого следователя.