неброской в свете пасмурного дня красотой теплого камешка. И хотя море часто в шторм выбрасывала на берег такие "янтарные брызги", - стоило только как следует поискать, - Миша не любил это занятие, ему больше нравилось смотреть вверх, в беспредельность неба и пространства, чем себе под ноги. Но этот камешек казался ему чем-то необыкновенным, ведь ему, человеку, этот камешек подарила птица в благодарность за то доброе, что человек делал для нее. И Миша был в восторге.
Весь остаток дня Миша находился под впечатлением удивительного события, вечером он попытался рассказать об этом маме, но мама почему-то не поверила. Занятая штопкой Мишиных носков, она сказала: - Ну, хорошо, хорошо, ты у меня мальчик с фантазией, и это прекрасно, - и как
всегда взъерошила ему волосы
А чудо необычного общения человека и птицы продолжалось. По-прежнему
заботясь обо всех, взятых Мишей под свое покровительство чайках, Чаре он приносил особое угощение: то корочку от пирога, то рассыпчатый кусок лапшевника, то краешек мятного пряника, и Чара, схватывая кусочки лакомств, вдруг исчезала на некоторое время, а потом приносила в клюве и роняла в ладонь мальчика красивые, обкатанные морем, янтаринки. Миша складывал их в коробку из-под маминых духов и хранил среди своих рисовальных принадлежностей. Он решил, что в этом году сделает маме на день рождения настоящий подарок: вместо традиционного рисунка он подарит ей янтарное ожерелье, которое сделает сам из пахнущих морем золотистых камешков. А пока эти прозрачные капельки солнца - его тайна. Он уже не пытался рассказывать маме о Чаре: пусть янтарное ожерелье будет сюрпризом для мамы.
Каждый день Мишин янтарный запас увеличивался на одну, а иногда и на две янтаринки, и Миша часто играл ими в отсутствии мамы, раскладывал их и так, и эдак, строя янтарные замки и домики.
Шло время, мелькая перевернутыми листками календаря и приближая Мишу к тому дню, когда ему предстояло переступить порог школы. Однажды, придя пораньше с работы, мама повела сына в универмаг, чтобы купить ему что-нибудь из обуви. Старые башмаки стали тесноватыми, ведь Миша рос. Они с трудом пробирались сквозь потоки покупателей, спешащих за покупками в самых различных направлениях. Миша с любопытством рассматривал товары, выставленные в витринах магазина, однако это не мешало ему послушно следовать за мамой, державшей его за руку. Но вдруг на очередном повороте он увидел такое, что заставило сильнее забиться его сердечко. Он разом остановился, застопорив движение мамы: рядом на металлической блестящей подставке плыла в одиночном
Полете чайка, выполненная из зеленоватого стекла, сгущающего свой цвет на ребристых выступах крыльев, а так же на голове и спинке красивого тела. Она была так похожа на Чару, что мальчик не мог оторвать взгляда от её гордой осанки. Даже перышки на хвосте чередовались у нее, переходя от светлого к темному, совсем, как у Чары. И мальчику так захотелось иметь этот застывший образ его любимицы, что не в силах противиться наплывавшему из глубины души желанию, он громко закричал: - Мама, купи мне эту чайку! Купи, мама!
Мама, проследив за восторженным взглядом сына, сказала: - Ты что, Миша?! Ты знаешь, сколько она стоит?! Сорок рублей. - Ну и что! - опять закричал Миша, - Купи! - и вся неистовость желания
отразилась в расширившихся зрачках его глаз. - Да у нас и денег столько нет. Глупости какие! Это - не игрушка, это кубок
приз для победителей в плавании. Не придумывай, он тебе совсем не нужен, ты
каждый день общаешься с живыми чайками.
И уверенным движением руки она повернула сына по направлению к галантерейному прилавку, за которым начинался отдел детской обуви. И Миша, оглядываясь и спотыкаясь, побрел вслед за мамой, восстанавливая нарушившееся было движение людского потока.
Мама выбрала Мише туфли из темнокоричневой кожи. Надев их на Мишины ноги, она потыкала в носки туфлей двумя пальцами, заставила Мишу пройтись по резиновому коврику, после чего покупка была сделана. Перевязанную бечевкой коробку, Миша крепко зажал в левой руке, опять протянув маме правую, и они ещё раз прошествовали мимо того прилавка, за которым дразнило Мишино воображение выразительно прекрасное объемное изображение чайки, в котором движение и дыхание жизни спорили с вынужденной неподвижностью парения птицы относительно деревянной полки.
Вечером Миша долго не мог заснуть: он представлял, как желанная "игрушка"
стоит на его детском столике и он гладит рукой ребристую поверхность крылышек
чайки, так похожей на Чару. Наконец он заснул. Но и во сне ему снилась не живая Чара, как не раз бывало раньше, а её зеленоватая тень на фоне низкого коричневого неба, напоминающего полированную поверхность магазинного прилавка.
Утром в голове Миши созрел целый план, как приобрести этот манящий прообраз Чары. Он решил сделать из янтарных камешков ожерелье, продать его какой-либо курортнице, а Чара со временем натаскает ему уйму ещё таких же янтаринок, и он успеет к дню рождения мамы сделать новое ожерелье. Он не пошел к морю, а не мешкая, принялся за дело. Тонким шилом, раскаляя его на пламени газовой плиты, он протыкал янтарные камешки посередине и нанизывал на толстую крученую шелковую нить, которую нашел в шкатулке мамы. Миша трудился долго. Он несколько раз перенанизовал янтаринки и сделал так, что самые крупные из них расположились посередине нити, а по краям - помельче, постепенно сходя на совсем маленькие. Ожерелье получилось длинное, его можно было свободно два раза обернуть вокруг шеи, и оно, как убедился Миша, могло лежать на груди двумя красивыми волнами: одна - подлиннее, к крупными камешками, другая - покороче и с более мелкими. Полюбовавшись работой своих рук, Миша завернул изделие в плотную бумагу и отправился в ту часть пляжа, где отдыхали курортники. Он долго приглядывался к каждой женщине, выходящей из моря, детским умом определяя, какая из них могла бы оценить такое великолепие.
Наконец выбрал женщину средних лет с симпатичным лицом и ладной фигурой, которая стояла у маленького коврика, расстеленного на песке, и вытирала тело розовым полотенцем после купания. Он подождал, когда она села на свой коврик, и подошел поближе.
- Тетя, - сказал он, разворачивая бумагу и вытаскивая ожерелье, переливающееся на солнце всеми оттенками желтого и коричневого, - вы не хотите купить у меня вот это янтарное ожерелье? - Боже, какая красота, сказала тетя, - и сколько ты за него хочешь получить? - Сорок рублей, сказал Миша, он хорошо помнил цену зеленой птицы. - Это, конечно, большие деньги, но оно того стоит, - сказала тетя, - а откуда оно
у тебя? - Я сам его сделал, - ответил Миша и добавил, несколько смущаясь: - насобирал
после шторма, а потом нанизал на нитку. - И где же ты собирал, и долго ли? - спросила тетя. - Долго, очень долго, и далеко отсюда, - Миша неопределенно махнул рукой.
Он понял, что тетя подумала, что она сама могла бы насобирать такое же
количество камешков, а не покупать ожерелье у Миши, поэтому он сказал, таинственно понизив голос:
- Это место надо знать... - Вот как! - воскликнула тетя, - ну ладно, так и быть, я его у тебя куплю.
Она вытащила из-под вороха одежды, лежащей на коврике, небольшую черную сумочку, открыла её, и, вынув из неё кошелек, отсчитала четыре десятирублевых бумажки. Немного подумав, она протянула их Мише.
"Все, будет у меня Чара!" - обрадовался Миша и положил на ладонь тети свое струящееся ожерелье, которое сразу же стало сползать с тетиной руки, и она, подхватив её другой, тут же обернула им свою загорелую шею: - Ну, как, идет мне? - Вам все пойдет, - сказал Миша несмело, - спасибо, что купили. Ах, ты маленький льстец! - сказала тетя и опять полезла в сумочку.
"Наверное, за зеркальцем", - подумал Миша. Но его мысли уже переключились на дальнейшие действия, и вежливо произнеся: "До свиданья", он поспешил с пляжа. Любовно разгладив четыре десятирублевых купюры, он сложил их пополам и положил в верхний кармашек своей клетчатой рубашки. Теперь его путь лежал к универмагу. Дорогу к нему он хорошо помнил и уже через полчаса входил в заветную дверь. Покупателей в универмаге было не меньше, чем когда они приходили сюда с мамой, потому что в соседних курортных местечках не было такого большого универмага, и люди съезжались за покупками в их городок чуть ли не со всего ближнего побережья, как справа, так и слева.