Если бы бедная возлюбленная, если бы несчастный любовник слышали доверительный супружеский обмен мнениями... Разве не почувствовали бы они, третьи лишние, себя обманутыми и преданными? Наверняка. А вот супруги, которые не слишком преданны друг другу, предательства не боятся.

12

Именно таков - внешне не слишком счастливый и прочный, по сути нерушимый брак Виктории. Алексей Михайлович не понимает этого и, полюбив Викторию, пытается пустить в ход обычное средство: я люблю тебя, ты любишь меня, твой брак превратился в рутину, ты не можешь быть счастлива с мужем, уходи от него и выходи за меня замуж.

- Об этом, Алеша, даже мечтать забудь! - отвечает Виктория не раздумывая.

Слышать отрицательный ответ и горько, и приятно.

Горько - потому что осторожно закинутый крючок: "ты любишь меня" - остался без внимания и без ответа. Она никогда не говорила, что любит его, и, утверждая это от ее имени, он ждал или подтверждения, или опровержения, чтобы не тешить себя пустыми иллюзиями. Виктория крючок заметила и умело обошла, в результате крючок вцепился в его собственную душу; с этим крючком в душе он так и будет ходить до конца дней своих, как оборвавшая леску рыба.

Приятно, что ответ дан сразу, без раздумий, - значит, Виктория все же допускала такую возможность и заранее готовила ответ.

- Да ты не расстраивайся, так, Алеша, - прижимается к нему, утешая, Виктория. - Я ведь понимаю, что ты ко мне всерьез, не просто так - сделал свое дело и убежал. Понимаю, что плохо тебе одному... Слушай, Алеша! - Виктория садится в постели, машинально прикрывая рукой обнажившуюся грудь. - А давай мы тебя женим!

- Мы?!

- Ну, то есть я. А что? Запросто. Найду тебе невесту - и успокоишься. Привыкнешь к ней, привяжешься - смотреть на меня после нее не захочешь... Слушай, а почему бы тебе на Катюшке не жениться?

Катюшка - это та самая Катя, двоюродная и задушевная. Ее брак в близком Виктории кругу считается эталоном несчастливого брака, но все же этот брак существует, о чем Алексей Михайлович напоминает Виктории.

- Да какое это замужество! - возражает Виктория. - Так, название одно. Только потому и цепляется за своего урода, что никто за ней всерьез не ухаживал. То есть ухаживали, конечно, но все женатые. Или уж совсем плохонькие, импотенты да закодированные. А ты мужик холостой, из себя видный, профессия солидная, зарабатываешь неплохо - чем не жених. Нет, правда! Ну, не хочешь жениться, так хоть поухаживай немного, доставь девке удовольствие. А за меня не бойся, я в претензии не буду.

- Вот это-то и плохо...

Действительно плохо. Плохо, когда любимая предлагает тебе поухаживать за другой и заранее заявляет, что не будет в претензии. Значит, ей ты не так уж и нужен. И уж во всяком случае - не любим.

Разговор происходит в Катиной квартире. Катя единственная из всех, кто посвящен в их отношения, совершенно определенно эти отношения осуждает. Тем нее менее она предоставила им свою квартиру, когда соседка по коммуналке закатила Алексею Михайловичу очередной скандал.

Как-то странно говорить о Кате в Катиной квартире и, разговаривая, они невольно оглядываются по сторонам, словно Катя может их услышать. Но она не может: отдала Виктории ключи, а сама уехала с сыном и мужем отдыхать за границу. И все же Катино присутствие ощущается обоими, особенно когда они занимаются любовью - в теплом свете Катиного торшера, на Катином диване, прямо под портретом Кати, написанным мужем Виктории, Алексеем Ивановичем, к ее... ну да, точно, к ее тридцатилетию.

Стало быть, портрет, который я впервые увидел недавно и который уже слегка пожух и потускнел, тогда - совсем еще свеженький, прямо из-под кисти мастера, и такой же свеженькой и яркой, точно написанной лучшими масляными красками, кажется в тот вечер Виктория. И оттого, что женщина, которую Алексей Михайлович любит, отдается ему под портретом другой женщины, которую он даже теоретически не может представить в роли любовницы или жены, любимая женщина кажется еще желаннее и недостижимее, словно нелюбимая присутствует вживе, а любимая - только в виде изображения на портрете, и Алексею Михайловичу хочется снять воображаемый портрет Виктории со стены, завернуть в чистую простыню и унести домой, чтобы там она висела на стене, как висит сейчас Катя, и при этом могла бы сходить с холста во всей своей красе только по его, Алексея Михайловича, требованию - и чтобы, уходя утром на службу, он знал, что без него она так и будет смирно лежать в излюбленной позе обнаженной Махи, и никто не увидит ее в его отсутствие и никто не сможет ее отнять.

- Ничего у меня с ней не выйдет, - качает головой Алексей Михайлович, с трудом отрывая взгляд от Виктории и переводя его на портрет Кати, которая сегодня, как ему кажется, смотрит на него особенно презрительно и равнодушно.

- Выйдет-выйдет, - говорит Виктория. - Лишь бы ты сам захотел. А Катюшка... Она - легкая добыча, это я тебе говорю.

13

Средство, пущенное в ход Алексеем Михайловичем, не сработало, потому что не могло сработать. Есть мужские средства и есть женские. Разговоры про "я тебя люблю" и "твой несчастливый брак" - женское средство. Женщины применяют его, когда хотят увести мужчину от жены. Довольно часто им это удается. А нам, мужчинам, не удается никогда. Нам остается только молиться, чтобы она сама этого захотела, - и все. Тогда подставляй руки, хватай ее в охапку и тащи в свою берлогу побыстрее, пока не передумала. А если не захочет - руки расставлять бесполезно. Просочится, как вода сквозь пальцы. Вроде бы она и тут с тобой, и ты для нее самый близкий и родной человек, но нет - нелюбимый муж все равно и ближе, и дороже. И она будет с ним всегда. Пока сама не захочет от него уйти. А когда она этого захочет - этого не знает даже она сама...

Средство не сработало, и Алексей Михайлович получил даже нечто худшее, чем отказ Виктории. К отказу он был готов, как готов каждый, делающий предложение. Ни один влюбленный не уверен в своих чувствах на сто процентов. Всегда присутствует какой-то процент неуверенности. И, получив отказ, он страдает на столько процентов, на сколько был в себе уверен, а на оставшиеся получает скидку в виде чувства облегчения: уф-ф... на этот раз пронесло! Ответ Виктории был хуже, потому что она не отказала совсем. Не захотела оставить мужа и выйти за Алексея Михайловича, но и не настояла на окончательном разрыве.

Остатки самолюбия и инстинкт самосохранения подсказывали Алексею Михайловичу, что только быстрый уход позволит ему сохранить завоеванные позиции. Его послужной список пока чист: он познакомился с замужней женщиной, он вступил с нею в близкие отношения, он влюбился, признался в любви, сделал предложение - и ее отказ не унизил его, как унизил бы отказ незамужней женщины. Тут же он имел полное право уйти с гордо поднятой головой.

Ну так и уходи, приказывал он себе. Уходи сейчас, сегодня, прямо после этого свидания, которое ничуть не хуже предыдущего... Ну хорошо, не хочешь сегодня - назначь следующее свидание, купи букет роз, шампанское и дай понять, что это - прощание. Красивое, романтическое прощание. Как в кино. Получится замечательный жест. Она оценит его. Он ей запомнится. Спустя годы она будет тайком рассказывать о тебе лучшим подругам. А когда состарится и мужа не будет в живых, с гордостью расскажет внучке, собирающейся на первое свидание, каким замечательным человеком был ты, к тому времени уже тоже покойный, как красиво ты за ней ухаживал, как объяснялся в любви, стоя на коленях (заранее простим старушке маленькое преувеличение), а когда она отказала, хотел покончить с собой, но она упросила тебя этого не делать и согласилась встретиться с тобой еще раз, и на прощанье ты подарил ей огромный букет алых роз, и вы пили шампанское и целовались снова и снова, каждый раз повторяя: "Это в последний раз!" - "Нет! Еще один! Только один!" - "Ну хорошо. Но этот точно последний..."

Он сам был растроган, представляя Викторию в образе бабушки: сморщенные руки в пигментных пятнах, седые, подкрашенные синькой, кудри, вставная челюсть - и те же серые глаза, которые становятся круглыми и молодыми, когда она вспоминает годы любви. Жалко было лишать ее будущих приятных воспоминаний. Но и уйти красиво как-то не получалось. То ли ему не хватало решимости, то ли она удерживала его, внушала ложные иллюзии...