Должно хватить. Но и Нихон, и Земная Гегемония только и мечтают взять под свой контроль любой уголок, куда бы ни добрались представители человеческой диаспоры, так же, как Нага-родитель контролирует свои маленькие фрагменты, свои маленькие «я». И для того, чтобы продолжать осуществлять этот контроль, они должны поддерживать существующий ортодоксальный порядок вещей. Все эти секты и фракции, такие как «Ученики», «Рандиты», «Зеленые», «Универсалисты», – все они должны быть прижаты к ногтю, распущены, лишены возможности публично распространять свои идеи о личной свободе, о правах каждого индивидуума, об оппозиции правительству; японское понимание управления государством и вообще управления в самом широком смысле этого слова всегда апеллировало к содан, к групповому принципу выработки решения, при которой достигался такой консенсус, что ни один индивидуум не нес единоличной ответственности за принятое решение. Консенсус и ортодоксальный порядок вещей были краеугольными камнями Имперского миропорядка, индивидуальность же – злейшим ее врагом. С точки зрения правительства, для самого его существования везде в пределах Империи всякий намек на индивидуальность должен быть подавлен, поскольку именно это предотвращало распад великой Гегемонии миров и культур на бесчисленные мелкие, вечно друг с другом враждующие удельные княжества.

Дэв предполагал, что подобные прецеденты уже имели место в истории человечества – распад Советской империи в последние годы двадцатого столетия, крушение Китая полвека спустя – именно эти события и служили наглядными примерами такой дезинтеграции. Тот факт, что империи эти, как и сама Гегемония, первоначально создавались для того, чтобы обеспечить своим гражданам мир и спокойствие, очень скоро забылся из-за мнимых правительством беззаконий по отношению к своим же гражданам, которым они когда-то обещали ту желанную безопасность, во имя которой и надлежало сохранять в неприкосновенности пресловутый ортодоксальный ход вещей и пестовать конформизм мышления.

Синклеру пришлось очень много говорить об индивидуальных свободах. Дэв помнил это. В его персональной памяти хранилась загруженная туда уже довольно давно Декларация Разума Синклера, и на протяжении последних нескольких месяцев он так часто прослушивал ее, что теперь знал почти наизусть – слова эти словно стали частью его самого.

Очень многое из этого документа, объяснявшего, почему миры Приграничья должны отделиться от Империи и Гегемонии, было посвящено одной-единственной теме. Ни одно правительство, утверждалось там, не сумеет объединить враждующие друг с другом, разные по своим взглядам, абсолютно не совместимые друг с другом культуры, не превратив их в некое серое, аморфное единообразие… и никакому правительству не должно быть позволено даже пытаться это сделать. Стоил ли этот принцип того, чтобы сражаться за него с оружием в руках, несмотря на неравные силы?

Сегодня Дэв уже не сомневался в том, что стоил. И решение Рэнди Ллойда оказать помощь силам Конфедерации на базе Дайкокукичи открыло ему глаза на то, какая высокая цена была назначена в этой борьбе. Ясли что-то и спасет Шикидзу от превращения в тоскливое единообразие всех миров, находящихся в ее владении, говорил однажды Синклер, и позже Дэв это услышал еще раз от Кати, так это именно мешанина, чудесным образом сочетающихся друг с другом человеческих культур на любой из планет, где бы мы ни жили. Ведь именно она и способна вдохнуть жизнь в неживое!

И Дэв был уверен сейчас в правоте Синклера. Но силы были неравны, чудовищно неравны…

Хорошо. Раз он ввязался в это, то дьявол с ними, с этими чудовищными силами. У Конфедерации вообще не останется никаких сил, если он, да и остальные молодые придурки, которые тоже ввязались в драку, не присоединят свой цефлинк к общей борьбе за Дело. Придет время, и сама Империя сподобится понять, что ни одно правительство, каким бы могущественным оно ни было и насколько далеко оно ни протянуло бы свои щупальца, не сможет сколь угодно долго противостоять активному сопротивлению его граждан. Шикидзу слишком долго занимала слишком обширную территорию, чтобы правительство, каким бы сильным и умным оно ни было, оказалось бы в состоянии осуществлять на таком пространстве достаточно эффективный контроль. И когда миры осознают это и потребуют своей независимости, Империи придется всерьез призадуматься и, в конце концов, пойти хотя бы на частичные уступки.

А пока новоамериканская рейдовая группа предприняла этот важный шаг для обеспечения потребностей Конфедерации в наступательной космической технике. Жаль только, размышлял Дэв, что не было способа бросить эти новехонькие кораблики против империалов где-нибудь вблизи от 26 Драконис. Вот это сбило бы спесь с империалов!

Но с другой стороны, это было бы просто самоубийством. Хотя Дэв и проиграл массу тактических вариантов, он был уверен, что новый космический флот Конфедерации пока не может послужить серьезным противником эскадре «Цветок сакуры». Черт возьми, да если взять хотя бы «Дракона», корабль этот вполне может потягаться с крейсерским кораблем, да еще с двадцатью фрегатами, корветами, патрульными суденышками и кучей остальных катерков и лодочек… А уж если говорить о том, что большинство из личного состава Дэва были необстрелянными новобранцами… Об этом вообще лучше было не думать. Хотя они и имели опыт управления кораблями, но в боях им участвовать не приходилось. Кроме того, их было маловато на такую прорву кораблей, захваченных на Дайкокукичи; многим офицерам на небольших кораблях и так придется непрерывно стоять на вахте с самого начала пути и до пункта назначения.

Но, коль он не мог сразиться с эскадрой империалов в открытом бою, следовало изыскивать иной способ проскочить мимо них. Перед отлетом с Дайкокукичи он собрал у себя на борту «Орла» оперативный штаб и всех старших офицеров на летучку, где обсуждались альтернативные варианты.

Большинство предлагало, чтобы их группа вернулась на Новую Америку и вступила в бой с силами противника. Что ж, вполне понятное желание. Большинство из них были новоамериканцами, это был их дом, там жили их родные и близкие – именно им угрожал теперь «Донрю» и их желание немедленно оказаться там и предпринять, хоть что-нибудь предпринять, казалось, висело в воздухе.