— Пошли в дом? По-моему, там все уже легли.

— Пошли, — легко согласился Шмель, но, вместо того чтобы встать, предпринял попытку заснуть.

Заваров его растолкал, закинул ватную, но все еще тяжелую руку на свои плечи.

— Бутылки прихвати, — сказал Шмель, открывая глаза, — я завтра допью… А потом сдам.

В лучшие времена Шмель мог в одиночку принять на грудь целый литр и никогда не похмелялся.

Пока добирались до комнаты, он немного очухался. Последние метры преодолел самостоятельно и умудрился ничего не зацепить в заставленном соседским барахлом коридоре, чем приятно удивил Артура, — в какой-то момент он ощутил беспокойство, пожалел, что решился доверить безопасность Светланы бывшему сослуживцу. Конечно, он не продаст, но сумеет ли справиться, если дойдет до настоящей драки? Лихая молодость осталась в прошлом; а постоянная депрессия и алкоголь не способствуют поднятию боевого духа и не способствуют сохранению специфических навыков.

В комнате Шмеля горел свет, дверь была приоткрыта.

— Не обращай внимания, у меня всегда так, — сказал он, пытаясь вписаться в проем. Не вписался, задел плечом правый косяк и матюгнулся. Потом зачем-то добавил:

— Все пропьем, но флот не опозорим, — и бухнулся на диван.

Увидев фотографии, Заваров подошел к столу.

Черно-белая, где он обнимался со здоровым еще Шмелем, стояла и у него дома. Машинально он стряхнул пыль с пластмассовой рамки, печально вздохнул и присмотрелся к другой карточке, которую прежде не видел.

Шмель и Наталья. Одна из тех двух молодых прокурорш, которые приезжали их допросить по поводу трупов «невинных» чеченцев. Та самая, с которой Шмель провел ночь перед выходом на роковое задание. Она потом сама отыскала его в госпитале, хотя никто из ребят ее не видел и, соответственно, не мог рассказать о случившемся. Сама нашла. Может, услышала от кого-то стороны, а может, почувствовала.

— Мы разбежались, — сказал Шмель пьяным голосом. — Зачем молодой и красивой девке инвалид? Ни денег, ни здоровья, ни работы. Только грошовая пенсия и эта вонючая конура.

Заваров был не в курсе подробностей. Раньше ему казалось неуместным задавать такие вопросы. Сейчас он спросил:

— Она сама ушла?

— Нет. Я ее выставил. Зачем портить ей жизнь? Она уходить не хотела, но я… В общем, сначала стал вести себя как полная свинья, изводил специально, ко всякой ерунде придирался. Потом сказал, что больше не люблю, и выставил за порог.

— Она вернется…

— Если вернется, я не пущу. На х… нужно…

Окончания фразы было не разобрать. Когда Заваров обернулся. Шмель лежал с закрытыми глазами. Во сне он вздрагивал и чему-то улыбался.

8. Акулов и Волгин.

— Вы относитесь к Главному разведуправлению Минообороны?

— Что?

— Вот здесь написано: «Оперуполномоченный ГРУ… капитан милиции Акулов А. В…», — Шмелев, начав читать «Объяснение», записанное с его слов Андреем, тотчас же подчеркнул ногтем непонятное ему место в «шапке» документа. — Как это следует понимать?

— Это следует понимать очень просто. Группа по раскрытию умышленных убийств. К военной разведке она имеет такое же отношение, как ты, Шмелев, — к сознательным гражданам.

— По вашему получается, что Артур кого-то убил?

— Мы это все уже обсудили. Читай дальше, не тяни время.

Несмотря на оказанное давление, бывший десантник так и не раскололся. Взятые у него показания были чистой формальностью. Делу они помочь не могли, а когда обман будет доказан документально, никто, Акулов был в этом уверен, Шмелева к ответственности не привлечет.

— Прочитал.

— Нет возражений? Тогда расписывайся внизу на первой странице и в конце текста… — Акулов продиктовал ритуальную фразу, подтверждающую, что свидетель ознакомился с документом путем прочтения и полностью согласен с изложением его слов, подождал, пока Шмелев, авторучкой и правилами грамматики владеющий хуже, чем ножом и снайперской винтовкой Драгунова, поставит финальную точку, забрал у него бланк и поднялся с дивана.

— Нет желания добавить что-нибудь без протокола?

— Нет, — глухо ответил Антон Иванович, отворачиваясь.

— Тогда до встречи.

Выходя из комнаты, Андрей хлопнул дверью. Не специально, просто так получилось.

В коридоре Волгина не было. Он стоял на улице, за углом дома, и разговаривал с белобрысым худосочным пареньком, который при виде Акулова занервничал и поспешил распрощаться.

Прощаясь, он не забыл застенчиво спросить:

— Сергей Сергеич, не поможете?..

— Сколько тебе надо?

— Полтинник.

— Держи. — Из кармана куртки Волгин достал пятьдесят рублей, очевидно, заранее приготовленные для такого повода, и отдал их осведомителю. Деньги были личными и, поскольку Волгин не истребовал от информатора расписку, возместить трату через бухгалтерию управления не удастся. — Спасибо тебе. Не забудь позвонить, как мы договорились.

— Обязательно. — Спрятав деньги, парень быстро ушел.

— За дозой помчался, — вздохнул Сергей.

— Здесь такие низкие расценки? — удивился Акулов.

— Здесь такие верные друзья.

— Не боишься с ним встречаться так открыто?

— Брось! Вся деревня знает, что он с нами сотрудничает.

— Вот она, настоящая гласность… Ну и что поведал наш юный друг?

— Юный друг поведал много интересного. Прошлой ночью у Шмелева был гость. Часов до трех они сидели в гараже, квасили, потом легли в комнате. Около семи утра гость уехал на машине Шмелева. У него синяя «Ока» с инвалидными знаками.

— Так он все-таки инвалид?

— Нет правой ноги до колена, на мине подорвался. Поэтому его из армии и комиссовали. Мы, кстати, могли бы догадаться об этом и сами… Нигде сейчас не работает, когда есть возможность — крепко выпивает. Несколько месяцев назад расстался с женой, — это ее фотография стоит у него на столе. Среди местных пользуется определенным авторитетом. Он ведь здесь вырос, а позже, пока служил в десанте, являлся главным третейским судьей. Сейчас к нему относятся уже не так серьезно, но шпана и пьянь продолжают побаиваться. Хоть ноги и нет, но кулак остался крепким.

— Твой человек видел этого гостя?

— Ни описать внешность, ни опознать он не сможет. Темно уже было, да и видел он его с большого расстояния. Молодой, здоровый. Конечно, Заваров! Надо объявлять машину в розыск. Гаишники такие тачки тормозить не любят, но по крайней мере она приметная из-за своих габаритов. Если захотят — поймают.

— Вот именно: «если захотят». Эх, за Шмелевым бы последить да на телефон к нему подсесть!

— Мне отсемафорят, если будут новости. А следить? Оглянись вокруг, ни одна бригада «наружки» не сможет здесь встать так, чтобы остаться незамеченной. Проще уж вырядиться в мундир и таскаться вплотную, наступая Шмелеву на шнурки от ботинок. Может, не обратит внимание, примет за дурака-участкового…

— Где его гараж? Вон тот? Пошли посмотрим поближе…

Замок висел, продетый в одну петлю. Внизу валялась раздавленная коробка из-под кефира. Акулов приоткрыл дверь:

— Тачки и правда нет. Ну что, нарушим неприкосновенность частной собственности? Надругаемся, так сказать, над основными принципами…

— Давай. Только под ноги смотри. В девяносто восьмом я на таком же осмотре в подпол провалился. Полтора месяца на больничном сидел.

— Головой, наверное, ударился?

— Коленом.

— Странно. Я думал, головой. Акулов управился за три минуты. Вышел, обрывком газеты оттирая с ладоней грязь.

— Хрен его знает! Если всерьез ковыряться, то, может, чего и найдем. Там всякого мусора — выше моего роста. Только я сомневаюсь, что этот одноногий «пес войны» станет хранить криминал в открытом сарае. Если что раньше и было, то либо перепрятал, либо Артурке отдал.

— Как знать. Темнее всего бывает под фонарем. Какая-нибудь стреляющая железяка у него в запасе вполне может быть.